Узел времён - Страница 78

Вступая на путь видящего, принимаешь это, и Леони была готова к этому всякий раз, как отправлялась в подобные путешествия. Но то, что аналогичная опасность может подстерегать просто во сне, очень ее напугало.

В мрачном и жутком сне.

Может, просто сон, не более того? Ведь подсознание постоянно работает, соединяя фрагменты информации. Вполне логично, что голос шел сквозь помехи в телевизоре, точно так же, как, по словам дона Эммануэля, дон Аполинар общался с Джеком через зеркало. А приказание убить себя вполне согласовывается с ее так называемой «попыткой самоубийства», когда она нанюхалась оксиконтина.

По крайней мере, ей очень хотелось верить именно в это.

По-настоящему тревожным было известие о том, что, несмотря на то, что катер дона Аполинара затонул вчера вечером, преследователям удалось нагнать их с потрясающей быстротой. Они разминулись всего на два часа, в деревне дона Эстебана. Джек сказал, что его «слуги» уже в пути, но, чтобы добраться сюда так быстро, они должны были миновать Икитос и сразу начать поиски из Пукальпы, городка на берегу реки посреди земель шипибо.

Такой эффективности можно было только позавидовать.

Усилием воли Леони заставила себя переключиться на окружающий ее пейзаж. Сумрачные берега притока Укаяли, в который они вошли, пока она спала.

Возможно, это было всего лишь отголоском сна, но извилистая река, проложившая свое русло через неизведанные джунгли, казалась ей пугающей и загадочной. Шириной метров в шесть, она была похожа на настоящий лабиринт, постоянно извивающийся и пересекающий сам себя. Леони представила себе, как он мог бы выглядеть с воздуха — лабиринт со стенами из высоких, в двадцать-тридцать метров, деревьев. Храни ее бог очутиться здесь одной, она бы никогда отсюда не выбралась. И могла лишь поражаться, с какой легкостью дон Эстебан, племянник дона Эммануэля, худощавый седой мужчина, которому самому уже было за семьдесят, находил здесь дорогу, всегда зная, куда именно надо повернуть.

День перешел в вечер, солнце клонилось к закату, над головой нависали деревья. Темнело. В воздухе роилась ночная мошкара, неутомимо ища, где бы поживиться кровью. Отмахиваясь от облака москитов, Леони услышала птичий крик на длинной плавной ноте, постепенно возрастающий и резко заканчивающийся повторяющимся глухим звуком. Этот звук издавала черно-желтая птица. Мэтт объяснил, что она называется кассик-оропендола. Ее пение было таким жалобным и тоскливым, что Леони моргнула, сдерживая слезы.

Мэтт сидел рядом, держа румпель. Мотор работал на низких оборотах, и Мэтт рулил, прислушиваясь к указаниям сидящего на носу лодки дона Эстебана. Река стала еще уже, метра четыре, в воде было много гнилых стволов и листьев. Вскоре они уперлись в дерево, целиком перегородившее реку наподобие моста. Дон Эстебан несколько раз умело махнул мачете, припасенным им на такой случай, срубил ветки, и они смогли протиснуться под деревом.

Прошли еще километра три. На джунгли опустилась ночь. Дон Эстебан дал Мэтту знак сворачивать в левый рукав, еще более узкий, едва шире катера. Еще несколько протоков, и группа Леони оказалась в широкой лагуне, заросшей огромными кувшинками.

Небесный свод окрасился в цвет лилового бархата, едва осветленный красными лучами заката, вода лагуны была похожа на темное зеркало. Леони понравилось ощущение свободы и простора, и она лишь скрипнула зубами, когда они пересекли лагуну и начали с трудом продираться сквозь кувшинки, входя в следующую узкую протоку. Она поглядела через плечо на Мэтта.

— Не знаю, как эти люди, которые на нас охотятся, собираются нас здесь искать, — проговорила девушка. — В таком-то лабиринте…

Хотела бы Леони быть такой же уверенной, как и ее слова.

Мэтт кивнул.

— Для этого нужно очень хорошее знание этих мест, каковым, я надеюсь, наши противники не обладают… так ведь, Мэри?

Мэри Рак прикусила губу.

— Я не настолько в этом уверена. Если сам Аполинар и не знает этих мест, наверняка у него здесь есть союзники.

Она заговорила по-испански с доном Эммануэлем, а затем перевела остальным его ответ.

— У шипибо тоже есть брухо, темные колдуны, которые, скорее всего, помогут Аполинару. Но шаман, чьей защиты мы ищем, могущественнее их всех, вместе взятых.

Только в середине ночи, руководствуясь лишь неверным светом луны, они подошли к крохотной деревеньке, расположившейся у излучины протоки. Леони увидела на берегу небольшую малоку, крытую банановыми листьями и поставленную на короткие сваи посреди островка, не превышающего размерами теннисный корт; вокруг него плотной стеной стояли непроходимые джунгли.

На полдороге от плавно спускающегося к протоке берега их ждал невысокий сутулый мужчина, поднявший руку в приветственном жесте. Мэтт заглушил мотор, катер по инерции прошел последний метр и уткнулся в берег. Зазвучали приветствия на языке шипибо. Мужчина на берегу явно ожидал увидеть Эстебана, но, заметив дона Эммануэля, явно обрадовался и побежал ему навстречу, чтобы помочь сойти на берег.

Леони, Мэтт, Баннерман и Мэри не представились дону Леонсио Ампаро, пока он не провел их в малоку, где зажег несколько парафиновых ламп и поднял боковые занавеси, чтобы ветер мог свободно гулять по комнате.

Этот шаман был, на взгляд Леони, не слишком привлекателен. Босой, в заляпанных грязью хлопчатобумажных штанах и драной рубашке, небольшого роста, некрасивый лысеющий мужчина. Его лицо смахивало на лягушачье — плоский нос, выпученные карие глаза, коротенькие худые ноги, сутулая спина, — неприглядная картина. Единственное, что не вписывалось в образ, — мускулистые руки и широкие плечи. Угадать его возраст было сложно — может, лет пятьдесят, — но от его взгляда на Леони снизошло спокойствие, и она почувствовала себя уютно и безопасно. У нее было такое впечатление, что она наконец вернулась домой. И эти чувства полностью перекрыли физическую непривлекательность шамана.

Он идеально говорил по-английски — и тут же подметил сходство их имен, имевших в основе корень «лев». Шаман обладал низким и рокочущим голосом, со странным акцентом жителя Новой Англии. Когда Леони похвалила его знание английского, он ответил просто:

— Протестанты хорошо меня выучили.

— Протестанты?

— Миссионеры. — В его голосе проскользнуло недовольство. — Американцы. Они наводнили весь бассейн Укаяли, как будто у них личные счеты к нашей культуре. Пытаются убедить нас, что наш духовный путь — зло, подкупить нас деньгами, едой, в конце концов, школами для наших детей — и все для того, чтобы мы приняли Христа.

— Похоже, вас они не подкупили.

— Нет. — Шаман криво улыбнулся. — Я от них сбежал.

Он посмотрел на дона Эммануэля.

— Я прошел через испытания. Этот великий человек принял меня в ученики, и я вступил на путь шамана. Выяснилось, что для меня этот путь — самый правильный.

Тем временем Мэри перевела его речь на испанский для дона Эммануэля. Тот тоже что-то буркнул в ответ, и Мэри перевела на английский.

— Ученик давным-давно превзошел учителя.

Видимо, невероятная дисциплина, настойчивость, сила воли и долгое время, проведенное в джунглях в одиночестве в поисках истины, в видениях с помощью айяхуаски, превратили дона Леонсио в шамана высочайшего уровня. Он никогда не хвастался своими умениями и девять месяцев в году странствовал по джунглям, от деревни к деревне, исцеляя людей и принимая в оплату лишь пищу, ночлег и скромные дары крестьян. Остальные три месяца он проводил в своей деревеньке, в совершенной глуши, ведя отшельнический образ жизни. Лишь дон Эстебан и еще один близкий друг знали, где его найти.

Леони и ее друзья быстро поужинали рыбой и бананами. И ни слова о причинах их приезда. Девушке показалось странным, что до сих пор никто даже не упомянул об истинной цели их приезда. Это было можно объяснить только правилами гостеприимства племени. Но… «Какого черта, — подумала она, — давайте ближе к делу! Я здесь лишь затем, чтобы выпить айяхуаски вместе с доном Леонсио и снова отправиться на помощь Рии!»