Утраченная невинность - Страница 93

Но теперь она стала не нужна. Гар извлек дар Барлы из тайника, расположенного на дне ящика для одеял, и протянул его Уиллеру.

— Книги и бумаги Дурма придется собрать и уложить в ящики. Мне потребуется время, чтобы приготовить их к отправке.

Уиллер осторожно принял волшебный шар, словно он был живой и мог укусить.

— Один час. Слуги Дома Джарралтов придут, чтобы забрать их. Советую: не заставляй их ждать.

Гар натянуто улыбнулся.

— Когда будешь передавать королю Конройду Погодный Глаз, не забудь сказать: зря он держит Эшера в клетке. Недоброжелатели скажут, что подобная жестокость может задать тон всему правлению нового короля.

— Ты — единственный его подданный, который может так сказать, — парировал Уиллер. — Разве Дарран не рассказал? На площади полно народу — все пришли посмотреть на изменника из Рестхарвена, выразить ему презрение и кинуть в него камень или отбросы со своего стола.

Долгие годы придворной жизни научили Гара скрывать свои чувства, но сейчас ему нестерпимо захотелось выпустить их на волю.

— И ты, конечно, не утерпел и присоединился к ним? Еще бы, ты так гордишься своим подвигом.

Уиллер вспыхнул, двойной подбородок колыхнулся.

— Через час книги и бумаги Дурма должны быть упакованы. Иначе будешь иметь дело с его величеством.

— Простите меня, господин, — взмолился Дарран, когда Уиллер ушел. — Я не должен был впускать его, но…

Гар протянул ему послание Конройда.

— Что ты об этом думаешь?

Озадаченный, Дарран взял письмо. Прочел его.

— Я… Я не совсем понимаю, что вы хотите…

— Это почерк Конройда. Я два года провел в Тайном Совете и отличу его от любого другого. Ты тоже знаешь его почерк. Однако… — Гар покачал головой. — Тебе не кажется, что в нем есть нечто странное?

Дарран еще раз просмотрел написанное.

— Простите, господин. Я ничего не замечаю. — Он нахмурился. — Возможно, почерк несколько неровен…

— Ты тоже обратил на это внимание, — сказал Гар. — Это рука Конройда… и в то же время не его рука. Словно… — Гар замолчал. Мысль, пришедшая ему в голову, была слишком невероятной.

— Что, господин? — с нетерпением спросил Дарран. — Словно что?

Гар взял у него послание.

— Словно чья-то рука лежала поверх руки Конройда, когда он писал это.

— Да, — прошептал Дарран. — Я вижу. Так и есть. Это очень странно, господин.

— Не обращай внимания, — сказал Гар и скомкал письмо. — Я воображаю невесть что. Дарран, мне нужна твоя помощь.

— Конечно, господин, — с готовностью произнес секретарь. — Что я должен делать?

— Мы займемся записями и книгами Дурма. Я хочу пересмотреть их еще раз перед тем, как отослать Конройду. Шансов мало, но, может быть, я не заметил его?

— Не заметили что, господин?

Гар глубоко вздохнул. Эта тайна была роскошью, которую он больше не мог себе позволить.

— Умирая, Дурм рассказал мне, что некогда он нашел дневник. Дневник самой Барлы. Кажется, он считал, что дневник очень важен. Я хочу найти его. Нельзя отдавать такую вещь Конройду.

Дарран смотрел на него широко раскрытыми глазами.

— Господин! Если это правда… все можно изменить!

— На это я и надеюсь, — сказал Гар. — Об этом и молюсь. Дурм сказал, что дневник — наша единственная надежда. Он предупредил меня насчет Конройда. Не понимаю, каким образом, но он узнал, что надвигается большая беда. Но у нас в распоряжении всего один час. Завтрак подождет. Все твои старания на кухне…

— Пусть сгорит этот завтрак, — заявил Дарран. — Давайте займемся книгами.

Когда Дафна проснулась на постели, которую Вейра соорудила для нее на полу гостиной, то увидела в окно, что солнце в небе поднялось уже довольно высоко. В доме было так тихо, что он казался необитаемым. Она потянулась, села на одеялах, осмотрелась, стараясь собраться с мыслями, и тут услышала звон топора.

Воспользовавшись ночным горшком и натянув свежее белье и чистую одежду, она обошла весь дом на тот случай, если чувства обманули ее и Вейра сидит в какой-нибудь комнате, дожидаясь ее пробуждения, чтобы поговорить по душам.

Однако в доме действительно никого не было — ни Вейры, ни Мэтта. Поэтому, пройдя через кухню, Дафна вышла на задний двор, за которым располагался сад.

Мэтт колол дрова.

Он посмотрел на нее. Не враждебно, но и не по-приятельски.

— Вейра повела свиней на прогулку, — сообщил Мэтт, устанавливая на чурбак очередное полено. — Когда вернется, неизвестно. Там, на полке очага я тебе оставил овсянки.

— Я почувствовала запах, — ответила она, присаживаясь на подходящий чурбак. При мысли о еде у нее слюнки потекли, сразу проснулся волчий аппетит. — Позже поем. — Около Дафны собрались цыплята — трое черно-белых малышей; они щипали травку, вдруг чего-то испугались и убежали, попискивая.

Мэтт кивнул и продолжил свое занятие.

Дафну переполняло раскаяние, и она наблюдала за ним, таким отчужденным и замкнутым. Человека, которого она знала по Доране, уже не было. Вместо него она видела незнакомца с полуприкрытыми глазами, неуступчиво нахмуренным лбом, не высказывающего никакой радости оттого, что видит ее. В свете утра пропасть, разделившая их, казалась такой же глубокой, как и прошлой ночью на кухне у Вейры.

Перед тем как заснуть, Дафна снова и снова восстанавливала в памяти последовательность событий, которые привели их в это место и к этому моменту во времени. Оценивала свои решения, сделанный ею выбор, вспоминала все увертки и отговорки, которые использовала для оправдания своих действий.

Она старалась быть честной с собой, но так и не смогла представить себе, что могла бы поступить по-другому. Означало ли это, что она как Наследница Джервала, руководимая Пророчеством, всегда права? Или это заблуждение женщины, упорно отстаивающей свои интересы? Дафна не находила ответа на этот вопрос.

Время шло. Мэтт, переколов дрова, взялся за кучу сухого валежника и быстро расправился с ней, аккуратно сложив толстые палки и отдельно — ветки для растопки. Его натруженные руки крепко держали топорище, обветренное лицо выражало полную сосредоточенность на работе. Он хранил молчание, и Дафна не проронила ни слова. У нее сжималось сердце — никогда ей не было так тоскливо, и ни разу в жизни она не чувствовала себя такой беспомощной, как теперь.

Смотреть на этого чужака больше не было сил, поэтому она отвела взгляд. Ухоженный сад занимал приличный участок позади дома. Здесь же были и грядки с морковью, помидорами и прочими овощами. Между грядками и домом — лужайка, засеянная клевером. Слева, в низинке, стоял сарайчик, возле которого лениво пасся пони Вейры. Справа располагался свинарник, от которого шел характерный запах. Возле свинарника она разглядела курятник, покрашенный красной краской, уже сильно выцветшей. Все было так… по-деревенски.

Если не считать звуков удара топора Мэтта, посвистывания лесных птиц и кудахтанья кур, тишина была абсолютной и даже странной после напряженного биения жизни в городе. Во всем чувствовалось какое-то умиротворение, бальзамом проливающееся на ее растревоженную душу. В другое время, проснись Дафна в такое утро, она с радостью ждала бы наступающего дня.

Но радости не было. Она убила ее, убила своим высокомерием, невежеством и тщеславием, нежеланием признать тот факт, что способна ошибаться. Что Мэтт может быть прав. Что звание Наследницы Джервала не ограждает ее от заблуждений.

Дафне хотелось сказать ему об этом, признаться, что она сожалеет о случившемся, попросить прощения. Но ее пугало хмурое лицо Мэтта. Она теряла дар речи, а внутри разрастался гнев. Поэтому она просто сидела и наблюдала, как он рубит ветки.

Наконец, Мэтт перерубил всю кучу валежника. Мощным ударом он загнал лезвие топора в чурбак и произнес, вытирая пот со лба:

— Возможно, ты была права.

Она молча смотрела на него, не понимая, что он имеет в виду. Потом спросила: