Утреннее шоссе. Взгляни на свой дом, путник! - Страница 73
Я скользнул в море и поплыл к берегу. Разгребая тугую, упрямую воду, я какое-то время еще вспоминал голоса мальчиков, размышлял над сказанным, а душу томила горечь и печаль…
* * *
Тахана-мерказит – сердце города. Не мэрия, не почта, не базар, а Тахана-мерказит – Центральная автобусная станция. В Хайфе она примыкает к береговой полосе и занимает гигантский комплекс со множеством терминалов, с многоэтажным главным зданием, пандусами на нескольких уровнях, десятками магазинов, кафе, залами ожидания, билетными кассами, ларьками с фруктами, питой, мороженым, газетами…
Несметное стадо красных автобусов «Эгед» пасется на площади, что подземным переходом соединяется с железнодорожным вокзалом. Изучая расписание, я сокрушался, что северные маршруты страны не обслуживают двухэтажные автобусы. Ничего, поеду на юг, там наверстаю, думал я, с уважением глядя в сторону автобусов-дворцов, чьи вторые этажи высились над покорными спинами собратьев-мастодонтов.
Пестрая толпа колобродила по вокзалу. Особенно выделяются «иешиботники» – молодые люди, а то и просто мальчики, ученики религиозных школ – ешив. В черных сюртуках-лапсердаках, словно дирижеры симфонического оркестра, если бы не шляпы с ровными круглыми полями, белые рубашки без галстука, а главное – пейсы, длинные закрученные локоны на висках. Лица худые, полные, вытянутые, круглые, но все бледные, даже мучнистые. И глаза утомленные, в красных ободках бессонницы. Нежными девичьими пальцами они сжимают ручку портфеля. Кто-то в ожидании автобуса читает Тору, отрешенно раскачиваясь среди толпы, словно в пустыне… Сегодня пятница, и надо успеть к месту до времени зажигания свечей. В газетах публикуют точное время наступления субботы во всех крупных городах страны – время захода солнца.
Немало и солдат. Тоже спешат на субботу домой, к маме под бочок. Вот они стоят рядом у хромированного штакетника одного из терминалов, к которому причаливает автобус. Юноша в военной форме, смуглый, худой, с автоматом через плечо, и рядом, брезгливо отстранясь от взмыленного солдатика, стоит изнуренный в молитвах «иешиботник»… Два молодых человека представляют два института, вобравших наиболее широкие слои молодежи. Религия и воинство. Рядом… Во время войны в Персидском заливе все гражданские аэропорты были черными от скопления клерикалов и членов их семей, что пытались улепетнуть из страны. Кто как, правдами-неправдами, все равно куда – в Америку, в Австралию, в Европу, лишь бы удрать из страны, которую маньяк из Ирака грозил стереть с лица земли ракетами советского производства, начиненными бактериями и газом…
А солдатики держали службу. И рвались в бой. И гневались на всех, кто предостерегал Израиль от вступления в войну…
Вот такие два института. Я еще выберу время, поразмыслю над этим вопросом. И не в сутолоке автобусного вокзала. Слава богу, на этой земле, как нигде в мире, предостаточно уголков для подобных размышлений.
Автобус в Акко отправляется через каждые четверть часа. Задумка моя была не сложная: добраться до Акко, там повидать приятеля, затем заехать к дяде в городок Кармиэль, что в Галилее, пожить там несколько дней и двинуть к Тивериадскому озеру в кибуц Афиким, где служит врачом другой мой приятель. А оттуда и до Цефата рукой подать. Кто же, добравшись до Цефата, не потянется к Метулле, на самую границу с Ливаном? Или не спустится южнее, к Назарету, к тому самому Назарету, одно название которого заставляет волноваться сердце…
…Хайфа расставалась с моим автобусом неохотно. Спуски, подъемы, повороты, мосты и светофоры, светофоры. У каждого из них автобус смиренно пофыркивал, дожидаясь разрешающего знака. А дождавшись, он срывался с места и, подобно зверю, несся к следующему кроваво-красному фонарю, что висел на изогнутом светофорном столбе куском сырого мяса… Казалось – все, мы покинули наконец город. С правой стороны – портовые сооружения, слева – причудливые переплетения труб нефтеперегонного завода. Именно сюда посылал Ирак свои ракеты. Нет, вновь потянулись жилые массивы. И опять заводы, заводы. Неужели это все Израиль, страна людей, за которыми утвердилась слава торгашей и музыкантов?!
В этом районе размещалась в основном металлургическая промышленность. Весьма мощные предприятия, а дыма и гари не чувствовалось. Да и химический завод не очень дымил. Крупные автосборочные предприятия в Ашдоде и Ашкелоне внешне вообще казались обителью с двумя-тремя случайными трубами. Даже такие чумные заведения, как цементные заводы или шинные, и то не очень докучали окружающей среде. Однако местное население периодически поднимало бучу, митинговало и добивалось какой-то компенсации. Даже за то, что искажался вид из окна на Средиземное море. Интересно, предъявляются подобные претензии к бесчисленному множеству мелких частных мастерских, что как тараканы разбежались по подвалам, полуподвалам, занимая первые этажи домов, небольшие отдельные строения? Строгают, лудят, паяют, сваривают, сколачивают, сопровождая свою суету стуком, скрежетом, гулом… Плюс всевозможные запахи. Вот где соблазнительно добиться компенсации.
Я был у приятеля, который снял квартиру в арабском районе Хайфы. Просунул голову в окно его полуподвального жилья и увидел над собой днище автомобиля, что скучал на ремонтном подъемнике. Но приятеля ландшафт устраивал – хозяин мастерской обязался бесплатно поставлять свежие молочные продукты. Такие дела…
Судьба подарила мне довольно любопытное знакомство. В прошлом человек заводской, я с интересом относился ко всему, что затрагивает эту сферу человеческой деятельности. И попав впервые на израильский завод, я был озадачен. Начать с проходной, где сидел дед и читал газету «Зу гадерех», орган Коммунистической партии, в переводе – «Этот путь». Дед зыркнул на меня сквозь очки и заявил, что никакого отношения к заводу он не имеет, а шел за сосисками в соседний магазин и зашел сюда отдохнуть, вытянуть ноги. А если я хочу кого повидать на заводе, то пришел очень удачно: только-только подъехала рабочая смена, даже автобусы еще не остыли. И верно, еще на улице я обратил внимание на караван автобусов, какие обычно у нас возят детей в пионерский лагерь, правда, без мигалки автоинспектора. Рабочих подбирают на всем протяжении пути: они стекаются в условное место, в условное время.
Еще дед доложил, что на заводе делают не то двигатели к самолетам, не то какие-то агрегаты для атомных станций…
«Ничего себе, – подумал я. – К такому предприятию в Союзе и подойти нельзя. А тут на тебе, дед зашел вытянуть ноги по дороге в магазин. И все знает!»
– Подумаешь, – ответил дел. – Если бы они изготовляли колбасу. Или там, я знаю, сигареты, это я понимаю, для дела. А что охранять? Двигатели самолета? Кому они нужны, вы мне скажите?
И еще я подумал о том, что в стране проверяют каждый оставленный без присмотра пакет при входе в любое общественное место, ради безопасности досматривают все сумки и портфели, а тут, на заводе…
– Идите, идите. У вас же нет ничего в руках, идите спокойно. Только не в ту дверь, там сидит охранник-сабр. Идите во вторую дверь, я вам говорю.
Я направился к двери, следуя совету деда.
Девушка в форме любезничала с солдатом, не обратив на меня никакого внимания. По телефону внутренней связи я позвонил тому, кто пригласил меня на завод. Вскоре он явился, в голубом халате, какой-то аккуратный, просто стерильный.
– Слушай, Арон, ты ли это? – спросил я человека, с которым как-то познакомился на пляже. – И почему меня тут не обыскивают?
– Не огорчайся. Пока ты сюда шел, уже было известно содержание твоих карманов на предмет диверсии. А в руках у тебя ничего нет.
Так я и думал. Не так уж и просты эти израильтяне. Да и дед, что вытянул ноги в проходной, вероятно, Мата Хари в сивом парике и маскировочных штанах, а газета «Этот путь», орган Компартии, – для камуфляжа.
Привыкнув с молодости к атмосфере завода, я пытался разглядеть привычное.
Коридор был обозначен стеклянными стенами, за которыми стояли компьютеры, какая-то электронная аппаратура. Людей почти не видно. Может, обеденный перерыв?