Ужасный век. Том I (СИ) - Страница 1

Горри осторожно, стараясь не потревожить рану, присел у костра. Боль в последние дни ослабла, но воина это совсем не радовало. Рана очень дурная. Облегчение — просто признак приближения смерти.

На сегодня сил идти уже не было: ни у Горри, ни у Навчин. Девушка пыталась скрывать усталость, однако Горри прекрасно видел, насколько ей тяжело.

Костёр едва горел и почти не мог согреть. Повсюду, куда ни глянь — только тундра. До сокрытого холодной дымкой горизонта, и глазу зацепиться вообще не за что. Пожухлая от холода трава, мох на камнях да редкие карликовые деревца-кустики. Костёр сложить почти не из чего, а ведь было холодно.

Но недостаточно холодно.

Смерть от мороза — лёгкая. Люди просто засыпают и больше не просыпаются. Но сейчас мороза, способного убить быстро, не было. Только мерзкий холодок, высасывающий последние силы — однако неспособный отправить милосердие.

— Болит?

— Не очень.

Навчин обняла его. Не за тем, ради чего это привычно делать: хотела согреть, наверное. Вряд ли согреться самой — руки и ноги Горри всё больше холодели. Не осталось в нём ни тепла, ни жизни.

— Всё будет хорошо, милый.

Горри промолчал. Ясно, почему их давно бросили преследовать: решили — тундра сама убьёт беглецов. И вряд ли враги ошибались. На многие, многие дни пути — только трава, кустики, мох да холод. Ни одной птицы в сером небе, даже ручьи перестали попадаться. Почти никакой жизни и ещё меньше надежды.

Если по-честному, со своей жизнью Горри давно попрощался. Он мог бы просто лечь и умереть: почему нет? Долгие годы ходил по краю, мог погибнуть давным-давно. Задержался на свете. Но продолжать борьбу заставляло желание спасти Навчин: иначе всё это не стоило и начинать.

Девчонка слаба, прежде всего духом. В одиночку она не выберется.

— Горы ещё далеко?

Дурацкий вопрос: их даже на горизонте не видно. Путь очень неблизкий, а сколько дней осталось Горри? Один, два… может быть, три. Он может прожить и дольше, однако уже не сумеет идти.

— Недалеко. Скоро доберёмся.

Горри задремал. Во сне воин видел ровно то, что уже много дней подряд: недавнее прошлое.

Двое старых товарищей и девушка, которую он полюбил с первого взгляда. Всё очень просто: не оставляй в живых ворожеи, так заведено издавна. Но перед Горри вдруг встал выбор, который он сделал неожиданно легко. Короткая схватка, много крови. Два трупа и копьё, вошедшее под ребро. А дальше выбора уже не было.

Чувства вины тоже. Нет-нет: Горри ни о чём не жалел. Он только боялся, что всё было без толку.

Ах, кабы Навчин и правда оказалась колдуньей! Увы. Никакого колдовства — помимо того, коим любая нормальная баба владеет. Горри знавал много женщин, и убивать из-за них доводилось не раз. Но Навчин была особенной.

Однако никакой не колдуньей, как ни жаль.

Горри проснулся: то ли потому, что в боку опять закололо, то ли от голоса Навчин. Девушка стояла на коленях перед почти затухшим костром: молилась. Не о себе.

— Поспи. Я того не стою.

Навчин не обратила на эти слова внимания. Может, даже не расслышала: потрескавшиеся губы Горри едва шевелились. Он не был уверен, что сумеет ещё раз подняться на ноги. Ног почти не чувствовал.

— Перестань.

Она обернулась. На прекрасных голубых глазах стояли слёзы.

— Это всё, что я могу сделать.

Кажется, и до Навчин окончательно дошло: ничего хорошего парочку беглецов не ждёт. Однако и никакого пути назад нет — остаётся или ползти дальше, или хотя бы принять неизбежное. Оно того стоило?

Пожалуй, да.

Навчин обвила руками его шею. Умирать в объятьях любимой женщины — редкая удача, если уж честно. Горри повидал великое множество куда худших смертей. Он почти смирился, что именно так, здесь и сейчас всё должно окончиться — но тут случилось неожиданное.

— Ты рано сдался. Слабак.

Навчин подскочила, услышав мужской голос за спиной — и Горри тоже подскочил бы, кабы мог. Путник посреди мёртвой тундры — уже невероятно, но пусть. Однако на земле, ровной словно стол, они бы заметили чужака час-другой назад. Тот словно из ниоткуда взялся.

Незнакомец подошёл к костру.

Он был очень высок, широк в плечах — аж здоровее Горри, однако лет на тридцать старше. Носил косматую бородищу и либо был абсолютно лысым, либо побрил голову не позже, чем этим утром. Дорожная накидка — дорогая: такую ткань бывшие товарищи Горри считали хорошей добычей.

— Я не слабак.

— Убить сотню людей — ещё не значит быть сильным.

Бородач пошевелил жалкий хворост в костре палкой, которая служила ему походным посохом. Как ни странно, Горри сразу ощутил тепло.

— Откуда вы тут?.. — Навчин не решилась спросить «кто вы такой».

По лицу Горри дал бы незнакомцу шесть десятков зим, но по глазам… тут уж все девяносто, если не больше.

— Как это: «откуда»? Ты молилась, вот я и пришёл.

— Ты не похож на тех, кому она поклоняется.

— Всякую человечью молитву кто-то слышит. Всякую. Но обычно не тот, кому молятся.

Путник уселся, скрестив ноги.

— Вопросов поумнее нет? Например, не «откуда», а «зачем» я пришёл?

Навчин совсем перепугалась: мелко дрожала, изо всех скудных сил прижавшись к Горри. Выходит, говорить оставалось ему, хоть язык едва ворочался.

— Зачем?..

— Рад, что ты спросил. Я почувствовал: тут идёт речь о жизни, имеющей определённое значение. Не великое, но и не малое. Решил, что мне стоит вмешаться. Но если кто-то из вас против, ещё не поздно дать событиям естественный ход.

— Моя жизнь не имеет никакого значения. Но…

— Разве я что-то сказал именно о твоей жизни?

Горри даже не успел попросить о спасении Навчин. И не был уверен, что странный бородач имеет в виду её. Незнакомец вытащил из-под полы флягу: глотнул пару раз, не предложив ни воину, ни девушке. Затем утёр бороду и ткнул в Горри крючковатым пальцем.

— Ты проведёшь её до перевала, а потом через горы и дальше: пока не встретишь людей, коим потребен опытный воин и безразлично его прошлое. Встанешь под знамёна тех людей и будешь верен им.

Теперь палец указал на Навчин.

— Ты сделаешься его женой и не оставишь до конца. Несмотря на все тяготы и лишения будущей жизни. Вы оба не станете говорить об этой встрече. Не станете даже вспоминать. Возражений нет? Торг неуместен: я могу просто уйти. Не обольщайтесь, будто мы сейчас вершим судьбу мира. Мир легко обойдётся без вас обоих, но… благодаря вам он может стать чуточку лучше. Если сделаете всё точно так, как я говорю. Хорошая сделка?

Горри кивнул. Как ещё он мог поступить? Но Навчин промедлила.

— Чего молчишь, дура? Отвечай!

— Я согласна!

Незнакомец звонко хлопнул ладонями. В тот же миг Горри почувствовал себя хорошо. Настолько хорошо, как и до злополучной схватки бывало нечасто. Нужно было убедиться… Воин задрал подол рубахи, сдвинул повязку — и не обнаружил никакой раны. Только запёкшаяся кровь на совершенно целой коже.

Навчин расплакалась.

— Не реви, идиотка. — сказал бородач, устраиваясь возле костра поудобнее. — Ужасный век… на что только нынче не пойдёшь, а человеки и спасибо не скажут. Я должен кое в чём убедиться, так что давай-ка: люби его.

— Что?..

— Что?!

Бородач закатил глаза.

— Ужасный век. Никудышные человеки. Хорошо, выражусь проще: извольте потрахаться. Здесь. Сейчас. Или надо объяснить, как это делается? Убивать-то вы оба умеете. Ну?..

Джамалутдин-паша всегда твёрдо верил: войну воспевают лишь те, кто знает о ней понаслышке.

На счастье — слава Иаму, творцу всего сущего, и благой воле его — долгие годы Мураддинский халифат почти не воевал. Молитвами праведных стране были дарованы времена, лишённые потрясений. С тех пор, как Джамалутдин-паша сделался визирем, он считал это и своей заслугой.