Узы крови - Страница 4

Напротив, схватил за низ большой пружинный матрац и вместе со всем, что было на нем сверху, поднял над головой. Развернул к двери в коридор и свернул почти в цилиндр.

Перехватив матрац по-другому, он все это бросил через стену в соседний пустующий номер. Две распорки внутри стены раскололись и высунулись наружу, и пролом в стене стал походить на хэллоуиновскую тыкву с глазами. Фальшивая спинка кровати, накрепко приделанная к стене там, куда упирался матрац, выглядела одинокой и нелепой, подвешенная в футе над опорой матраца.

Сила и проворство вампира меня не удивили. Я видела вервольфов в приступе дурного настроения и понимала, что если бы вампир действительно рассердился, то не сумел бы так владеть своим телом, чтобы матрацем пробить стену. Очевидно, как и в драках вервольфов, главному шоу предшествует множество фейерверков.

В наступившей тишине я кое-что услышала – хриплое мяуканье за закрытой дверью ванной. Тот, кто его издавал, похоже так долго и сильно кричал, что теперь был способен лишь на это; но в этих стонах было больше ужаса, чем в громком крике.

Я подумала, знает ли Стефан, что там за дверью, и не поэтому ли испугался на стоянке. Есть вещи, которых боятся даже вампиры. Я глубоко вдохнула, но смогла учуять только полную горечи тьму, и эта тьма становилась все глубже. Я чихнула, пытаясь прочистить нос. Не помогло. Оба вампира стояли неподвижно, пока шум не прекратился. Потом незнакомец отряхнул руки.

– Я недостаточно любезен, – сказал он, но старомодные речи в его устах звучали фальшиво: словно он пытался выдать себя за вампира, как вампиры в старину выдавали себя за людей. – Ты, очевидно, не знаешь, кто я такой.

Он слегка поклонился Стефану. Даже мне было ясно, что этот вампир вырос там, где поклоны – нечто из фильмов «Театр кунг-фу»,[10] а не атрибуты повседневной жизни.

– Меня зовут Асмодей, – величественно объявил он. Как ребенок, выдающий себя за короля.

– Я сказал, что о тебе никто не слыхал, – все тем же небрежным, легким тоном ответил Стефан. – Но не говорил, что я не знаю твоего имени. Ты Кори Литтлтон. Асмодей уничтожен несколько столетий назад.

– Тогда Керфель, – сказал Кори. В его манере держаться не было ничего детского.

Имена Асмодея и Керфеля мне знакомы, и едва поняв, где их слышала, я поняла также, какой запах учуяла. Когда это пришло мне в голову, я осознала, что он не может быть ничем иным. Неожиданно страх Стефана перестал удивлять и озадачивать. Демоны хоть кого испугают.

«Демон» – название обобщенное, как и «малый народ». Оно относится к существам, не способным проявить себя в нашем мире физически. Такие существа овладевают своими жертвами и кормятся ими, пока не «съедят» без остатка. Но этого вампира звали не Асмодей и не Керфель: знание имени демона дает власть над ним. Никогда раньше я не слышала о демонах, завладевших вампирами. И пытались осознать эту идею.

– Ты и не Керфель, – сказал Стефан. – Кто-то сходный с ним позволяет тебе пользоваться частью его силы, когда ты его достаточно позабавишь. – Он взглянул на дверь ванной. – Чем ты его забавлял, колдун?

Колдун.

Я считала это байками. Я хочу сказать; кому хватит глупости впустить в себя демона? А демон? Он и без того имеет доступ к извращенной душе (ведь предлагать себя демону – это и значит обладать извращенной душой, верно?), так зачем вообще ему заключать сделку? Я не верила в колдунов и уж тем более не верила в вампиров-колдунов.

Вероятно, тому, кого вырастили вервольфы, следует быть более непредубежденным, но где-то нужно остановиться.

– Ты мне не нравишься, – холодно сказал Литтлтон, и от сгустившейся вокруг него магии волосы у меня на загривке встали дыбом. – Совсем не нравишься.

Он протянул руку и коснулся лба Стефана. Я ожидала, что Стефан оттолкнет его руку, но тот никак не защитился, только упал на колени, приземлившись с глухим стуком.

– Я считал тебя более интересным, но ошибался, – сказал ему Кори Литтлтон, и теперь его интонации и тон стали совсем другими. – Ты ничуть не забавен. Придется это исправить.

Оставив Стефана на коленях, он прошел к двери ванной.

Я завыла и встала на задние лапы, чтобы лизнуть Стефана в лицо, но Стефан даже не посмотрел на меня. Взгляд его стал туманным, плавающим; он не дышал. Конечно, вампирам это не нужно, но обычно Стефан дышал.

Колдун каким-то образом его зачаровал.

Я натянула поводок, но Стефан крепче сжал его в руке. Вампиры сильны, и хоть я налегла всеми своими тридцатью двумя фунтами, он даже не шелохнулся. Будь у меня полчаса, я перегрызла бы кожаный поводок, но я не хотела, чтобы вернувшийся колдун застал меня за этим.

Тяжело дыша, я смотрела на открытую дверь ванной. Что за новое чудовище там таится? Если выберусь отсюда живой, больше никогда никому не позволю надевать на себя сворку. У вервольфов сильные втягивающиеся когти и дюймовые клыки. Сэмюэля эти глупые шлейка и поводок не остановили бы. Один укус, и он был бы свободен. А в моем распоряжении только быстрота, да и ту существенно ограничивает поводок.

Я была готова к ужасному зрелищу, готовая увидеть что-нибудь, способное уничтожить Стефана. Но то, что выволок из ванной Кори Литтлтон, вызвало у меня ужас совсем другого рода.

На женщине было платье в стиле 50-х годов, какие иногда носят служащие отелей, – цвета зеленой мяты, с накрахмаленным голубым передником. Эти цвета соответствовали расцветке занавесей и ковров в коридоре, зато веревка вокруг ее запястий, почерневшая от крови, совсем не соответствовала.

Если не считать окровавленных запястий, женщина казалась невредимой, хотя звуки, которые она издавала, заставили меня усомниться в этом. Ее грудь вздымалась от усилий закричать, но даже когда дверь распахнулась, женщина не кричала, а только негромко стонала.

Я снова дернулась в шлейке и, когда Стефан не шелохнулся, укусила его, укусила сильно, до крови. Он даже не вздрогнул.

Я не могла слушать эти ужасные звуки. Женщина хрипло дышала и пыталась вырваться; она была так сосредоточена на этом, что, думаю, даже не видела нас со Стефаном.

Я снова прикусила конец поводка. Когда это не подействовало, я зарычала и повернулась, чтобы получить возможность грызть кожу. Мой собственный ошейник снабжен предохранителем, так что я сама могу его расстегивать, но сворка Стефана застегивалась на старомодные металлические пряжки.

Колдун бросил свою жертву на пол передо мной вне пределов досягаемости, хотя я не уверена, что сумела бы что-нибудь сделать, если бы дотянулась до нее.

Женщина меня не видела: она слишком старательно пыталась не видеть Литтлтона. Но мои усилия привлекли внимание колдуна, и он присел, чтобы быть поближе ко мне.

– Интересно, что ты сделаешь, если я тебя отпущу? – спросил он. – Испугаешься? Убежишь? Нападешь на меня? Или запах крови возбуждает тебя, как вампира? – Он взглянул на Стефана. – Я вижу твои клыки, солдат. Богатый вкус крови и ужаса: он манит, не правда ли? Нас держат на привязи так же прочно, как ты своего койота. – Слово «койот» он произносил на испанский манер: в три слога, а не в два. – Требуют, чтобы мы брали всего по глотку от каждого, тогда как нам нужно гораздо больше. Кровь без смерти не насыщает по-настоящему, верно? Ты ведь достаточно стар, Стефан, чтобы помнить Прежние Времена? Когда вампиры ели, как хотели, и наслаждались ужасом и агонией своих жертв. Когда мы ели в свое удовольствие.

Стефан издал какой-то звук, и я рискнула взглянуть на него. У него изменились глаза. Не знаю, почему я прежде всего обратила внимание на это: ведь все остальное тоже изменилось. Обычно у Стефана глаза цвета намасленной древесины грецкого ореха, но теперь они сверкали, как кровавые рубины. Губы он растянул, показывая клыки, более короткие и тонкие, чем у вервольфа. На руке, которой он крепко держал поводок, на удлиненных пальцах выросли когти. Бросив на него короткий взгляд, я вынуждена была отвернуться: Стефан пугал меня почти так же, как колдун.