Уже мертва - Страница 7

Мы вышли в покойницком отделении.

Тело лежало в том же положении. Я надела перчатки и убрала с трупа бумагу. Клодель остановился у двери — я могла видеть его лишь боковым зрением. Он вошел сюда, по-видимому, только чтобы отметиться, чтобы говорить потом: «Я там был». Взгляд детектива блуждал по поверхности столов из нержавеющей стали, по стеклянным стенам, разделявшим кабинет на отдельные сектора, по пластмассовым контейнерам, по весам… На труп он упорно не смотрел. Я не раз видывала подобные сцены.

Разглядывать фотографии, конечно, не страшно. Смотришь на них и сознаешь, что изображенные ужасы и кровь где-то там, далеко. Посещать места преступлений неприятно, но это недолгое испытание. Расследование похоже на складывание пазла: анализируй себе, размышляй. Совсем другое дело — заниматься обследованием тела убитого.

Клодель придал своему лицу нейтральное выражение, надеясь, что выглядит спокойным.

Я вынула таз жертвы из воды, осторожно развела половины лобковой кости в стороны и при помощи специального инструмента принялась аккуратно удалять с места соединения правой из них студенистое покрытие. Освобождавшуюся поверхность испещряли глубокие борозды и выпуклости, лишь по краям она частично представляла собой сплошную кость. То же самое я проделала и с левой половиной. Та выглядела идентично.

Клодель так и стоял у двери. Я поднесла кость к лампе, выдвинула экстензор и надавила на рычажок включения. Кость озарилась флюоресцентным светом. Я взглянула на нее через круглое увеличительное стекло и увидела множество деталей, незаметных невооруженному глазу, и среди них то, что ожидала обнаружить с обеих сторон на верхних изгибах.

— Мсье Клодель, — проговорила я, не поднимая головы, — взгляните.

Детектив приблизился. Я отошла в сторону и указала ему на неправильность верхней линии таза: подвздошный гребень на момент смерти заканчивал формирование.

Я вернулась к телу с намерением взглянуть на ключицу, хотя уже наверняка знала, что именно увижу. Достав из воды грудинный конец кости, принялась счищать с него размокшие ткани. Когда суставная поверхность полностью открылась, я жестом подозвала Клоделя и без слов указала детективу на нее. Из ее центра выдавался небольшой костяной диск правильной формы.

— И?.. — спросил Клодель.

Славно держится, только вот лоб покрылся каплями пота.

— Она молодая. Скорее всего, двадцать с небольшим.

Я могла бы объяснить Клоделю, как по костям определить возраст, но сомневалась, что он станет внимательно слушать, и потому молча ждала ответа. К перчаткам на моих кистях прилипли частички хрящей, и я стояла, подняв руки ладонями вверх, подобно уличной попрошайке. Клодель держался от меня подальше, словно я инфекционная больная, и был сосредоточен на собственных мыслях. Наверное, вспоминал данные из своих записей — я догадывалась об этом по выражению его глаз.

— Ганьон, — заявил он утвердительно.

Я кивнула. Мы нашли тело двадцатитрехлетней Изабеллы Ганьон.

— Попрошу коронера проверить стоматологические данные этой женщины, — сказал Клодель.

Я опять кивнула. Создавалось впечатление, будто ему приходится вытягивать из меня эти кивки.

— Причина смерти? — спросил он.

— Пока не ясна, — ответила я. — После просмотра рентгеновских снимков появится больше информации. Или я замечу что-нибудь на костях, когда их очистят.

Он ушел. Даже не сказав «до свидания». Вообще-то, я на это и не рассчитывала. Уход Клоделя улучшил настроение нам обоим.

Я стянула с рук перчатки, бросила их в ящик для отходов, заглянула к Даниелю, сказала ему, что на сегодня работу в этом кабинете закончила, и попросила сделать снимки всего тела и черепа, виды А-Р и виды сбоку. Поднявшись наверх, заглянула в гистологическую лабораторию, сообщила главному специалисту, что останки готовы к кипячению, и попросила отнестись к этому делу с особой ответственностью, напомнив, что тело было найдено расчлененным. Вообще-то, Дени в предупреждении не нуждался. Он всегда прекрасно знает, что от него требуется. А я не сомневалась, что через два дня получу скелет чистым и невредимым.

Оставшееся время в этот день я работала со склеенным черепом. Несмотря на то что его пришлось воссоздать из отдельных фрагментов, я нашла достаточно фактов, подтверждающих принадлежность черепа конкретному человеку. Человеку, которому уже никогда в жизни не перевозить цистерны с пропаном.

Когда я вернулась домой, мной вновь овладело предчувствие чего-то неприятного, то же, что и вчера в овраге. Целый день я старательно гнала его от себя, сначала концентрируя все внимание на установлении личности жертвы, потом — на работе с черепом водителя. Во время ланча в парке я с увлечением наблюдала за голубями, клевавшими корм. Серый явно считался у них лидером. Тот, что с коричневыми пятнышками, тоже пользовался уважением. А черноногого никто ни во что не ставил.

Теперь можно расслабиться. Поразмыслить обо всем. Попереживать.

Тревогу я ощутила в тот момент, когда завела в гараж машину и выключила радио. Музыка стихла, а волнение разгорелось.

«Нет, — скомандовала я себе, — этим займешься позднее. После ужина».

Гудок сигнализации, раздавшийся, как только я вошла в квартиру, подействовал успокаивающе. Я оставила портфель в прихожей, опять вышла из дому и направилась в ливанский ресторан, расположенный буквально за углом, намереваясь прикупить к ужину куриный шашлык шиш-таук и шаверму. Вот почему мне нравится жить в центре — в пределах одного кондоминиума можно попробовать лакомства из разных уголков света. Мой вес от этих вкусностей, конечно, не убавляется.

Ожидая свой заказ, я изучала меню. Кибби. Табуле.

«Да здравствует современный мир, мир коммуникаций!» — думала я, читая названия ливанских блюд на французском.

На полке слева от кассового аппарата красовались бутылки с красным вином. В тысячный раз взглянув на них, я вновь почувствовала жажду. Представились характерный вкус, запах, ощущение вина на языке. Я вспомнила, как, попадая в желудок, винное тепло начинает распространяться по телу, как, прокладывая себе дорогу во всех направлениях, оно дарит тебе иллюзию невиданного самообладания. Энергии. Непобедимости.

«Конечно, сегодня я могу доставить себе подобное удовольствие, — подумала я. — Конечно могу. Но кого я обману, получив ложную пуленепробиваемость? И что будет потом? Завтра, например, когда я опять захочу винных иллюзий? Удовольствие будет коротким, а цена непомерной».

Вот уже шесть лет, как я не брала в рот спиртного.

Получив заказ, я расплатилась, вернулась домой и вместе с Берди приступила к ужину, усевшись перед телевизором. Транслировали бейсбольный матч.

Берди наелся и заснул у меня на коленях, свернувшись клубком и тихо мурлыча. «Монреаль экспос» проиграл «Кабзу». Об убийстве в последовавшем выпуске новостей не сказали ни слова.

И правильно сделали.

Я приняла долгую горячую ванну и в десять тридцать легла в кровать. В темноте и одиночестве подавлять навязчивые мысли уже не представлялось возможным. Подобно разъяренному пчелиному рою, они впивались в мое сознание, требуя должного внимания.

Вдруг я вспомнила о другом убийстве. О другой молодой женщине, доставленной в морг по частям. Я думала о ней, а душу переполняли чувства, которые я испытывала тогда. Шанталь Тротье. Возраст: шестнадцать лет. Избитая, задушенная, обезглавленная, расчлененная. Менее года назад ее нашли голой и тоже упакованной в полиэтиленовые пакеты для мусора.

Так хотелось завершить этот день, но мозг отказывался выключаться. Я долго лежала, глядя в потолок. В голове навязчиво звучала единственная фраза. Эта же фраза преследовала меня весь уик-энд.

Серийный убийца.

В сон неожиданно вторгся голос Гэбби. Я только что куда-то прилетела. У меня был огромный чемодан, и я не могла спуститься с ним по самолетному трапу. Других пассажиров это раздражало, но никто не вызвался помочь. На одном из передних сидений в салоне первого класса я видела Кэти — она подалась вперед и наблюдала за мной. На ней было то платье, которое мы вместе покупали к окончанию средней школы. Из шелка цвета зеленого мха. Позднее Кэти сказала, что платье ей не очень нравится и что лучше бы мы выбрали какое-нибудь другое. Например, то, в цветочек.