Узники вдохновения - Страница 85

Движимое и недвижимое имущество Василькова оставляла Наде. Своим завещанием она невольно подбросит ей большую бяку. Отказаться от богатства балеринка не сможет, и это изменит ее судьбу. В какую сторону? Сомнительно, чтобы в лучшую, — слишком велико будет искушение начать новую жизнь, которая сжует ее с потрохами.

«У нее нет ни моего таланта, ни моего характера, ни розовых таблеток, — размышляла Рина. — Фокус еще и в том, что она не сама заработала эти деньги. К счастью, наследница не настолько изощренно умна, чтобы оценить мой дар как месть, тем более что он таковым не является. Хотя удивительно, как иногда хочется напакостить. Кажется, что без причины, а стоит оглянуться — и поводов больше, чем способов расплаты. Тебе — под дых, а ты — улыбайся? После всего, что Наде без усилий свалилось в рот, в том числе искренняя любовь, она пыталась меня унизить из-за мужчины. Но, во-первых, не унизила, а во-вторых, детям надо прощать недостатки. Я по любви посылаю испытание. Не все же ей стрекозой скакать, от своей доли страданий никому не уйти. Вопрос: имею ли право? Я же не Бог. Но ведь не дьявол? Очевидно, ценность добра не универсальна. И любя, можно творить зло. Но, скорее всего, я заблуждаюсь, приписывая себе и своим поступкам такую важную роль в будущей Надиной жизни. Тридцать лет, которые нас разделили, решают все. Она выбросит мои идеалы вместе с вышедшими из моды одежками. Это я завяжу себя узлом и задохнусь, если буду жить дальше, а Надя в своем времени не пропадет».

Родственники из завещания исключались — они не бедные и не больные. Неинтересные, отнимают живое время, ничего не прибавляя к знанию мира. Их главная задача — удовлетворить любопытство и отщипнуть для себя хоть кусочек чужой популярности. Впрочем, не надо выдумывать оправданий — в живых пребывали наследники только по отцовской линии, а это значило, что родственников у Рины не осталось.

Василькова вызвала знакомого нотариуса, который составил нужный документ, а домоправительница Альбина Степановна вместе с садовником подписали его как свидетели. Отпустив старого мэтра и прислугу, писательница прошла в библиотеку, сдвинула вбок картину модной авангардной художницы и открыла потайной сейф — совсем как внутри собственного романа. Кроме таблеток, чековой книжки, документов о собственности на недвижимость и землю под коттеджем, здесь лежали рукописи неопубликованных рассказов. Рина не удержалась и перечитала их почти все, погладила зеленую папку, испытывая болезненную зависть — она не увидит их напечатанными.

Положив на металлическую полку завещание и вынув коробочку с ядом, Василькова заперла сейф, а ключи демонстративно положила на письменный стол. Обесточила городской телефон, внутреннюю связь и сигнализацию, нажала кнопки двух мобильников, которые пискнули и погасли. В доме наступила холодная тишина, день иссяк незаметно, и ничто не мешало осуществить план. Домработница не явится до среды, садовник хоть и будет пока приходить на работу, но привык существовать автономно. Вахтеры без разрешения никого не пустят — хоть из подствольного гранатомета стреляй, редактор читает новую повесть и наверняка ерепенится, потому что ждал иного.

В кухне писательница спокойно запила розовые таблетки водой, словно делала так каждый вечер, сполоснула стакан и поднялась в спальню. Легла на кровать ровно посередине, на спину, потушила бра, расслабила мышцы, чтобы разгладить морщины на лице, и улыбнулась. «Собираясь спать, — учила ее косметичка, — обязательно нужно улыбаться: если вдруг придется умереть во сне — на лицо будет приятно смотреть». Улыбка получилась легко и, похоже, выглядела счастливой — что ни говори, лучше такая жизнь, чем никакая, и приятных моментов было достаточно, просто нужно уметь их ценить и уйти вовремя.

Окно оставалось открытым. Вдали погромыхивало, как будто Всевышний сердился, но несильно, по-отечески. Небо хмурилось еще днем, несколько раз принимался неуверенно накрапывать дождик, но теперь в разрывы облаков проглядывали звезды. Можно надеяться на хороший день. А можно и не надеяться. Погода в средней полосе России неустойчива, и старые приметы сделались обманчивы. Все выяснится завтра. Еще здесь или уже там — она узнает, прошла ли ее жизнь под знаком лжи, и забудет наконец своего первого мужчину — сексуально озабоченного интерна.

Утром пошел дождь. Климов покинул электричку и промок насквозь. Он спешил и шагал прямо по лужам. Его душила нежность. Главное, пусть Рина забудет все плохое, что случилось прежде. Но способна ли она на такое? Может, это и есть в ней самое драгоценное — неумение забывать? Жизнь в ее памяти имела самые разные формы и хранилась навечно вопреки желанию. Эта мысль почему-то казалась ему важной и всю дорогу не выходила из головы.

Вот и знакомый проулок, красный кирпичный дом и единственное открытое окно наверху, в ее спальне. Дождь не унимался и даже припустил еще больше. Капли еле слышно ощупали подоконник подушечками пальцев и, убедившись, что место подходящее, словно хулиганы, забарабанили по железу, разбудив Василькову. Первое, о чем она подумала, проснувшись, что интерн — сволочь, у Климова нет зонта, а жизнь прекрасна. По крайней мере, сегодня.

Она набрала номер проходной.

— Придет мужчина, мокрый. Зовут Эдуард девятый. Пропустите, — сказала Рина охраннику в полном убеждении, что Климов направляется к ней.

Откуда убеждение взялось? А откуда берутся сюжеты, нужные слова, музыка? Откуда приходит всё?