Утренние прогулки - Страница 20

- Девушка, - попросил он, - перевезите меня на другой берег.

Мы с мамой удивились - ведь недалеко был мост. А еще - я не люблю, когда маму называют девушкой. Хоть она и молодо выглядит, и к ней так часто обращаются, но каждый раз мне становится неприятно. Неужели они не видят, что у нее уже большой сын?

- У меня ноги болят, и до моста мне идти трудно. А в доме напротив живет мой старинный приятель. Меня всегда лодочники перевозят.

Мама помогла старику сойти в лодку, и мы перевезли его к старинному приятелю.

Мы еще долго плавали по реке Фонтанке, даже обедали в лодке. Ели те бутерброды, которые приготовила дома мама.

***

На другое утро мама варила кашу, я пошел за хлебом и маслом.

Вдруг ко мне подошли двое из чужой школы. По виду они учились классе в пятом или в шестом.

- Дай пятьдесят копеек, - сказал один.

- Нету у меня, - ответил я, хоть в кармане и лежал рубль.

Я пошел быстрее, чтобы с ними не разговаривать.

Но они тоже пошли быстрее.

- А куда ты идешь? В магазин ведь?

- Куда надо, туда и иду.

На улице было полно людей, а они приставали ко мне среди бела дня и не боялись. Я мог бы крикнуть на всю улицу: «Помогите!» Но конечно не кричал, а говорил так же тихо, как и они.

- Видишь бритву? - сказал один. - Порежем тебе щеки - на всю жизнь будешь уродом.

- Нет у меня денег.

- Хуже ведь будет, если порежем. Ты что, слов не понимаешь? - стал уговаривать меня второй. - Скажи матери, что потерял, она тебе еще даст.

Я молчал.

- Думаешь, нам охота тебя резать? А придется, если не дашь пятьдесят копеек, - снова сказал второй.

Я уже слышал про таких людей. В нашем классе у нескольких ребят отняли деньги на улице. Даже у Коли Алексеенко - он собирал взносы в Красный Крест, и эти деньги у него отняли. Никому ведь не хочется ходить с разрезанной щекой. Я слышал, что у этих людей отнимать деньги называется «бомбить».

Магазин был уже близко, но тут первый схватил меня за руку и сказал совсем тихо:

- Пошли за угол, чего с ним разговаривать. А пискнет - так прямо тут ему порежем, обе щеки.

И вдруг я увидел, что с другой стороны улицы к нам бежит Андрей.

«Теперь уж точно отнимут», - подумал я и уже полез в карман, чтобы отдать им рубль, лишь бы они поскорей отвязались.

Но Андрей вдруг с разбегу оттолкнул того, первого, который держал бритву и тащил меня за угол.

- Ты чего, мы пошутили, - сразу сказал второй.

Андрей пихнул его в плечо, и он свалился на кучу мусора.

- Мы и милицию позвать можем, - пропищал второй оттуда, с кучи.

Но Андрей не стал его слушать.

- Увижу, кто его трогает, - и он показал на меня, - фарш с макаронами сделаю.

- Шуток, что ли, не понимаешь. Мы шутим, а ты - толкаешься, - снова сказал второй. Он уже поднялся и отряхивал брюки.

Тут рядом с нами остановился автобус, и они оба оглянулись, а потом сразу в него запрыгнули. Автобус закрыл дверцы и поехал.

- Ты не бойся, - сказал мне Андрей, - я тебе всегда помогу, только крикни. - И он пошел рядом со мной. - У нас тоже отец ушел. Я еще был в детском саду, когда он ушел. Всех детей увели домой, а я один сижу в группе и реву. Меня отец первым всегда забирал, а тут - нет. Потом мать пришла и говорит: «А нас папа бросил». Понял? Во как. Она говорит: ты его уважай. А я - ненавижу. Я знаешь, что хочу? Я хочу узнать, где он живет, и стекло ему выбить. Я силу специально качаю, чтоб его не бояться. Он раза два к нам приезжал, так я в комнате заперся и не выходил. Он у дверей канючит, умоляет, чтоб я вышел, а я ему так и кричу: «Я тебя ненавижу, и иди отсюда, если ты нас бросил!»

Он так все мне рассказывал про своего отца, а я до самого магазина молчал и только слушал.

- Ты своего тоже ненавидишь? - спросил он. - Мы им все отомстим, они еще пожалеют.

Он конечно хотел от меня услышать, что я тоже буду теперь своему папе мстить. И хоть он меня только что спас, и за это надо было ему сказать что-нибудь приятное, я все-таки не сказал ничего про папу.

У магазина он остановился.

- Если что, ты меня только крикни - и я сразу тут.

В пятницу мне позвонил Федор Матвеевич. Я его сразу узнал по голосу.

- Что дома сидишь? - спросил он.

- Да так.

- А мама - тоже дома?

- Мама работает - экзамены принимает.

- Собирайся в лес за грибами. Хочешь?

- Хочу.

- Ну вот. Спроси у мамы и собирайся. Сапоги готовь, корзину. А я за тобой вечером заеду. Я с работы звоню.

Пришла мама и стала меня готовить. Я померил ее резиновые сапоги, они были мне почти как раз, если с шерстяным носком.

Мама отдала мне свой складной нож в специальных кожаных ножнах. В ноже были вилка, ложка, лезвия, штопор и открывалка консервов. Корзина тоже у нас была. И мы стали ждать Федора Матвеевича.

- Отпускаете, Маша? - спросил он. - А то поехали вместе.

- Я бы с удовольствием, - сказала мама, - только экзамены.

Мы попили чаю на дорогу и вышли из дома. Мама нас проводила до электрички.

У Федора Матвеевича за спиной была огромная корзина.

***

Пока мы ехали в электричке, солнце стало уже закатываться. Оно освещало сосны, и сосны стояли неподвижные и прозрачные.

От станции мы пошли по улице к дому, где жил знакомый Федора Матвеевича.

Знакомый сидел на скамейке у заборчика.

- В гости пустите? - спросил Федор Матвеевич.

- А я давно уж вас ожидаю, - обрадовался знакомый. - Грибы завтра будут. Вчера дочка набрала два кузова за большой поляной. А это кто с тобой - племянник?

- Это Коля, сын одного товарища, - ответил Федор Матвеевич.

А я удивился, потому что с папой они были почти не знакомы. Один раз дошли до лагеря, так и не узнав друг друга. Может быть, он маму назвал товарищем?

Знакомый повел нас в сад. Там росли яблони с огромными краснобокими яблоками. Каждая ветка опиралась на подпорку.

- Выбирайте, - сказал он нам.

А потом сам сорвал нам по три самых больших яблока и самых красных.

После этого мы попили молока с хлебом. Такую пищу я очень любил.

- На сеновале спал когда-нибудь? - спросил меня Федор Матвеевич.

- Нет.

- Сейчас будем.

Мы полезли вместе со знакомым на второй этаж по узкой лестнице. И там оказался сеновал.

С боков была крыша, в одной стене - маленькое окно, а почти весь пол застлан сеном. Сена было мне по колено и выше. Знакомый расстелил на сене палатку и принес еще разные одеяла, чтобы укрываться.

- Завтра мы уйдем с рассветом, будить вас не будем, - сказал Федор Матвеевич.

- А проспите, так моя хозяйка вас разбудит, она встает к корове в пять утра.

***

Ночью я проснулся и стал думать о папе.

Я вдруг представил, что папа мой тоже тут близко спит на сене. А завтра мы втроем пойдем в лес. И как будет весело.

- Ты об отце думаешь? - спросил вдруг Федор Матвеевич откуда-то из темноты.

А я даже не удивился, что он тоже не спит и догадался, о чем я думал.

- Ты о нем плохо не думай.

- А я не думаю, - сказал я.

- Я так гляжу на тебя, а про себя мечтаю: мне бы такого сына, как ты, вот я бы стал счастливым! Я, знаешь, с молодости, еще когда жил в рабочем общежитии, мечтал о сыне. Да все как-то не получалось у меня с семьей. Всем везло, а мне - нет.

Надо мной летал комар. Он то улетал, то снова был где-то рядом и громко пикировал на меня. Я подстерег, когда он сел мне на лоб, и прихлопнул его.

- Коля, если тебе холодно, бери еще одеяло, - сказал из темноты Федор Матвеевич.

- Не холодно. Это я комара убил.

- Тогда спи дальше.