Узы купидона - Страница 15

Он наклоняет голову и смотрит на меня.

– Мне приятно, что ты довольна моей формой ламашту.

Я оглядываю его с ног до головы. Это не единственная форма, которой я довольна.

– Покатаешь меня как-нибудь?

Он кивает.

– Конечно, возлюбленная моя.

Возлюбленная. Ха. Каждый раз пробирает.

Наконец-то и этот Купидон получил немного любви.

– Пойдем, найдем наш домик, и ты сможешь отдохнуть.

Я так и привыкнуть могу к постоянной заботе.

– Мне нужно их увидеть, – говорю я, останавливая его прикосновением к руке.

Окот вздыхает, словно боялся, что именно это я и скажу. Он внимательно смотрит на меня и кивает.

– Я все устрою.

Окот верен своему слову. Мы занимаем домик, и вскоре он уходит, чтобы узнать, можем ли мы как-нибудь добраться до генфинов.

Тем временем я переодеваюсь из униформы служанки в тонкое платье и туфли на каблуках, которые оставила мне Дуру. Моя кожа все еще темно-розовая, совсем как у высшей фейри, и хоть об этом беспокоиться нет нужды. Но я должна привести себя в порядок, раз хочу сойти за благородную. Даже низшие дворяне не ходят с растрепанными косами и без макияжа.

Окот возвращается только к ночи. Я мечусь по домику, как раненый зверь, и, когда Окот входит, чуть ли не выпрыгиваю из собственной кожи.

– Где ты был? Я так волновалась! Я думала, тебя поймали или еще хуже.

Он склоняет голову, словно моя паника сбивает его с толку.

– Прошу прощения, возлюбленная моя. Я не хотел, чтобы ты переживала.

– Что случилось? Тебя не было несколько часов.

– Пойдем, – говорит он, протягивая мне руку.

Глядя на него с любопытством, я вкладываю в его ладонь свою маленькую ладошку, и мы выходим наружу.

Через портал на холме все еще прибывают фейри. Другие толпятся у домиков. С утра начнется отбор, хотя я понятия не имею, во сколько это произойдет и чего от него ожидать.

Окот ведет меня мимо домиков к амфитеатру. В ночи тот выглядит зловеще. Размеры внушают страх. У одного из входов стоит страж, но он лишь кивает Окоту, когда мы заходим внутрь.

Далее Окот ведет меня по извилистому коридору, и в итоге мы оказываемся за кулисами. Только вместо гримерки здесь тюремные камеры. Здесь несет службу другой страж, и его пристальный взгляд встречается со взглядом Окота.

– Десять минут. Не больше.

Окот кивает и тянет меня к камерам. Страж закрывает за нами дверь, и в помещении становится темнее, чем раньше. На стене висит одинокий фонарь, но он отбрасывает больше теней, чем дает света.

Мы двигаемся дальше, и я чувствую, как мучившая меня все эти дни боль в животе заметно уменьшается. Тело покалывает, и не только от предвкушения. Это магия якорей пытается меня ухватить. Бесплотная рука гудит.

Мы проходим мимо камер. Я замечаю, что все они немного отличаются друг от друга. В дверях некоторых есть решетки, другие же полностью закрыты камнем или деревом. Одна целиком сделана из железа. Кое-кто из пленников видит нас, но никто не произносит ни слова.

В самом конце коридора я нахожу своих генфинов. Я подбегаю к их камере, хватаюсь рукой за прутья решетки и не могу сдержать всхлипа. При этом звуке три фигуры, лежащие на твердом полу, слегка вздрагивают.

– Окот, ты можешь принести фонарь? – шепчу я.

Он поворачивается и идет за ним, а я продолжаю смотреть внутрь камеры. Окот возвращается и вешает фонарь рядом, чтобы я могла получше рассмотреть парней. От представшей перед глазами картины во мне вскипает злость, и я сжимаю челюсти.

Мои парни свернулись калачиком на твердом каменном полу. Они грязные, и я могу только представить, насколько они стеснены и изголодались. Им не дали ни одеял, ни соломенных тюфяков. В углу стоит ведро, которое, я уверена, наполнено отнюдь не водой.

– Парни? – зову я, мой голос дрожит.

При звуке моего голоса три головы поднимаются как по команде. Генфины тут же просыпаются. Эверт встает так быстро, что я даже не успеваю заметить движение. Он оказывается передо мной, на его усталом лице такое выражение, словно он боялся, что никогда больше не увидит меня.

– Черт возьми, Чесака. Я волновался.

Я не могу сдержать слез. Они сами льются по щекам.

– Я тоже, – надломленно отвечаю я. – Я так скучала по вам, парни.

Я пытаюсь запомнить его лицо, густую черную бороду и ярко-голубые глаза. Ямочек не видно, но я знаю, что они есть. Я перевожу взгляд на Силреда и Ронака, когда они подходят ближе и встают по бокам от Эверта. Генфины стоят передо мной, и я хочу лишь оказаться в камере вместе с ними.

– Не плачь, – тихо говорит Силред.

– Да, меня чертовски убивают твои слезы, – вторит ему Эверт.

Я поднимаю руки, чтобы стереть слезы, но неловко останавливаюсь. Эмили, у тебя все еще нет руки. Да неужели?

Взгляд Ронака останавливаются на моем пустом рукаве.

– Что случилось?

Его сильные руки цепляются за прутья так сильно, что костяшки белеют. От его пристального взгляда замирает сердце. Оно всегда приходит в восторг, когда Ронак включает альфу.

– Ничего, – говорю я, быстро отстраняясь.

Но недостаточно. Ронак просовывает руку между прутьями, хватает пустой рукав и неловко дергает меня на себя.

Окот внезапно подходит ко мне сзади и мягко, но крепко берет меня за другую руку. Сейчас начнется соревнование по перетягиванию каната, и канатом буду… ну, я.

– Не веди себя с ней так грубо, – рычит Окот.

Генфины наконец замечают его, и воздух трещит от напряжения.

Взгляд Эверта перебегает с меня на Окота, а затем обратно.

– Кто это, черт побери, такой, Чесака?

Хм. Как их представить друг другу… Я открываю рот, чтобы ответить, но чувствую, как Окот подходит ближе и прижимается грудью к моей спине. Чувствуя его, я не могу не расслабиться, и это заметно.

Неужели на их лицах промелькнула ревность? Я слегка вздрагиваю. Мне не должно нравиться, что они ревнуют, но… Да. Мне нравится.

– Ты в порядке? – спрашивает Окот, игнорируя направленные на него взгляды.

– В порядке.

Окот слегка ослабляет хватку на моей руке, но сначала он наклоняется и вдыхает аромат моих волос.

– Какого черта? Не нюхай ее, – зло требует Эверт.

– Все нормально. Мы нюхаем друг друга. Это наша фишка, – объясняю я.

Генфины лишь сильнее хмурятся.

– Так. Познакомьтесь. Окот, Эверт – тот, кто постоянно бранится. Силред – тот, что милый. А тот мускулистый и хмурый – Ронак. Парни, это Окот. Я его пара, – говорю я, играя бровями.

Генфины недоверчиво на меня смотрят. Эверт потирает переносицу и закрывает глаза, словно не может вынести моих слов. Я уверена, что слышу, как он считает себе под нос.

Он поднимает глаза на Силреда.

– Ее не было всего неделю. Чертову. Неделю. И у нее теперь есть пара?

– Я здесь, и ты можешь говорить со мной напрямую.

Он качает головой, все еще глядя на Силреда.

– Нет, не могу. Потому что если я посмотрю на тебя, то мне придется посмотреть и на него, а если я посмотрю на него, то мне захочется перерезать ему его чертово горло. И, судя по размерам твоей так называемой пары, это, вероятно, ничем хорошим для меня не закончится.

Я не могу удержаться и хмыкаю.

– Ты бы видел его бычью форму.

Эверт откидывает голову назад и вздыхает.

– Отлично. Чертов ламашту.

Силред протягивает руку через решетку, чтобы пожать руку Окоту.

– Я Силред. Приятно познакомиться.

Видите? Всегда самый дружелюбный из этой тройки.

Эверт надвигается на Ронака.

– Это ты виноват.

Ронак хмурится.

– Я? Каким образом?

– Ты вел себя как козел, и теперь у нее появилась пара!

Ронак сжимает челюсть.

– Пошел ты.

– Ага. Я и хотел пойти с ней, но ты навешал какой-то чуши про стаю и сыграл на моем чувстве вины, так что я ничего не сделал. Говорил я вам, идиотам, что все так и будет. Я говорил вам, что она уйдет. И предупреждал, что, если это случится, для меня со стаей будет покончено. Хочешь побегать за хвостиком какой-нибудь генфинки? Дерзай. А с меня хватит.