Узнай врага (СИ) - Страница 5

А небо неумолимо мрачнело и уже сыпало мелким снежком, точно предупреждало загонщиков: не ходите – хуже будет. Глаз Огня, и без того едва видимый сквозь вечную пелену дымных демонов, совсем пропал, оставив людей один на один со Льдом. Но вождь не видел этого. Не видел он и того, что Светозар вдруг остановился и начал заворачивать лошадь, махая остальным рукой: «Нзд! Нт пт!». И Огонёк, заметив это, с испугом заорал товарищам: «Стойте! Дальше нельзя!».

Ничего этого вождь не видел и не слышал. Раскрутив петлю, он что есть силы метнул её в лохматого тёмно-серого самца. Петля зацепилась за рога, оленя дёрнуло назад, а вождя выбросило из седла. Грохнувшись лицом в снег, он сплюнул пресную жижу, выступившую на языке, и быстро поднялся на одно колено, уперев другую ногу в землю. Олень яростно бился в петле, волоча загонщика за собой.

– Светозар, Сполох, вяжите ему ноги! Где вы, Лёд вас побери?

Он хрипел и ругался, сражаясь с оленем, а зверь рвал сыромятную кожу, бил копытами землю, фыркал и мотал головой. Вскочив на ноги, вождь медленно тянул его к себе. Наконец, подоспели Головня и Сполох. Соскочив с лошадей, они подбежали к зверю, Головня схватил его за рога, а сын вождя повалил оленя на снег.

– Вяжу! – крикнул он, затягивая кожаный узел вокруг передних ног Большого-И-Старого.

Подъехал Пламяслав, весь в пару, тоже слез с лошади, начал связывать зверю задние ноги.

– Где остальные? – рявкнул вождь, вытирая пот со лба.

Он отпустил петлю, подошёл к добыче.

– Струсили, – откликнулся со злобой Сполох. – Зассали, чтоб им провалиться.

– Дристуны проклятые…

Вождь огляделся: в запале погони он и не заметил, что заехал в мёртвое место. Со всех сторон его окружали холмы с торчащими из них обломками каменных стен и ржавыми прутьями. Сверху на всё это безучастно взирало суровое тёмно-серое небо. Тут и там виднелись следы всякой живности: зайцев, песцов, евражек. Ложбина между холмами была вытоптана копытами оленей.

Вот, значит, какое оно, мёртвое место.

Вождь опустил глаза на зверя: тот лежал на взрыхлённом грязном снегу, бока его подрагивали.

Старик встал перед оленем на колени, сложил молитвенно руки:

– Прости нас, великий, что творим насилие над тобой. Но ты пожил своё и готов соединиться с Огнём. Мы же заберём твою плоть. Каждый общинник воздаст тебе хвалу за то, что ты позволил нам утолить голод. Благодарим тебя, Большой-И-Старый, за твою милость к нам.

Головня прошептал:

– Ты от Льда, я от Огня… Прочь, прочь, прочь… Уйдите, демоны злые…

Вождь погладил пышные усы, сказал с нарочитой бодростью:

– Пусть Отец Огневик отмаливает этого зверя, мы своё дело сделали. А эти бздуны, заячьи души… – он задохнулся от ярости, не находя слов. – Пусть пеняют на себя. – Повернувшись к сыну, добавил: – Слетай-ка за нартами, Сполох.

– В один миг, отец.

Вождь посмотрел на Пламяслава.

– Где там твоё средство от скверны, старик? Самое время.

Пламяслав вздохнул, подняв лицо к небу, прикрыл глаза и зашептал что-то. На бескровных губах стали набухать и лопаться, как весенний снег, маленькие пузырьки слюны. Пальцы его задрожали, и весь он стал как будто бесплотным, превратившись в тень. Затем поднялся, закряхтев, сделал шаг от поверженного зверя и покачнулся, словно наткнулся на порыв ветра. Совладав с накатившей слабостью, расправил плечи и двинулся прочь от загонщиков. Родичи удивлённо молчали. Каждый хотел крикнуть: «Ты куда? Ошалел? Здесь же смерть», но крик этот, барахтаясь в груди, глох где-то в горле, не прорываясь наружу, ибо все вдруг поняли: старик отдавал себя Льду. Он спасал товарищей от скверны, жертвуя собой.

Полные трепета, загонщики смотрели, как Пламяслав уходит всё дальше и дальше, торя себе тропу в снегу. Казалось, вместе с ним уходит живая память общины, связь с усопшими предками, отгоревшее прошлое. Он, этот лысый обрюзгший следопыт, учил детвору отличать добро от зла. Он вещал родичам о минувшем и настоящем. Он говорил о многообразии мира. От него, неутомимого разведчика, общинники узнали о далёких краях, где Огонь сияет с неба, а земли свободны от снега, где бродят говорящие медведи и живут люди с оленьими головами, где растут деревья в два пятка обхватов, задевающие кронами облака.

В детстве Головня часто убегал к Пламяславу, чтобы не слышать постоянных ссор родителей. Он спрашивал у него: почему Отец Огневик не позволяет людям расходиться, если они не хотят жить друг с другом?

Тот важно отвечал:

– Потому что так велит Огонь – тело к телу, рука к руке. Слепившихся единожды разлучит лишь смерть.

Головня спрашивал:

– Отчего зима сменяет лето, а лето – зиму?

Старик объяснял:

– Летом Огонь подступает близко, и тёмные духи прячутся под землёй, унося холод. А зимой Огонь, устав греть, возвращается на верхнее небо, и демоны вылазят на поверхность, воя от восторга, – так приходит стужа.

А ещё старик говорил о прошлом. О том безмерно далёком и потерянном прошлом, которое не застали ни деды, ни прадеды. Он говорил: «Жизнь тогда была легка и привольна. Всего было вдоволь: еды и тепла. Огонь свободно сиял с небес и был так ярок, что нельзя было глядеть на него, не сощурившись. Люди тогда не кочевали с места на место, а жили огромными скопищами, потому что мягкая жирная земля питала их. Большая вода была далеко на полуночи, а не подступала к нам с севера и запада, как сейчас. Повсюду росли леса, полные зверья и птиц, а лето тогда длилось столько же, сколько и зима, ибо Огонь и Лёд находились в равновесии. День тогда был светел, как самое сильное пламя, а ночь темна, как глубокая яма. Дивное, чудесное время! Время древних людей».

Мнилось, что Пламяслав вечен: рождённый в начале времён, он покинет этот мир лишь с концом света. Но он уходил сейчас, и словно что-то ломалось в порядке вещей, что-то неуловимо рушилось без остатка. Он брёл сквозь сугробы, не оглядываясь, а загонщики смотрели ему вслед, боясь вздохнуть. Так и смотрели, пока он не пропал в колкой дымке изморози.

– Пурга и хвори, и все несчастья земные да обрушатся на ваши головы! Как смели вы, ничтожные, польститься на Ледовый посул? Как не отсохли ваши руки и не отнялись ваши ноги? Как отважились вы явиться сюда, в средоточие Огненной благодати, после того, как прикоснулись к мерзости? Еретики и вонючие падальщики, вам не место среди людей! Вам место среди таких же, как вы, – отверженных и презренных. Уже сейчас вижу скверну, разъедающую вас, чувствую гниль, пронзающую ваши члены. Как ни рядились вы в личины правоверных, вам не обмануть Огонь и Его слуг. Думаете, не вижу ваши червивые душонки? Срам и поругание вам и вашим детям! Помните: врага мы познаём не по словесам, кои всегда лживы, не по поступкам, кои лицемерны, но по блеску глаз и скрежету зубовному, по страху и злобе, поражающему души. Не тот огнепоклонник, кто стоит в стороне от соблазна, но тот, кто давит искус везде, где заметит его. А вы, поддавшиеся прельщению, – губители рода человеческого, худшие из людей! Чрез вас терпим мы муку и страдание, чрез вас сидим без еды. Вы, отступники, – корень всех бед, а главный корень – ты, вождь…

Так приветствовал их Отец Огневик, когда они привезли добычу в становище. Отец разорялся, порицая загонщиков за слабость духа и податливость Льду, а те стояли, потупив очи, и только Светозар с Огоньком злорадно ухмылялись, радуясь такой встрече. Это они донесли Отцу, что Большой-И-Старый был взят в мёртвом месте.

Зверь лежал связанный в санях: головой – к спинке, задом – к вознице, рога примотаны сушёными жилами к перекладинам. Под пегим шариком хвоста приторочен мешочек из евражьего меха – весь в замёрзших испражнениях. Собаки повизгивали, виляя хвостами – радовались возвращению загонщиков. Лошади, гружёные тюками, тревожно поводили ушами и косились на хозяев, будто спрашивали: за что ж так взъелся на вас Отец?

– Помни, помни, вождь, – продолжал Отец Огневик, – худо тебе придётся, если не отмоешься от скверны. Подонком и мерзостью станешь ты пред Господом.