Ужасы - Страница 103

И Дорин, его высокая, стройная, высокомерная, но довольно приятная жена, добавила:

— Вы ведь часто бывали у нас, Джилли. Наверняка вы заметили работы Джона. Все они вырезаны из плавника, выброшенного на берег.

Теперь все смотрели на Джилли…

Их было всего четверо — пятеро, если считать дочь Джилли Вайт, Энни, устроившуюся с книгой на коленях в ложбинке песчаной дюны. Она расположилась в двадцати пяти футах от взрослых и не слышала разговора. Пучки бурьяна над ее головой напоминали кустистые брови погребенного в песке гиганта. Они топорщились над девочкой, свернувшейся в уродливой глазнице дюны. Вот где пребывали мысли Джилли: с пятнадцатилетней дочкой в складке песка и с шаркающим, сутулым морским тряпичником по ту сторону дюн, у самой воды, над пеной прибоя и темным от влаги песком.

Все они тепло укутались от морского ветра, дувшего не столько пронзительно, сколько постоянно и устойчиво. Если пробыть на ветру достаточно долго, он заморозит уши и начнет пробираться под одежду. Так было и сейчас: сентябрь еще не подошел к концу, но бриз создавал ощущение поздней осени.

— Резьба Джона? — переспросила Джилли, по-прежнему словно издалека, хоть и сидела совсем рядом с остальными на открытой к морю веранде доктора (бывшего доктора) Джеймса Джемисона. И вдруг словно включилась: — А, те работы!

Из плавника! Да, конечно же, я их заметила — и восхищалась ими, честное слово. Право, какая я глупая! Извините, Джон, но, когда вы сказали "куски", мне представились какие-то обломки. Что-то, разбитое на куски, понимаете?

"Она и сама выглядит довольно хрупкой, — думал Джемисон, — Еще не разбита, но определенно надтреснута… как будто сломается от малейшего прикосновения". И, отвлекая внимание от Джилли, он спросил:

— Моряцкие поделки, говорите? Как интересно. Я бы с удовольствием как-нибудь посмотрел.

— В любое время, — отозвался Тремэйн. — Но, извините, что я вас поправляю, Джейс, это не моряцкие поделки.

— О? — удивленно взглянул на него старик. — Вот как?

Директор открыл рот, приготовившись к объяснению, но его жена вмешалась, не дав ему вымолвить и слова:

— Моряцкими поделками называют обычно ремесленные изделия старых моряков, доктор. — Она немного стеснялась обращаться к людям просто по имени. — Ну, это тоже своего рода искусство. — И, прищелкнув языком — видимо, бриз раздражал ее, — она пригладила несколько взъерошенных, неряшливых прядей, прежде чем продолжить пояснение. — Так называли странные поделки, вырезанные из раковин или моржовой кости и тому подобного.

— Ах, — воскликнул Джемисон, — ну конечно! — И, покосившись на Джилли, которая, немного побледнев, сидела съежившись и дрожала, он тепло улыбнулся ей. — Вот видите, Джилли, милая, не вы одна сегодня путаетесь. Весь этот плавник, и моряцкие поделки, и ветер, насквозь продувающий мозги: тут каждый может сбиться и перепутать факты. Не пройти ли нам в дом, а? Рюмочка коньяку пойдет всем на пользу, и я испытаю на вас свое новое открытие: ломоть отличного пирога с дичиной из деревенской булочной. Хоть буду спокоен, что я вас накормил, напоил и обогрел, прежде чем отпустить домой.

Но когда гости направились в дом, отставной доктор торопливо поднял бинокль, чтобы еще раз осмотреть полоску берега. В таком далеком от проторенных путей местечке не ожидаешь увидеть на пляже много народу — тем более в это время года. Тряпичник, впрочем, еще не скрылся из виду: ссутулившись и повесив голову, он медленно волочил ноги по песку. И, как видно, Энни, углубленная в книги и сдержанная, если не сказать — замкнутая дочь Джилли, наконец-то заметила его. Больше того, она встала и направилась за ним по пляжу.

Джемисон вздрогнул, когда Джилли тронула его за рукав. И тихо (даже доверительно, подумалось доктору) сказала:

— Все в порядке. Тут не о чем беспокоиться. Молодой Джеф с Энни просто дружат. Они вместе учились в школе… ну, какое-то время. В начальной школе, понимаете?

— О боже! — Джемисон моргнул чуточку склеротичными стариковскими глазами. — Надеюсь, вы не подумали, будто я за ними подсматриваю, то есть за вашей дочерью. А что касается этого… вы сказали — Джеф?

— Все в порядке, — повторила она и потянула его в дом. — Все в полном порядке. Вы, может быть, сталкивались с ним в деревне, и он, возможно, возбудил в вас профессиональный интерес. Вполне естественно. Но он совершенно безобиден, уверяю вас…

Джилли, которая ела медленно, может быть, чтобы уклониться от участия в разговоре, еще не покончила с угощением, когда Тремэйны собрались уходить.

— Все равно, — сказала она, — мне придется дождаться Энни. Она не задержится… знает, что нельзя оставаться на улице, когда темнеет.

— Вас не смущает, что она гуляет с деревенским придурком? — Слова Джона прозвучали очень уж резко: кажется, он прикусил губу, отвернувшись, чтобы Дорин помогла ему надеть пальто.

— Не обращайте на моего мужа внимания. — Дорин изобразила на лице нечто, не слишком напоминавшее улыбку. — Его послушать, так все дети — придурки. Кажется, это профессиональная учительская черта.

— Лично я скорее назвала бы мальчика несчастным, — отозвалась Джилли. — Но конечно, в такой маленькой деревушке он заметен, как мозоль на пальце. Я рада, что у него есть друг… Энни.

И Джон немного смягчился:

— Вы, конечно, правы. И может быть, я ошибся в выборе профессии. Ну и Дорин во многом права. Когда целыми днями работаешь с ребятами, особенно со строптивыми подростками, тем более в наши дни, когда нельзя и бровью повести на маленького паршивца, не то что надрать ему задницу…

Дорин, уже в дверях, вздернула подбородок:

— Кажется, я ничего подобного не говорила. Ничего столь грубого, во всяком случае!

— О, ты же понимаешь, о чем я, — брюзгливо проворчал Джон, выйдя вслед за женой и столкнувшись с ней, когда та остановилась на верхней ступеньке.

Затем дружно, но довольно рассеянно они обернулись к Джемисону, чтобы поблагодарить его за гостеприимство.

— Не за что, — ответил хозяин. — И я вскорости к вам загляну полюбоваться на ту резьбу.

— Прошу вас, — откликнулся Джон.

А Дорин добавила:

— Мы ждем вас в любой вечер или на выходных. Мы так рады, что вы здесь поселились, доктор.

— О, бога ради, зовите меня Джеймс! — Джемисон помахал им на прощание, закрыл дверь, повернулся к Джилли и вздернул густую седую бровь.

Джилли пожала плечами:

— Может, они немножко надутые, но ведь мы соседи. А здесь бывает одиноко.

Они подошли к широкому окну в боковой стене и стали смотреть, как Тремэйны отъезжают по дороге к своему дому, стоявшему всего в миле отсюда. Джилли жила на полмили дальше, а еще в пяти-шести сотнях ярдов стояла крошечная деревушка — всего несколько рыбацких домиков, скрытых возвышенным скалистым мысом, называвшимся Южной Косой. На дальней стороне деревни такой же мыс — Северная Коса — замыкал бухту, в которой прятались причалы.

Джемисон еще с минуту наблюдал за скрывающейся вдали машиной Тремэйнов, потом перевел на Джилли взгляд, в котором сквозило восхищение. Она заметила, склонила голову к плечу и спросила:

— А? Что-нибудь?..

Старик, смутившись, что его поймали, принялся неловко оправдываться:

— Милая моя, уж не сердитесь, но, скажу вам, вы очень привлекательная женщина. Конечно, я здесь еще недавно, чужак, но, по-моему, в деревне не слишком много сносных холостяков…

Теперь Джилли нахмурилась. Ее губы шевельнулись: для вопроса, или упрека, или гневной отповеди, — но он предупредил ее ответ:

— Простите, простите! — Он вскинул вверх руки. — Понимаю, не мое дело. И я все забываю, что ваш муж… что он…

— Да, он умер меньше полутора лет назад, — сказала Джилли.

Старик вздохнул.

— Я никогда не умел вести себя у постели больного и с возрастом не исправился, — сказал он. — Я удалился сюда ради одиночества — отдохнуть от всего, что было, — и обнаружил, что отделаться от старых привычек не удалось! Для своих пациентов я был целителем, отцом исповедником, другом и защитником. Не думал, что так трудно будет перестать им быть.