Ужасы - Страница 99

Затем, лежа там и прислушиваясь, я услышал детский плач. Вальтер окликнул Элизу, приказав ей успокоить ребенка. Ее ответа я не услышал. Точнее, услышал, но не разобрал. Ее голос, который был нежным и сладостным, когда я разговаривал с ней, теперь звучал как-то странно. Чуть приоткрыв глаза, я увидел, что она подошла к окну и смотрит, прижимая ладони к стеклу.

Вальтер снова велел ей заняться ребенком. И снова она в ответ издала какой-то горловой звук. На этот раз она обернулась к нему, и я увидел, что это уже совсем не та женщина, с какой я говорил. Она вся пылала, как человек, сжираемый лихорадкой, который в столь поздний час, кажется, вот-вот вспыхнет настоящим огнем.

Одну руку она опустила между ногами и принялась гладить себя там весьма волнующим образом. Если вы когда-нибудь бывали в лечебнице для душевнобольных, то, возможно, наблюдали у кого-то из них похожее поведение.

"Потерпи, — сказал ей Вальтер, — все уже улажено. А пока что ступай, позаботься о ребенке".

На этот раз она уступила его просьбе и вышла в соседнюю комнату. Пока я не услышал плач ребенка, я и не подозревал, что у них имеется наследник, и мне показалось странным, что Элиза ни словом не обмолвилась о нем. Лежа среди тарелок и притворяясь спящим, я пытался понять, что же мне делать дальше. Может быть, сделать вид, что я проснулся, и объявить хозяину, что я больше не нуждаюсь в его гостеприимстве? Я решил, что это будет нехорошо. Лучше останусь там, где есть. Пока они думают, что я сплю, они не станут обращать на меня внимания. Во всяком случае я надеялся на это.

Плач ребенка теперь затих. Присутствие Элизы успокоило его.

"Накорми его как следует, прежде чем уложить, — услышал я голос Вальтера. — Я не хочу, чтобы он проснулся и снова начал кричать, пока тебя не будет".

Из этих слов я понял, что она кормит ребенка грудью, этим-то и объяснялась чудесная полнота ее бюста. Ее груди были полны молока. И должен признать, что даже после того, какой я видел ее у окна, я ощутил приступ зависти к младенцу, сосущему сейчас из этих прекрасных сосудов.

Затем я снова мысленно обратился к происходящему, пытаясь понять, что же здесь творится. Кто был тот человек, который приходил недавно? Может быть, любовник Элизы? Если так, то с чего бы Вальтеру ему платить? Возможно ли, чтобы старик нанял этого типа для удовлетворения желания своей жены, на что сам он уже не способен? Были ли корчи Элизы у окна всего лишь предвкушением плотских утех?

Наконец она вернулась из другой комнаты, очень осторожно прикрыв за собой дверь. Супруги заговорили о чем-то шепотом, я не разобрал о чем, зато у меня в голове зародились новые вопросы. А что, если они замышляют меня убить? Должен признаться, в тот миг собственная шея показалась мне очень уязвимой.

Но волновался я напрасно. Они пошептались еще минуту, после чего Элиза ушла. Вальтер же остался сидеть у очага. Я слышал, как он наливает себе вино и шумно глотает, затем наливает снова. Совершенно очевидно, он пытался утопить свое горе, старался держаться. Он продолжал пить, разговаривая с самим собой. Через некоторое время его бормотание перешло в слезы. Вскоре он зарыдал.

Я больше не мог этого выносить. Я оторвал голову от стола и повернулся к нему.

"Герр Вольфрам, — спросил я, — что происходит?"

Лицо его было залито слезами, слезы скатывались в бороду.

"О друг мой, — произнес он, покачав головой, — я не могу объяснить. Эта ночь полна невыразимой скорби".

"Хотите ли вы, чтобы я оставил вас наедине с вашим горем?" — спросил я.

"Нет, нет, — возразил он. — Нет, я не хочу, чтобы вы сейчас выходили".

Я, разумеется, хотел знать почему. Может быть, он боится, что я увижу что-то?

Я уже поднялся из-за стола и теперь приблизился к нему.

"Тот человек, который приходил…"

Рот Вальтера скривился от упоминания о нем.

"Кто он такой?" — спросил я.

"Его зовут доктор Скал. Насколько я понимаю, он англичанин".

Я ждал дальнейших объяснений. Но когда их не последовало, я добавил: "И он друг вашей жены".

"Нет, — сказал Вальтер. — Это не то, о чем вы подумали. — Он налил себе еще бренди и выпил. — Вы предполагаете, что они любовники. Но это не так. Элиза не испытывает ни малейшего интереса к доктору Скалу, уж поверьте мне. Точно так же как и к тем, кто бывает у нас в доме".

Я воспринял последнее замечание на свой счет и начал было объясняться, но Вальтер жестом отмел прочь все мои объяснения.

"Не стоит оправдываться, — сказал он. — Меня нисколько не оскорбляют те взгляды, какие вы бросали на мою супругу. Да и с чего? Она очень красивая женщина, и я бы удивился, если бы такой молодой человек, как вы, не попытался бы ее соблазнить. Хотя бы мысленно. Но вот что я должен вам сказать, друг мой, вы никогда не смогли бы ее удовлетворить. — Он оставил это замечание некоторое время висеть в воздухе. Затем продолжил: — Точно так же как, само собой, и я. Когда я женился на ней, я уже был слишком стар, чтобы стать ей настоящим мужем".

"Но у вас же ребенок", — напомнил я ему.

"Мальчик не мой", — ответил Вальтер.

"И вы воспитываете ребенка, хотя он не от вас?"

"Да".

"Где же его отец?"

"Боюсь, он уже мертв".

"О!"

Все это показалось мне по-настоящему трагичным. Элиза беременна, отец ребенка умирает, Вальтер протягивает ей руку помощи, спасает от бесчестья. Вот такая история сложилась у меня в голове. Единственное, что никак не укладывалось в гладкую схему, — это доктор Скал, чья завернутая в плащ фигура так расстроила меня.

"Я понимаю, что это не мое дело…" — вновь заговорил я.

"И пусть оно таким и останется", — отозвался он.

"Но у меня есть еще вопрос".

"Задавайте".

"Доктором каких наук является этот самый Скал?"

"Ах это! — Вальтер поставил стакан и посмотрел в очаг. Дрова туда уже некоторое время не подкладывали, и теперь там осталась только горка мерцающих углей. — Досточтимый доктор Скал — некромант. Он имеет дело с наукой, в которой я ничего не понимаю".

Он придвинулся поближе к очагу, как будто от разговора о таинственном докторе промерз до костей. Я и сам ощущал что-то подобное. Я очень мало знал о деятельности некромантов, но понимал, что они имеют дело с покойниками.

Я подумал о том кладбище и вспомнил первые слова Вальтера, с какими он обратился ко мне: "Сегодня было бы неразумно оставаться здесь на ночлег".

И внезапно я понял. Я вскочил на ноги, затуманенная алкоголем голова гудела.

"Я знаю, что происходит, — объявил я. — Вы заплатили Скалу, чтобы Элиза могла поговорить с покойником! С отцом вашего ребенка! — Вальтер продолжал смотреть в очаг. Я подошел к нему. — Это так, верно? И теперь Скал собирается разыграть какой-нибудь гнусный трюк, чтобы заставить бедную Элизу поверить, будто бы она общается с духом усопшего".

"Только это не трюк. — В первый раз с начала нашего мрачного разговора Вальтер поднял на меня взгляд. — То, что делает Скал, он делает по-настоящему, как бы мне ни хотелось в этом признаваться. Вот почему вы должны остаться здесь, пока все не закончится. Вам совершенно не нужно…"

Он прервал фразу, оставив ее незаконченной, потому что мы услышали голос Элизы. Это было не слово, а всхлип, потом еще один и еще, я, конечно же, тотчас понял, откуда они доносятся. Элиза на кладбище вместе со Скалом. В ночной тишине ее голос разносился далеко.

"Только послушайте", — сказал я.

"Не стоит", — качнул головой Вальтер.

Я не обратил внимания на его слова и пошел к двери, подгоняемый каким-то болезненным наваждением. Я не поверил ни на миг тому, что сказал Вальтер о некроманте. Хотя во многое из того, чему нас учил Хаузер, было трудно верить этой ночью, я все-таки еще верил в то, что он утверждал о жизни и смерти. Душа, как он нас учил, без сомнения, бессмертна. Но как только она освобождается от оков плоти и крови, тело оказывается не чем иным, как куском гниющего мяса. Мужчина или женщина, одушевлявшие его, уходят, чтобы быть с теми, кто уже расстался с этой жизнью. И не существует способа, настаивал он, призвать дух обратно. А следовательно — хотя Хаузер никогда не заходил в своих умозаключениях так далеко, — невозможно верить заявлениям тех людей, которые утверждают, будто умеют общаться с мертвецами.