Уж эти мне мужчины - Страница 40

Дверь, распахнувшаяся от мощного удара капитана, с глухим стуком врезалась в лоб связанного Кадавра.

– Черт! Это еще что! – выругался Полуподвальный, с недоумением глядя на трех спеленутых простынями бандитов с кляпами во рту.

– А журналиста здесь нет, – заметил сержант Нечитайло.

– Ничего. Сейчас мы выясним, где он, – успокоил его капитан.

Когда сержант ослабил повязку на голове Жорика, тот с отвращением выплюнул кляп.

– У вас есть программа по защите свидетелей? – жалобно спросил он.

– Чего? – удивился Нечитайло. Он принципиально не смотрел телевизор.

– Будет тебе программа, – ласковым голосом заверил его Михаил.

– Если вы не поможете, мне конец, – простонал Жорик. – Я вам все расскажу.

– Проклятый идиот, – скривившись, как от зубной боли, прошипел Рябой.

– Ты умеешь пользоваться пистолетом? – спросил Костолом у Хосе Мануэля.

Они полулежали на земле в кустах у высокой кирпичной ограды особняка Генсека.

– Я принципиальный противник насилия, – гордо сказал журналист.

– Ты принципиальный кретин, – проскрежетал зубами Гарик. – Если бы не ты, с Машей ничего бы не случилось.

– Это еще неизвестно, – возразил Чема. – Она в любом случае собиралась пойти к Генсеку, чтобы достать у него доказательства невиновности Альберто.

Если бы взгляды могли убивать, Чема давно уже был бы трупом.

– Интересно, какого черта Маше потребовалось рисковать своей жизнью ради этого бабника маркиза, с которым она и знакома-то всего пару дней, – бросая на журналиста испепеляющий взгляд, прорычал Гарик. – Ради меня она даже яичницу не хотела поджарить. Она что, настолько влюблена в него?

– Нет, ты что! – замахал руками Хосе Мануэль. – Это невозможно!

– Почему невозможно? – с подозрением спросил Костолом.

Журналист слишком поздно понял свою ошибку. Он чуть было не нарушил клятву, данную Альберто.

– Ну, так, просто я точно знаю, что маркиз ей не нравится, – неубедительно промямлил Чема.

– Не смеши мои ботинки! – вмешалась Мириам. – Маркизы нравятся всем.

– Хоть ты-то не лезь в мужские разговоры, – взмолился Чема. – И без тебя полно неприятностей.

– Ты меня не убедил, – сказал Костолом. – Хочешь, я тебе палец на руке сломаю?

– Нет, зачем! – испугался Хосе Мануэль. – Я же тогда стрелять не смогу.

– Ты же вроде говорил, что ты противник насилия, – заметил Гарик.

– Я передумал, – быстро сказал журналист, радуясь перемене темы разговора. – Я даже в испанской армии служил.

– А вот я отлично стреляю, – похвасталась Мириам. – Меня Лоренцо Сарасола научил. Я даже по тарелочкам попадала.

– Ох, не нравятся мне бабы с оружием, – проворчал Костолом. – Не женское это дело.

– Заткнись и дай мне пистолет, – возмущенно потребовала модель. – Тебе-то он вообще не нужен. У тебя и так между ног оружие тотального уничтожения. Что тебе стоит – вломись еще разок без штанов на виллу Генсека, и вся охрана от ужаса замертво попадает. Это мы уже проходили.

Чема хихикнул.

Костолом издал сдавленное рычание.

– Если ты еще раз напомнишь мне об этом, я тебя отлуплю.

– Чем? – с живым интересом поинтересовалась модель.

Журналист на всякий случай отвернулся.

Гарик с трудом взял себя в руки.

– Ладно, возьми пистолет, – сдался он, протягивая ей оружие Жорика. – Но стрелять будешь только по моей команде.

– Я подумаю над этим! – усмехнулась Мириам.

Вася испытывал блаженство. Над ним низко склонилась полная белая луна, горы и кратеры которой, расплываясь и вновь фокусируясь, иногда обретали очертания человеческого лица, ласково улыбающегося Васе.

Луна говорила человеческим голосом. Она задавала Джокеру все новые и новые вопросы. Между ними возникла невидимая, но нерушимая связь. Вася чувствовал, что у него не должно быть никаких тайн от этого волшебного существа, подарившего ему свое доверие и любовь. Вася говорил и говорил. Слова текли из него широкой полноводной рекой, вымывая самые сокровенные признания из потаенных уголков его души.

– Я люблю ее! Вы даже не представляете, как я люблю ее! – восторженно сообщил Джокер.

– А как же маркиз? – спросил Генсек. – Разве маркиз не влюблен в Машу? Ты не ревнуешь к нему?

Одним из излюбленных принципов Родина был принцип «разделяй и властвуй». Он искал возможности вбить клин между попавшей к нему в лапы троицей, чтобы впоследствии, возможно, сыграть на возникшей между теперешними союзниками розни.

– Влюблен? Конечно, нет! – усмехнулся Вася. – Альберто не может быть влюблен в нее.

– Почему? – удивился Леонид Борисович. – Маша очень привлекательная женщина.

– Потому что брат не может влюбиться в сестру, – пояснил Джокер.

– Брат? Ты хочешь сказать, что маркиз де Арнелья – брат Маши Аксючиц?

– Ну да! – подтвердил Вася.

– Очень интересно. Ну-ка, расскажи мне обо всем поподробнее, – попросил Генсек.

Маша с тоской посмотрела на узкое зарешеченное окошко полуподвального помещения, в котором ее и Альберто заперли по приказу Родина. Еще полчаса назад она убедилась, что выбраться отсюда невозможно, и теперь предавалась черной меланхолии.

– Дернул же нас черт связаться с этим пентоталом! – воскликнула она. – Как говорится, не рой другому яму.

– Да, неприятно получилось, – согласился маркиз. – Если Джокер не дай Бог проболтается, что мы брат и сестра, дело примет совсем плохой оборот.

– А какая разница! – безнадежно махнула рукой Арлин. – Все равно живыми нам отсюда не выбраться.

– Ну не скажи, – возразил Альберто. – Мы не нужны Генсеку. Его интересуют только деньги, а я могу заплатить ему очень много за наше освобождение. Но если он узнает, что ты моя сестра, он будет постоянно шантажировать меня, угрожая тебе.

– Ты наивный, – сказала девушка. – Возможно, втемную Родин стал бы еще тебя шантажировать, но такие люди, как он, не оставляют в живых свидетелей. Он деньги-то возьмет, а нас все равно прикончит.

– Ну, это мы еще посмотрим! – с наигранной бодростью воскликнул маркиз.

Дверь со скрипом отворилась, и в сопровождении двух вооруженных телохранителей на пороге появился Генсек.

– Привет, братишки и сестренки! – весело воскликнул он.

– Вас срочно просит к телефону Снусмумрик, – прервал веселое застолье Кузьма Блоходавов, передавая трубку Папе Сочинскому. – Похоже, у него плохие новости.

– Черт! – выслушав сообщение Снусмумрика, выругался вор в законе. – Черт, черт, черт!

– Неприятности? – осторожно поинтересовался Серый Кардинал.

– Хуже некуда, – мрачно сказал Папа Сочинский. – Генсек захватил Джокера, маркиза и Машу и послал людей за журналистом.

– Постойте, постойте, – забеспокоился Иван Копилкин. – О какой Маше вы говорите? Уж не о моей ли дочери? И если это так, то кто ее захватил?

– Потом объясню, – сказал Папа Сочинский. – Срочно свяжи меня с капитаном милиции Михаилом Полуподвальным, – попросил он Кузьму.

Михаилу Полуподвальному казалось, что все происходящее нереально. История Жорика о разыскиваемой милицией переодетой мужчиной девушке, неизвестно зачем напросившейся в гости к мафиози-гомосексуалисту, и о подозреваемом в убийстве маркизе, переодевшемся женщиной и также направившемся в дом Генсека, была самой невероятной историей, услышанной им за всю долгую службу сначала в советской, а потом и в российской милиции. Хотя разум и подсказывал Михаилу, что слишком безрассудно ввязываться в прямую конфронтацию с всесильными криминальными структурами, романтическая натура милиционера толкала его на безумства.

– Товарищ капитан! Вам тут по рации передали срочное сообщение, – задыхаясь, отрапортовал милиционер, ожидавший своего начальника в машине перед гостиницей.

– В чем дело? – недовольно спросил Полуподвальный.

– Вас просил немедленно связаться с ним некий П.С., – объяснил милиционер. – Он говорит, дело не терпит отлагательств.