Утро космоса. Королев и Гагарин - Страница 1

– Ну раз история требует, нам нельзя отказывать­ся. – Королев рассмеялся. – Будем мучиться вместе, Юрий Алексеевич. Можно здесь? – Сергей Павлович показал на скамейку.

Королев и Гагарин присели рядом. Фотограф достал экспонометр.

– Одна шестидесятая, – подсказал Гагарин.

– Ему можно верить, – заметил Королев.

Фотограф сделал несколько кадров. Он был дово­лен – ведь это первая встреча Королева и Гагарина в конструкторском бюро после полета. Он долго упраши­вал Главного конструктора попозировать вместе с Га­гариным для стенной газеты, экстренный выпуск кото­рой должен появиться завтра.

Через несколько лет снимки Королева и Гагарина, сидящих на скамейке, были опубликованы газетами все­го мира.

Эти фотографии лежат передо мной на столе…

Мне посчастливилось встречаться с обоими. Столь непохожих двух людей трудно представить, но тем не менее у них было нечто общее… Много лет спустя ста­ло понятным: их объединяли преданность делу, служе­ние космонавтике и Родине.

Время ярче высветило главное и в Королеве и в Га­гарине. Узнавая подробнее о судьбе каждого, понима­ешь, что они шли одной дорогой к 12 апреля 1961 года, дню, навсегда соединившему их в памяти человечества.

Для Гагарина Сергей Павлович был Учителем. Это естественно, ведь он принадлежал к старшему поколе­нию. Он по-отцовски относился к Юрию Алексеевичу. Да и как может быть иначе – ведь эстафету подвига народа старшее поколение всегда передает молодым…

Перед вами не биографии двух людей, восславивших нашу Отчизну. Из многих событий, из которых слагает­ся человеческая судьба, я выбрал лишь некоторые: два человека – Королев и Гагарин – идут навстречу друг другу…

Сейчас над планетой работают орбитальные ком­плексы. К ним стартуют новые экипажи.

Космонавты открывают люк и вплывают в станцию. Щелчок выключателя, вспыхивают светильники. На одной из стен они видят фотографию Главного кон­структора и Первого космонавта Земли.

Королев и Гагарин… Они продолжают полет с 12 ап­реля 1961 года, того дня, который соединил их судьбы.

Первый день весны выдался солнечным, теплым. Снег сразу же размяк, посерел, и возница, уставши по­нукать измученную лошаденку, слез с саней и пошел рядом с Алексеем Ивановичем.

– К вечеру надо управиться, – сказал он, – пред­седатель велел.

– Я знаю, – согласился Алексей Иванович, – но видишь, прихватило Анну… Довезти бы…

Анна, накрытая тулупом, тихо стонала.

– …Сын будет, – продолжал Алексей Иванович, – перед мужиком так мучаются… Довезти бы. – Он при­вык разговаривать сам с собой, немного глуховат был, потому и не брали его в бригаду плотники, хотя мастер был отменный. – Уж больно сильно ночью кричала, – продолжал Алексей Иванович, – перепугала всех… А председатель так и сказал: «Только быстрее, лошадь в хозяйстве нужна, а вы тут рожать начали…»

Алексей Иванович замолчал. Теперь уже надолго. До самого Гжатска не проронил ни слова. В городе сдал жену в больницу и сразу же отправился в Клушино – ведь там дети малые одни остались.

Ждали сына. Старшему, Валентину, уже было де­сять, Зое – семь.

Через много лет Юрий Гагарин писал:

«Родители работали в колхозе. Отец плотничал, а мать была дояркой. За хорошую работу ее назначили заведующей молочнотоварной фермой. С утра и до позд­ней ночи она работала там. Дел у нее было невпрово­рот: то коровы телятся, то с молодняком беспокойство, то о кормах волнения… Красивым было наше село. Летом в зелени, зимой в глубоких сугробах. И колхоз был хо­роший. Люди жили в достатке. Наш дом стоял вторым на околице, у дороги на Гжатск. В небольшом саду рос­ли яблоневые и вишневые деревья, крыжовник, смородина. За домом расстилался цветистый луг, где босоно­гая ребятня играла в лапту и горелки. Как сейчас, по­мню себя трехлетним мальчонкой. Сестра Зоя взяла ме­ня на первомайский праздник в школу. Там со стула я читал стихи:

Школьники аплодировали. И я был очень горд: как-никак, первые аплодисменты в жизни».

Тридцатые годы… Они остались светлыми в памяти поколения.

Это были годы великих начал, необыкновенных свер­шений, вдохновенного труда.

Многое, чем мы по праву гордимся сегодня, берет начало в тридцатых годах.

Это была предпоследняя весна Циолковского. Одна из самых счастливых.

Калужский райком партии вместе с «Комсомольской правдой» организовал колхозный лекторий. Выступить первым пригласили знаменитого земляка – о нем слава по всей стране гремела, каждую неделю из столицы гости наведывались. Но не зазнался Константин Эдуар­дович, выступить перед крестьянами согласился сразу, хотя звали его теперь для лекций часто, а он отказы­вался – негоден уже стал к поездкам.

«Как человек научился летать» – тему лекции пред­ложил сам Циолковский. Правда, засомневался: поймут ли его? Это ведь не о посевах, не о трудной зиме, пе­режитой в этом году, не о засухах, а о полетах, дальних и близких… Поймут ли?

Он рассказывал неторопливо, хотя и непросто. Увлек­ся, начал ссылаться на специалистов, даже расчеты привел, но слушали знаменитого ученого – его слава и до этой деревушки докатилась – внимательно. Никто в зале не шумел.

А потом вопросы начались. О жизни на Марсе, об авиации, о космических путешествиях.

Циолковский был растроган. После лекции при­знался:

– Сорок лет преподавал, а таких мудреных вопросов не слышал. Как выросли интересы народа!

Запомнилась встреча в деревне. Константин Эдуар­дович вспоминал о ней часто. А потом раскладывал на столе свои книги – те, самые первые, и совсем недав­ние – и долго смотрел на них. Видно, чувствовал, что жить осталось недолго.

Сначала видна только светлая точка. На черном фоне она постепенно увеличивается. И вот уже можно различить стыковочный узел «Аполлона». Корабль при­ближается быстро.

– Есть касание! – это голос Леонова.

В «Союз» вплывает Стаффорд.

? Здравствуй, Алексей!

– Здравствуй, Том!

– Стаффорд, – официально представляется астро­навт.

– Леонов, – отвечает командир «Союза».

В космосе – первая международная орбитальная станция «Союз»—«Аполлон».

В программе полета есть строка: «В случае экстрен­ной расстыковки необходимо сделать следующее…»

И в перечне экстренных дел, связанных с гермети­зацией переходного отсека, включениями двигателя и других жизненно важных дел для экипажей кораблей, есть одна странная запись: «Оставить автографы на трех книгах».

Это книги, вышедшие в Калуге.

Это книги Константина Эдуардовича Циолковского.

Они вернулись на Землю. И теперь хранятся в му­зее Калуги.

Символический акт, конечно. Но он закономерен, по­тому что скромный учитель из Калуги не только ука­зал, как идти в космос, но и этап за этапом рассчитал пути проникновения во вселенную.

И чем дальше мы идем по этому пути, тем зримей, величественней и… непонятней нам подвиг Циолков­ского.

Непонятней?

Да. Потому что трудно, а тем более с высоты сего­дняшнего дня, понять, как мог человек сделать такое. Казалось бы, жизнь поставила для него непреодолимые препятствия, обрекла его на жалкое существование, а Человек смог подняться над обыденностью, он презрел ее и перенесся в будущее. В нем он жил и творил.

Современникам он казался несчастным и сумасшед­шим.

Для нас он – гений, величайший ученый и мысли­тель.