Уж замуж невтерпеж - Страница 8

Маша обижалась, убирала, но попыток не оставляла.

– Ты чего здесь сидишь?

Его голос вывел ее из состояния сомнамбулической задумчивости.

– Тебя жду.

– Давно?

Он остановился перед ней: длинный, холодный, одетый небрежно, как всегда, с неизменным рюкзаком за плечами и со снятыми наушниками плеера. Она заплакала, сжавшись в комок.

– Ну вот! – Ворон сел рядом и обнял ее за плечи.

– Я – дура?

– Конечно.

– Почему «Конечно»? – обиделась Маша.

– Опять к словам придираешься?

– Зачем я сюда хожу?

– Хватит, хватит… Пойдем наверх, что мы на лестнице разборки устроили.

Она поднялась вслед за ним, чтобы в очередной раз пройти пытку счастьем. Она знала, что снова будет жарить картошку, ругаться с ним, а потом греть ладони на его шее, смотреть, как он подолгу крутится перед зеркалом, собираясь куда-то…

– Возьми меня замуж! – вдруг попросила она.

– Для чего?

– Я хочу стирать твои носки, кормить тебя ужинами и рожать от тебя детей.

– Странные желания…

Когда человек занят только собой, он не видит никого и ничего вокруг.

Через год у них родилась дочь. Дети вообще очень странные существа, и пути их прихода в мир не всегда понятны и однозначны. Так случилось, малышка пришла и заслонила собой все другое, что было до нее.

К вопросу о свадьбах: Виктор и Маша буднично расписались в ближайшем ЗАГСе. Машина бабушка поселила молодых у себя.

Скинувшись, мы подарили им стиральную машинку.

После завершения сватовства отец невесты или, если отца не было, старший брат, одним словом, кто-то и старших мужчин в семье наведывался в дом жениха, чтоб проинспектировать хозяйство и оценить условия, в которых придется жить молодой жене.

Осматривали все: и избу, и надворные постройки – сараи, амбар, хлев, имеющуюся в наличии скотину и птицу, а также домашнюю утварь, посуду и прочее. Если осмотр удовлетворял родных невесты, то и гости, и хозяева обмывали это дело, если же нет, за стол не садились.

Хозяева не забывали расспросить о приданом невесты, о домотканых подарках от невесты родственникам жениха, постели, скатертях, полотенцах, белье, гардеробе невесты. Обычай обязывал невесту подарить каждому родственнику вышитое полотенце, а жениху – рубаху и кальсоны, свекрови – три рубахи, отрез материи и платок на голову.

Егора я встретил случайно, ехали в одном вагоне метро. Разговорились, оказалось, он не виделся с Настей с самого лета. И все расспрашивал меня, как мы живем, часто ли встречаемся. Я как-то бездумно предложил ему «заходи…». Он ухватился за это приглашение, тщательно записал адрес, телефон. Егор стал у нас частым гостем.

В один прекрасный день к нам заскочила Настя, увидев Егора, вдруг подобрела, умилилась и, уходя, прихватила его с собой.

До самой весны они у нас не появлялись.

Если сравнивать общественное, материальное и социальное положение семей Егора и Насти, то, как сказали бы в XIX веке, – это были семьи равного положения, или одного уровня. Москвичи, из бывших советских служащих. Вполне благополучные, можно сказать, средний класс. Обычный набор: квартира трешка, машина, дача, престижная работа (как у отца Насти) или свой маленький бизнес (как у матери Егора).

Настины родители – люди весьма отстраненные, они старались устроить свою жизнь так, чтобы как можно меньше испытывать дискомфорта. Настина мама никогда не работала, а вела такую созерцательную жизнь. У отца была очень приличная должность в банке. У них был еще один ребенок – младший брат Насти, которого она нежно любила, а еще – многочисленные родственники во всех концах Москвы.

В семье Егора все держалось на матери – женщине, несомненно, властной, сильной и с чувством юмора. При нашей жизни, если не умеешь посмеяться над ситуацией, очень скоро сойдешь с ума. Мама Егора ко всему относилась с легкой долей насмешки: и к оторванности от реальности высоколобого мужа, погруженного в некую абстрактную науку, и к выходкам сына, с трудом получившего школьный аттестат и совершенно равнодушного к получению «верхнего» образования. Была еще и младшая дочь, требовавшая неусыпного родительского внимания, ибо входила в пресловутый подростковый возраст со всеми вытекающими… А еще бизнес – у мамы имелась небольшая фирма, торгующая семенами, кормившая всю семью, и тоже многочисленная родня, вполне, впрочем, благополучная.

Впервые увидев Настю, мама Егора лишь слегка приподняла брови и усмехнулась. Настя ответила ей тем же. Но изначальная напряженность не помешала мирному развитию их отношений. Казалось, обе сразу все поняли друг о друге и не испытали никаких иллюзий. А значит, не было и разочарований.

Насчет сообразных по русской традиции вышитых рубах с кальсонами и полотенец с платками и сарафанами – не думаю, что Настя могла осилить такой титанический труд. Хотя, конечно, было бы забавно увидеть Егора в вышитых кальсонах, а его маму в русском сарафане.

Воистину так – нет иллюзий, нет и разочарований.

А вот как на самом деле проходили смотрины невесты перед свадьбой. Вплоть до XVI века жених видел невесту только в день венчания. На смотрины отправлялась женщина, облеченная доверием семьи жениха, либо мать жениха.

Классические смотрины выглядели примерно так: разряженную девушку выводили к смотрительнице. Та внимательно оглядывала невесту, задавала вопросы, просила пройтись, чтоб понять, не хромая ли девица, не горбатая ли… Следить нужно внимательно. А то разные случаи бывали. Сметливые родители могли запросто подсунуть на смотринах младшую сестру или смазливую служанку вместо засидевшейся в девках толстой и прыщавой старшей дочки. Глаз да глаз! А то обведут вокруг пальца чадолюбивые родители, смотрительница поверит, залюбуется умненькой да пригожей девицей, вернувшись к жениховой родне распишет красоту и кроткий нрав невесты, там уши развесят, и ударят по рукам. Стало быть, свадьба состоится. И уж потом, после венчания, раскроется обман, когда жених с лица невесты покрывало откинет, увидит свою суженую и зальется горькими слезами.

Если семья жениха богатая, знатная, то мать могла потребовать, чтоб ей показали девушку в бане. И осматривала ее сама, со всем тщанием. И следила, чтоб не подменили.

Одна из бабок моей жены рассказывала, как выдавали замуж то ли ее тетку, то ли еще какую-то родственницу. «Уж такая она была страшная! До венчания ей личико-то фатой прикрыли, а после – кокошник надвинули на самые глаза! Так и сидела за столом в надвинутом кокошнике, чтоб гости и муж до времени не рассмотрели…»

Конечно, за обман и подмену существовало наказание. Родители жениха могли жаловаться властям, и те, в случае если вина была доказана, присуживали обманщикам битье кнутом, а брак признавался недействительным. Но чаще всего молодые оставались мужем и женой, а муж утешал себя тем, что периодически избивал нелюбимую жену, принуждал ее принять постриг, а то и убить мог. Конечно, убийство каралось законом, но ведь обижен же человек…

Со временем женихи сначала робко, а потом все громче и увереннее принялись протестовать против «покупки кота в мешке». Да и родители, помня о своих свадьбах и жалея чад, стали давать им все большую волю. На смотрины невесты приезжали всей семьей, не исключая и жениха. Молодые могли увидеть друг друга и даже поучаствовать в принятии окончательного решения.

Невеста, если ей активно не нравился жених, уходила в чулан и сбрасывала праздничный наряд. Так что, если родителям так уж сильно припекло выдать ее замуж именно за этого человека, то приходилось делать это в приказном порядке. «А я сказал, свадьбе быть!» – и бах кулаком по столу.

Жених тоже мог взбрыкнуть. Мамаша невесты подносила ему медовый напиток, если он выпивал все, значит, невеста ему приглянулась, если делал глоток и возвращал ковш, значит, невеста не произвела на него должного впечатления. И опять-таки последнее слово было за отцом жениха.