Утренние прогулки - Страница 25

Мы сидели в трамвае рядом.

- Расскажи, как дела у тебя в школе? - попросил он.

Я не знал, о чем рассказывать, и сказал:

- Хорошо.

- У меня тоже - хорошо, - сказал папа. - Я придумал такую систему - просто удивительно, как люди раньше до нее не додумались. Татьяна Филипповна сейчас дома ее вычерчивает. Она тебе привет передает.

- Спасибо, - сказал я.

До аэропорта надо было ехать через весь город. С трамвая мы пересели на метро, потом ехали на автобусе.

А когда приехали в аэропорт, то оказалось, что сегодня низкая облачность, нелетная погода и самолетам нельзя ни взлетать, ни садиться. Все они стояли на своих местах, и даже людей около них не было.

- А я столько думал о сегодняшнем дне, - грустно сказал папа.

Мы пошли в буфет, и папа взял мороженое.

Пока мы сидели за столиком и даже тогда, когда в трамвае еще ехали, я хотел спросить его об одном и том же: неужели он никогда не вернется?

Если бы он захотел, я бы уговорил маму.

Но я не знал, как начать этот разговор, хотя несколько раз уже открывал рот, чтобы сказать первые слова.

Я даже не заметил, как съел все мороженое, даже вкуса его не почувствовал, так думал об этом.

А папа прикоснулся к своему только раз, и оно у него оседало и таяло.

- Мне очень трудно говорить с тобой, Коля, - сказал вдруг папа. - Я вот подготовил разные умные слова, а сейчас все они забылись… Я знаю, ты, может быть, нас презираешь?

- Нет, - сказал я и опустил голову.

- Я бы сам презирал своих родителей, если бы со мной случилось то, что с тобой. И все-таки, я прошу тебя, ты о нас плохо не думай. А маму твою я очень уважаю. Мама у тебя просто очень хороший человек - ты это знай.

- Хороший, - вдруг сказал я. - А тебя сегодня не стала ждать. Знаешь, где она сейчас? Она кино смотрит с Федором Матвеевичем и новое платье надела.

Папа даже вздрогнул после этих слов и отошел на несколько шагов от нашего столика. А все посетители стали на него оглядываться, когда он возвращался назад.

- Не говори так! - сказал папа. - Никогда больше не говори о своей маме так, таким тоном. Иначе… Иначе я сам начну презирать тебя.

После этого мы долго сидели молча. Потом папа проговорил:

- Федор Матвеевич, думаю, тоже достойный, уважаемый, хороший человек. И я не удивлюсь, если он станет жить с вами вместе.

- Я хочу жить один, - сказал я.

- Так не бывает.

Мы ехали назад той же длинной дорогой.

- И почему я решил обязательно свозить тебя в аэропорт? Нелепо! - расстраивался папа.

Когда мы подъехали к нашей улице, уже стемнело. Шел мелкий дождь.

- Знаешь, - сказал папа, - я не пойду дальше, а буду стоять тут, у дерева. Ты иди один и, когда дойдешь до дома, помаши мне рукой.

Я пошел один и тихо заплакал. Я шел один, и каждый раз, когда оглядывался, папа мне махал, а я отвечал тоже.

А потом мы долго стояли - я у своего дома, а он - у дерева - и смотрели друг на друга издалека.

Потом из нашего дома вышли люди, я последний раз помахал папе так, чтобы они не заметили, и пошел к крыльцу.

***

Однажды вечером, когда мы попили чаю, мама вдруг сказала:

- Я хочу очень серьезно с тобой поговорить.

У меня даже сердце сжалось, потому что я сразу догадался, о чем мама будет со мной разговаривать.

- Понимаешь, нам ведь с тобой одним не очень-то хорошо. А папа к нам уже никогда не вернется. Я сама ему еще весной предложила разойтись… - Мама замолчала, и я тоже молчал, даже головы не поднимал. - Федор Матвеевич сделал мне предложение выйти за него замуж. Он говорит, что нас очень любит. И ты это сам чувствуешь. Ведь чувствуешь?

Я так и не выговорил «да», а только кивнул головой.

- А я пока ответила ему вот что: «Как Коля решит, так и будет». - Мама снова помолчала. - Ты не торопись отвечать, подумай. Если ты согласен, чтоб он жил с нами, - значит, он скоро к нам переедет. Если нет - значит, я буду жить только для тебя, и значит, такая у меня судьба… Сейчас ты иди к себе и ложись. И подумай…

Я долго не засыпал.

Конечно, я мог бы сразу зареветь, закричать: «Не хочу никакого Федора Матвеевича, хочу, чтоб мы только вдвоем, чтобы ты ради меня жила!»

Но это был бы эгоизм, и только. Так пятилетние дети себя ведут, потому что думают лишь о себе.

Маме бы от такого крика точно было бы хуже…

«А папу я всю жизнь буду любить», - подумал я, когда совсем засыпал.

Утром мама спросила меня:

- Ты уже решил? И я тихо ответил:

- Я согласен.

А мама тоже сказала почти шепотом:

- Спасибо, Коля.

***

Когда я пришел из школы в последний день перед праздниками, мама готовила торт.

- Сегодня Федор Матвеевич придет к нам насовсем. Птиц он временно передаст другу, своему ученику. А у нас будет сегодня праздничный ужин, - сказала она.

Весь вечер я сидел за столом и молчал.

Федор Матвеевич тоже почти все время молчал.

***

Раньше, когда папа жил еще с нами, мы всегда Седьмого ноября выходили на улицу все втроем.

И в этот раз, когда я проснулся, мама сказала мне:

- Одевайся быстрее, пойдем смотреть демонстрацию.

А я не хотел идти с ними.

- Быстрей, а то опоздаем. Что ты там копаешься? - спросила мама минут через десять.

Я оделся и вышел.

Федор Матвеевич стоял у зеркала и завязывал галстук.

- Подожди, я тебе помогу, - сказала ему мама.

Я пошел в ванную, открыл кран и стал смотреть на воду, как она льется.

- Ну что ты копаешься? - спросила мама меня снова.

А я не отвечал.

- Коля, только честно: может быть, ты не хочешь идти? - спросил Федор Матвеевич из-за двери.

- Не хочу, - сказал я. - У меня нога болит.

- Что ты еще выдумал! - рассердилась мама. - Быстро пей чай и надевай пальто.

- Подожди, а если он и правда нездоров, - сказал Федор Матвеевич.

Я молчал.

- У тебя на самом деле болит нога? - спросила мама.

- Да.

- А что у тебя болит в ноге?

Я не знал, как ответить, подумал и сказал:

- Вся нога.

- Пусть он останется, Маша, если хочет быть дома. Зачем ему навязывать наши желания. Мы пошли, Коля! - сказал он через пять минут. - А захочешь погулять, возвращайся к обеду, к двум часам. Правильно, Маша?

- Правильно, - сказала мама.

И они ушли.

***

По радио передавали праздничную музыку, а у меня было грустное настроение, как всю эту осень. И читать не хотелось, хоть мне и дали наконец в библиотеке «Таинственный остров».

Я посидел на диване, потом оделся и вышел на улицу.

На улице по радио тоже исполнялись веселые песни. И люди все смеялись, радовались, а некоторые даже плясали.

Я шел между ними, они меня иногда толкали, я шел один и все думал о том, как теперь буду жить вот так в одиночестве. И никто мне не нужен. Папа будет жить в Москве, мама - с Федором Матвеевичем, а я - один.

И в классе тоже буду молчаливым и мрачным. А про себя, внутри, я буду придумывать какое-нибудь великое открытие. И однажды в газетах про это открытие напечатают.

«А мы- то бросили его в одиночестве, -скажут все, - он из-за нас был таким несчастным. И на него никто не обращал внимания. А он, оказывается, сделал великое открытие».

***

В обед я тоже молчал, даже «да» и «нет» не говорил, только кивал головой. А сразу после обеда ушел в свою комнату и лег на диван.