Ужасы - Страница 82

Кэрролл кинул ключи от машины в карман пальто и вышел, пошел к крыльцу, где его дожидался толстяк. По дороге он миновал ярко освещенный гараж. Двойные двери были плотно закрыты, но изнутри слышался визг цепной пилы. Кэрролл поднял взгляд на дом и увидел черный силуэт человека, наблюдающего за ним из окна второго этажа.

Эдди Кэрролл сказал, что ищет Питера Килру. Толстяк кивнул на дверь тем же пригласительным жестом, каким предлагал Кэрроллу следовать за ним по колее. После чего развернулся и пропустил его в дом.

В передней было темно, стены густо покрывали косо висящие картины в рамках. Узкая лестница поднималась на второй этаж. В воздухе стоял запах, сырой, какой-то странно мужской запах… вроде пота, но похожий еще и на тесто для блинов. Кэрролл тотчас же понял, что это, и тотчас же решил сделать вид, что ничего не заметил.

— Куча дерьма, а не прихожая, — произнес толстяк. — Давайте я возьму ваше пальто. А то потом будете искать сто лет. — Голос у него был бодрый и пронзительный.

Когда Кэрролл передавал ему пальто, толстяк развернулся и заорал наверх:

— Пит! К тебе пришли!

Из-за внезапного перехода от обычного голоса к яростному ору Кэрролл вздрогнул.

У них над головой заскрипели половицы, и на верхней площадке лестницы появился худой человек в вельветовом пиджаке и квадратных очках в черной пластиковой оправе.

— Чем могу быть полезен? — спросил он.

— Меня зовут Эдвард Кэрролл. Я редактировал несколько выпусков "Бест нью хоррор". — Он посмотрел на лицо худого человека, ожидая хоть какой-нибудь реакции, но Килру оставался бесстрастен. — Я прочитал один ваш рассказ, "Мальчик с пуговицами", в "Дайджесте Севера", и он мне очень понравился. Мне бы хотелось включить его в сборник этого года. — Он помолчал, затем прибавил: — А с вами не так-то просто связаться.

— Поднимайтесь, — сказал Килру и ушел с площадки назад.

Кэрролл пошел вверх по лестнице. Жирный братец внизу двинулся через прихожую, с пальто Кэрролла в одной руке и семейной корреспонденцией Килру в другой. Затем резко затормозил, поднял голову к лестнице и замахал коричневым конвертом:

— Эй, Пит! Мамино пособие пришло! — Его голос дрожал от радости.

К тому времени, когда Кэрролл поднялся на второй этаж, Питер Килру уже прошел коридор и достиг открытой двери в дальнем конце. Сам коридор казался каким-то странно загнутым. Пол проседал под ногами так сильно, что один раз Кэрроллу даже пришлось схватиться за стенку, чтобы удержаться на ногах. Отдельных половиц не хватало. Люстра в хрустальных висюльках парила над лестничным пролетом, покрытая хлопьями пыли и паутиной. В неком далеком, отдающем эхом отсеке сознания Кэрролла неведомый горбун заиграл на металлофоне вступительные такты музыки к "Семейке Адаме".

У Килру была маленькая спальня, расположенная под самой крышей. У одной стены стоял ободранный карточный стол, на нем гудела пишущая машинка "Селектра" с заправленным в нее листом бумаги.

— Так вы работаете? — спросил Кэрролл.

— Не могу остановиться, — сказал Килру.

— Прекрасно!

Килру присел на кровать. Кэрролл шагнул в комнату, передвигаться по которой, не нагнув головы, не представлялось возможным. У Питера Килру были странно бесцветные глаза, веки покрасневшие, как будто воспаленные, и он смотрел на Кэрролла, не моргая.

Кэрролл рассказал ему о сборнике. Сказал, что может заплатить две сотни долларов плюс проценты с продаж. Килру кивал, — кажется, он совершенно не удивлялся и не интересовался деталями. Говорил он с придыханиями, как девица. Он сказал "спасибо".

— Что вы думаете о моем финале? — спросил Килру без всякого перехода.

— "Мальчика с пуговицами"? Мне он понравился. Если бы не понравился, я не захотел бы его переиздать.

— В университете Катадин его возненавидели. Все эти соучредительницы в плиссированных юбках и с богатыми папочками. Им много чего не понравилось в моем рассказе, но особенно не понравился финал.

Кэрролл кивнул:

— Потому что они не догадались, к чему все идет. Наверняка кое-кого этот финал как следует встряхнул. Шокирующая развязка не пользуется популярностью в массовой литературе.

— Сначала я написал, что великан связывает ее и, перед тем как провалиться в беспамятство, она чувствует, как второй своими пуговицами затыкает ей влагалище, — признался Килру. — Но я сдрейфил и все вычеркнул. Вот уж не думал, что Нунан вообще это напечатает.

— В литературе ужасов очень часто то, что вы оставляете, в итоге и наделяет произведение силой, — сказал Кэрролл, но только чтобы сказать что-нибудь. Он чувствовал, как на лбу проступает холодный пот. — Пойду принесу из машины бланки договора.

Он сам не знал, почему так сказал. У него не было в машине никаких бланков, однако его вдруг охватило непреодолимое желание глотнуть свежего холодного воздуха.

Он выскочил обратно в коридор. Оказалось, он с трудом удерживается от того, чтобы не перейти на бег.

Спустившись с лестницы, Кэрролл потоптался в прихожей, соображая, куда толстяк унес его пальто. Потом пошел по коридору. Чем дальше он шел, тем темнее становилось в коридоре.

Под лестницей была небольшая дверь, но, когда он подергал медную ручку, дверь не открылась. И он пошел по коридору, выискивая гардеробную. Откуда-то рядом с ним доносились шипение сала, запах лука, и еще он услышал стук ножа. Он толкнул дверь справа, за ней оказалась столовая с головами животных, развешенными по стенам. Вытянутый луч тусклого света пересекал стол. Скатерть на столе была красного цвета и со свастикой в центре.

Кэрролл прикрыл дверь. Другая дверь, чуть впереди и слева, была открыта, за ней виднелась кухня. Толстяк стоял перед столом, с голой, покрытой татуировками грудью, и нарезал огромным ножом что-то похожее на печень. В сосках у него были металлические кольца. Кэрролл хотел уже окликнуть его, но тут толстяк обошел стол и направился к газовой плите, помешать что-то на сковородке. На нем был только фартук, и на удивление поджарые ягодицы упруго подрагивали при каждом шаге. Кэрролл задвинулся поглубже в темноту коридора и миг спустя отправился дальше, осторожно ступая.

Этот коридор загибался еще сильнее, чем на втором этаже, совершенно неправдоподобным образом, как будто дом пережил землетрясение и его передняя часть больше не состыковывалась с задней. Кэрролл не знал, почему он не повернул назад, ведь не было смысла все дальше углубляться в недра этого странного дома. Однако ноги продолжали нести его вперед.

Кэрролл открыл дверь слева по коридору, почти в самом конце. Он отшатнулся от вони и яростного жужжания мух. Неприятное человеческое тепло выплеснулось за дверь и захлестнуло его. Это была самая темная комната, отдельная спальня, и он уже собирался закрыть дверь, когда услышал, как что-то зашевелилось на кровати под простынями. Он прикрыл рот и нос рукой и заставил себя сделать шаг вперед и подождать, пока глаза привыкнут к темноте.

На кровати лежала худая старуха, простыня сползла ей на талию. Она была голая, и, как показалось Кэрроллу, он застал ее в тот момент, когда она потягивалась после сна, потому что ее костлявые руки были вскинуты над головой.

— Прошу прощения, — пробормотал Кэрролл, отворачиваясь. — Извините.

Он опять начал закрывать за собой дверь, но затем остановился и пригляделся. Старуха снова зашевелилась под простынями. Руки по-прежнему вскинуты над головой. Но дело было в запахе, это вонь немытого тела заставила его задержаться и посмотреть внимательнее.

Когда глаза привыкли к темноте, Кэрролл увидел, что ее руки удерживают в таком положении тонкие проволоки, обмотанные вокруг запястий. Глаза ее походили на узкие щелки, дыхание сиплое. Ниже сморщенных маленьких мешочков грудей Кэрролл мог сосчитать все ее ребра. Мухи гудели. Старуха высунула изо рта язык и провела по пересохшим губам, но ничего не сказала.

После чего он снова пошел по коридору, быстро переставляя негнущиеся ноги. Когда он проходил мимо кухни, ему показалось, что толстяк поднял голову и заметил его, но Кэрролл не стал замедлять шага. Краем глаза он увидел Питера Килру, стоящего на верхней площадке лестницы, глядящего на него, вопросительно склонив голову.