Ужас победы - Страница 21
(так, наверное, проще было рисовать), справа – МБЧ, в рясе и монашеской шапочке, как в лучшей из своих ролей, олицетворяя собой связь краевого лидера и с искусством, особенно с важнейшим из всех искусств, и в то же время – с религией, о чем несомненно свидетельствовал монашеский наряд Маленького Большого Человека, и также, несомненно, и с пьянством, что тоже немаловажно: взгляд его слегка был затуманен, но лучист. Прелестная троица! По животам нас обвевает лента с надписью: “Старый конь бороды не испортит!” Понятно кто.
Затем я обратил свой взгляд к земле, точнее – к нашей трибуне…
Это, что ли, наш юный барабанщик с ангельским голосом? Я был потрясен! Во-первых, если он ангел, то почему в темных очках?
Во-вторых, на вид ему лет тридцать, да еще подозреваю, что он моложаво выглядит. Так что во чреве том, которое я защищал от сил реакции, он никак не мог быть – разве что находился там уже двадцатилетним. А главное… не мог я Это защищать!
– Ну! – уставясь на меня черными окулярами, шепнул он.
В смысле: рожай!.. ктой-то тут обещал мелкий дождичек?.. не я!
Однако я честно поднял очи горбе. На небе ни облачка! Жара и пыль! Все правильно. Ни малейшего дуновения – как и следовало ожидать! Я виновато глянул на Петю… провалился его, как теперь принято выражаться, “проект”! Ну ничего, у него еще все впереди.
Главное – огромная база данных! Откровенный уже свист на трибунах!
– Футбол давай!
– Уезжайте… быстро! – брезгливо глянув на нас с Петей, прошептал юннат, то есть, тьфу, бойскаут.
Ездунов, как опытный политик, тут же мгновенно откололся от нас.
Как говорят сейчас – дистанцировался.
– А теперь, – заговорил он, простонародно улыбаясь, как бы вместе со всем народом презирая только что опозорившуюся публично “торжественную часть”, пытавшуюся “впарить” простым людям непонятную заумь, – мы переходим к более приятной части… нашего мероприятия.
“Ну сука!” – подумал я.
– Футбол! – рявкнул Ездунов. – Долина против Гор!
Восторг на трибунах! Вот оно как с народом-то надо: сперва кислое, а потом сладкое! Пьян, да умен!
– И открыть сегодняшний матч имеет честь… – проорал Ездунов.
Что значит – “имеет честь”? Жоз рядом со мной азартно переступал с ноги на ногу, играл крепкими ягодицами в атласных трусах.
– …известный в прошлом футболист…
– Ну сука! – Жоз озвучил мою мысль.
– …Жора Золотов, известный в народе как Жаирзиньо, или Жоз!
Жоз вскинул вверх сомкнутые руки. Вот это овации – особенно на фоне меня!
– Уезжайте же скорей! – Распоясавшийся юннат уже откровенно спихивал нас с Петей с трибуны.
А я еще его, такого, во чреве защищал!
– Уезжайте же, пока…
Это верно – пока не закидали.
– Так на чем же? – пробормотал я.
– А вы не видите… Вот же!
Действительно – вот же оно! Прямо под трибуной юная полуобнаженная красотка держала под уздцы великолепную Букву.
Белую грациозную кобылку, нервно вздрагивающую тонкой кожей на крупе, с огромными темными глазами, почему-то испуганно косящими. Она-то чего боится? Что чует? Да у нее, видно, тоже проблемы! И почему белая Буква? Белую Букву не видно на листе!
Ладно: дареному коню…
– Ну… поехали! – Я взял за локоть Петра.
– Так не влезем! – засомневался он.
– Влезем!
Я спрыгнул прямо в седло, он примостился сзади на крупе. Буква испуганно покосилась: мол, начинаются ужасы?
– Н-но!
Под свист трибун мы протрюхали к воротам. Позор!
Надсадно екая селезенкой, Буква везла нас по каменистой тропке в гору, к “Горному гнезду”. Собираю манатки – и все!
Несколько раз я вырывал из ослабевших рук имиджмейкера портянку-полотенце и зашвыривал подальше в колючий кустарник.
Петр с воплем: “Да ты что? Это же реликвия!” – отчаянно кидался туда, вылезал все более разодранный и кровоточащий, но с неизменной портянкой в руках. Кстати, в ней с каждым разом добавлялось терний, ядовитых, возможно, колючек… К чему бы это?
Я сказал: завязал! Для чего все, собственно? Что у нас за паства? Футбол ей подавай!
Метров пятьдесят крутого подъема я терзал себе этим душу: что за жизнь у нас?! Пророки – кому нужны? Этим людям? Но тут вдруг пришла удачная мысль: сам-то хорош! Взяточник! Кобылу у детишек увел! Эта спасительная мысль о собственном низком моральном уровне как-то вдруг успокоила меня, сняла напряжение и даже сделала меня счастливым. Сам-то хорош! Гармония абсолютная!
“Неявление Не-Христа не-народу!” Я радостно захохотал.
Петр мрачно глянул на меня и пробормотал:
– А вдруг измена?
Я буквально похолодел в седле:
– …Чья?
– Разберемся.
Я испуганно оглянулся. Да, с таким имиджмейкером надо держать ухо востро!
– Ясно! – вдруг рявкнул Петр, спрыгнул с лошади и с треском стал падать с обрыва сквозь колючие кусты. К счастью, вместе с полотенцем. Буква пошла веселей.
– Ясно! – гулко донеслось со дна пропасти.
Я подъехал к ограде. Впервые обратил внимание на табличку с адресом: Гефсиманский тупик, дом 2.
Апостол в пятнистой форме открыл ворота. Мое появление на Букве встретил равнодушно, зевнул даже – видимо, спал.
– Извините, – сказал я.
Он солидно кивнул: хорошо, мол, что хоть вину осознаете!
Зацокали по асфальту. Нигде ни души. Видимо, все спали? Сиеста.
“Послеполуденный отдых фавна”.
У террасы я спрыгнул с Буквы, расседлал ее, вытер вспотевший круп рубашкой за неимением лучшего, снял уздечку и уздечкой стреножил ей ноги – а то ускачет.
– Пасись! – Я подтолкнул ее в сторону газона. Благо его давно не брили. Говорят – безвременье.
Пошел к себе, завалился. Глубокий, освежающий сон!
…Движение началось с вечерней прохладой, слетевшей с гор.
Движение, причем бурное.
Протопал внизу, пробегая, ножками в крохотных, словно детских, кроссовках быстрый МБЧ. Увидев меня в окне, почему-то победно вздел руки:
– Молодец!
Кто – молодец? Не в курсе провала нашего?
Он показал на бегу пальчиком на Букву.
– А…
Буква, надо отметить, все время шарахалась и глядела на окружающее почему-то все с большим ужасом. Видимо, все еще впереди.
Только я выкатил из-под кровати обои, чтобы поклеить на них буквочки, как дверь вдруг с грохотом распахнулась, ввалился
Ездунов, абсолютно пьяный, да еще с бутылкой в руке.
– Ты мужик! Ты меня понял!
Со вторым тезисом можно поспорить, да и с первым тоже. Но зачем?
– Давай выпьем?
– А почему нет?
– …У меня папаха есть, – через четверть часа лопотал он, – ягненок, поседевший от ужаса в чреве матери!
Ужас, видимо, он организовал.
– Все у меня есть!
Я глядел на него.
Что? Идем к провалу? А для чего же мы тут уродуемся, ночей не спим? С грозной песней Ездунов убыл.
Потом вдруг явилась Соня – вся на босу ногу, на голое тело.
– Надоело все! – плюхнулась на мою лежанку.
Поглядел на нее… нет, видно – не все! Не все надоело ей, судя по поведению!
– Сколько можно тут париться?! И зачем, главное?! – спросила она.
Я, что ли, тут главный энтузиаст?
– Да нет… Все вроде нормально, – бодро сказал я.
– Идиот ты! – проговорила она ласково. – За это я тебя и люблю.
…Мария Магдалина? Я глядел на нее с ужасом, как Буква глядела на меня.
– Ты даже самого главного не заметил!
– Чаво?
– …Ты не почувствовал даже, что вторую ночь проводишь в моей койке!
– Как?
– А так! – Она расстегнула верхнюю пуговку.
– А где же ты ночевала? – пролепетал я, отводя глазки.
Да, нога-то богата!
– Везде! – ответила она, швыряя халатик в кресло.
Буква под окном ревниво заржала.
– Погоди! Я поглядеть должен! – к окну метнулся.
– Стоять!
– Ладно.
– Теперь мы будем спать с тобой в одной кровати.
– Не понимаю, – пробормотал я. -…По очереди, что ли?
Снова ржанье!
– Нет! – Глаза Сони разгорелись. – Лучше не так! Швыряем матрас на пол!