Успокоительное для грешника - Страница 50

— Тебя, несносный ребенок. Теперь все пропало.

Девочка громко заплакала, едва не заглушив голос со двора:

— Ракель, подожди.

Она подняла взгляд и увидела Даниеля. Он прошел за ней через двор и стоял, прислонять к одной из колонн, поддерживающих верхний этаж. Лицо его было смертельно бледным.

— Даниель! — воскликнула она и, забыв о разорванной мантии, подбежала к нему, обхватила за талию и твердо положила его ладонь на свое плечо.

— Опирайся на меня, — сказала она и медленно повела Даниеля к креслу в коридоре.

— Перестань плакать, Мириам, найди сеньору Дольсу или кого-нибудь из слуг. Попросили холодной воды или мятного отвара для Даниеля.

Ракель опустилась коленями на каменные плиты коридора и стала растирать его ледяные руки.

— Что случилось?

— Это все моя глупость, — ответил он слабым голосом. — Больше ничего. Не волнуйся.

— Скажи, Даниель, что случилось, — потребовала Ракель, — а не то получишь по голове на сей раз от меня.

Он попытался улыбнуться.

— Я позвал тебя, а ты не обратила внимания. Лаура принялась говорить о чем-то — кажется, о цвете твоего платья — и я понял, что когда она закончит, ты скроешься. Поэтому слишком быстро вскочил…

— Что случилось? — Тетя Даниеля торопливо вышла из кухни в сопровождении служанки, несшей кувшин. — Мириам…

— Тебе нужно лечь, — сказала Ракель. — Сеньора Дольса, Даниель любезно, но опрометчиво поднялся на ноги, чтобы попрощаться с нами, и у него закружилась голова. Ему нужно полежать где-нибудь в тишине и прохладе, пока слегка не оправится.

— Конечно. Я положу его в гостиной.

— Кажется, во дворе у него остались гости, — небрежно добавила Ракель.

— Сейчас избавлюсь от них, — сказала сеньора Дольса.

И через минуту Даниель лежал на удобной кушетке в гостиной тети, Ракель сидела на скамеечке у его головы. Она отправила слуг за холодной водой и бинтами, чтобы перевязать ему лоб, и за чашей, чтобы попить. Мириам с пирожным в руке последовала за сеньорой Дольсой, ей было очень любопытно, как избавляются от гостей. К ее сожалению, на это потребовалось больше времени, и было сделано с большей вежливостью, чем она надеялась. Девочка была разочарована.

Даниель огляделся.

— Замечательная у меня семья, — сказал он. — При первом признаке слабости все меня покинули.

У Ракели покраснели щеки.

— Позвонить позвать кого-нибудь из слуг?

— Нет-нет, — ответил Даниель. — Зачем мне слуга?

— Извини, Даниель, что испортила тебе вечер, — сдавленно сказала девушка.

— О, Господи, Ракель, перестань так говорить. Это невыносимо, — сказал он с неожиданным гневом. — Где ты была? Я тут с ума сходил. Мне велено спокойно отдыхать, пока голове не станет лучше, а в доме топтался весь мир — все, кроме тебя.

— С какой стати мне…

— С какой стати? Я лежал здесь, думая, что ты больна, покалечена или того хуже, и никто не хотел сказать мне, что случилось.

— Ты все сказал? — спросила Ракель.

— Нет — не все. Почему не хотела меня навестить?

— Я обязана?

— Только по-дружески, — ответил он. — Мы ведь друзья, разве не так? И ты знаешь, как я к тебе отношусь.

— Вот как? У тебя странный способ выражать свое отношение, — сказала Ракель.

— Это совершенно несправедливо, — сказал Даниель. — Как…

— Уже несколько недель всякий раз, когда тебя вижу, ты находишься с этим существом, которое улыбается, хихикает, жеманничает и твердит тебе, какой ты красивый…

— Нет, — сказал он, и лицо его внезапно расплылось в улыбке. — Она никогда не делала этого. Это она тебе говорила, что я красивый?

Ракель почувствовала, что ее щеки начинают гореть еще жарче.

— Вижу, что да, — удовлетворенно сказал он. — И надеюсь, ты обратила на это внимание.

— Не могу представить себе, что стала бы обращать внимание на ее слова, — высокомерно сказала Ракель.

— Что ж, — сказал Даниель, — во всяком случае, она пробудила в тебе ревность, и, возможно, это лучшее, что сделала за всю свою жизнь. Ракель, почему ты не хочешь выйти за меня замуж? — спросил он.

— Я думала ты собираешься жениться на сеньоре Лауре, — ответила она.

— Что? Жениться на ней? Покинуть свою семью? Перейти в другую веру? Чтобы войти в их жалкое дело торговли тканями?

На его губах появилась легкая улыбка.

— Конечно, будь ее отец по-настоящему богатым, занимайся более интересным делом, то можно было бы выносить ее пустоголовость и бесконечную болтовню…

— Даниель, это отвратительно.

— Ракель, — сказал он серьезным тоном, — ты понимаешь, что я дразню тебя. Но я хочу знать, почему ты не хочешь выйти за меня замуж. Скажи, и я перестану докучать тебе. Но мне невыносимо жить между твоими «да» и «нет».

— Почему я не выхожу за тебя? Не знаю, — сказала Ракель. — Возможно, потому, что ты еще не просил меня об этом, а я стеснялась спросить тебя.

И когда слуга наконец принес холодную воду и бинты, он заглянул в гостиную и решил, что в них нет больше надобности. Оставил то и другое на столе возле комнаты и вернулся к другим делам.

— Ракель, значит, тебя заставили передумать медового цвета кудри сеньоры Лауры? — спросил Даниель чуть погодя.

— Она напомнила мне, что есть острозубые хищницы, стремящиеся вцепиться в тебя — а все знают, каким глупым временами может быть мужчина.

— И женщина, — сказал он. — Я отрицаю твое предположение, что мужчины имеют естественные права на всевозможные глупости. Но я уверен, что просил тебя выйти за меня замуж. Ты просто забыла.

— Не думаю, — сдержанно сказала Ракель. — Ты говорил об этом, но ни разу не сказал просто и ясно. И не говоришь до сих пор.

— Ракель, ты потратила очень много времени на изучение логики. Но раз ты требуешь, я повинуюсь. Ракель, дочь Исаака, окажешь мне честь стать моей женой? — произнес он громко и отчетливо к изумлению тети Дольсы, которая в эту минуту вошла.

Она уставилась на обоих, потом сказала каким-то странным голосом:

— Твое платье, Ракель. Кажется…

Дальше она не нашла слов.

В промежутке между закатом и темнотой, когда уже плохо видно, но зажигать свечу еще рано, Исаак и Юдифь сидели во дворе, наконец-то одни.

— Исаак, ты доволен помолвкой Ракели? — спросила Юдифь.

— Думаю, важнее спросить у Ракели, довольна ли она, — ответил отец девушки.

— Довольна, — сказала Юдифь. — Она выглядит счастливой. Более того, оживленной, как Мириам, когда происходит что-то приятное. Исаак, она росла чересчур серьезной. Казалось, все заботы мира легли на ее плечи.

— Как он выглядит? — спросил Исаак. — Какое-то время мне было любопытно.

— Он красивый. Как ты, Исаак. Почти с тебя ростом, по виду сильный. С улыбкой, привлекающей взгляды всех. Если внешность что-то значит, у нашей Ракели будет много детей.

Юдифь засмеялась.

— Хотя не знаю. Я не изучила его настолько хорошо.

— Надеюсь, — сказал муж, обнимая ее за талию. — Это завело бы материнскую заботливость, на мой взгляд, слишком далеко. Но если их дети пойдут в бабушку, они будут сильными, как львы, и красивыми, как величайшие королевы мира.

— Перестань, Исаак, — игриво сказала Юдифь, — а то окажешься в опасности качать на колене вместе и сына, и внука.

Широкий шаг уносил Жуакина все дальше и дальше от Жироны. Он шел по северной дороге до Фигуэреса и немного дальше быстро, как только мог, а потом пошел на запад через горы. Жуакин не возвращался домой, хотя родные места временами и манили его, и не искал какой-то другой деревни. Если б его спросили, куда он идет, он бы пришел в замешательство и ответил, что узнает, когда окажется там.

Ему никто не докучал. Под покровом сумерек и темноты он проходил через деревни и мимо других одиноких пешеходов, как ветер, порывистый, но невидимый. Казалось, видеть его могли только птицы и животные да, может быть, духи воздуха. Те, кто бодрствовал ночью, ощущали его присутствие, открывали ставни и выглядывали, но ничего не видели; те, кто спал, беспокойно ворочались. Когда Жуакин останавливался отдохнуть, суровые, недоверчивые жители гор кормили его и поили. Они узнавали в нем одного из своих, но его присутствие тревожило этих людей, и они были рады отправить его в путь с ковригой хлеба или куском вяленого мяса на дорогу.