Успехи ясновидения - Страница 47

И вдруг, в музейной этой тишине, опять неприличная выходка - ни с того ни с сего:

Ничего подобного никто в русской литературе никогда не произносил. Отвага беспримерная, скоро ее переймут Есенин и другие. Но как навязчиво неуместен здесь этот автопортрет. И к чему эти подробности о подлежащем, если сказуемое столь незначительно:

Ну, пришел и пришел. Сообщение самое невинное - и торжественный тон просто нелеп. Как если бы моральная неустойчивость абсолютно исключала интерес к подобным зрелищам. Судя по следующей строфе - скорее наоборот. Синтаксис там невнятный, но все же позволяет догадаться, что изображаемый культпоход - отнюдь не первый:

Несмотря ни на что, фонетика волшебная. Ведь это вздор - вздох уст, а строка действительно вздыхает - и за ней строфа:

Ария не оригинальная - тотчас видно, что в Петербург так называемого "серебряного века" царица Египта прибыла из Москвы, где Валерий Брюсов, прочитав роман Райдера Хаггарда "Клеопатра", сочинил ровно восемь лет назад одноименное стихотворение: "Я - Клеопатра, я была царица, В Египте правила восьмнадцатъ лет. Погиб и вечный Рим, Лагидов нет, Мой прах несчастный не хранит гробница" - и так далее. Ничего не поделаешь, так проходит земная слава.

Но Блок отвечает монологом в духе А. И. Поприщина:

Не пародия ли тут, в самом деле, на стихи Валерия Яковлевича, дорогого мэтра? ("Стихи Ваши - всегда со мной", - сказано ему в письме, отправленном несколько дней назад.) Цезарь ведь - его герой. Конечно, и раб - из его же баллады ("Я - раб, и был рабом покорным Прекраснейшей из всех цариц...")

Но тогда стихотворение Блока - просто сатира с оттенком пасквиля. Нет, непохоже: слишком невесело. И потом, эта Русь, пьяная Клеопатрой... У Брюсова тоже безвкусицы хоть отбавляй, однако совсем в другом роде. Но дочитаем:

Стихи небрежные (исторгну жгучей всех - молчи, грамматика!), ну и пусть - зато предчувствие скандала сбывается. Поэт поставлен на одну ступень с проституткой, внезапно появившейся из нахальной толпы. Пьяный плачет - продажная смеется. К этому скоплению взрывных все и шло. Провокационные эпитеты совпали, как сходится пасьянс. Автопортрет с пощечиной, прыжок паяца; пьеса для балаганчика в паноптикуме печальном. Но Клеопатра при чем?

Блока случайно видели там, на Невском, 86. "Меня удивило, - повествует свидетель, - как понуро и мрачно он стоит возле восковой полулежащей царицы..." Следует рассказ про обступивших механическую куклу веселых похабных картузников. И как рефрен: "Блок смотрел на нее оцепенело и скорбно..."

Вообще-то бывает, как сказано в одном стихотворении Анненского (тоже 1907 г., тоже поздняя осень), бывает такое небо, такая игра лучей, что сердцу обида куклы обиды своей жалчей...

Но эта, восковая, в прозрачном гробу - была буквальная, грубо материализованная цитата из "Стихов о Прекрасной Даме". Судьба в который раз напоминала Блоку, что когда-то, не так давно, он был не просто поэт, но единственный в мире обладатель самой важной в мире тайны.

Настоящее имя Прекрасной Дамы было - Ты, и обозначало Разгадку Всего, недоступную словам, как смерть от счастья, как любовь богини.

Неизвестно, что это было - космическое прельщение, литературная галлюцинация... Швейцарский ученый Карл Юнг пишет об участившихся в двадцатом веке явлениях Богоматери как о фактах несомненных. Дескать, это Коллективное Бессознательное играет с человеком. Салтыков-Щедрин в свое время трактовал подобные состояния проще:

"Юноша с пылким, но рано развращенным воображением испытывает иногда нечто подобное: он сидит над книжкой, а перед глазами его воочию мелькает фантастическая женщина; он очень хорошо знает, что женщины тут никакой нет, а есть латинская грамматика, но в то же время чувствует, что в жилах его закипает кровь... А рот у него облепили мухи", - присовокупляет злобный Салтыков - и попадает пальцем в небо. По крайней мере, Блок был в высшей степени аккуратный человек.

"От мух советую, - писал он Евгению Иванову в 1906 году, - купить пачку бумажек "Tanglefoot" - к ним мухи прилипают, и тогда ощущаешь нечаянную радость от их страданий; избиению их, поджиганию свечкой и прочим истязаниям я также посвящаю немало времени".

Не важно, по каким причинам и как перепутались мечты и обстоятельства.

Важно, что видения повторялись все реже, потом вдруг совсем прекратились.

Эту утрату Блок оплакивал как Ее смерть.

С тех пор этот вальс в нем не умолкал. В чаду алкоголя и пошлости словно кто-то дразнил Блока призраком забытой тайны; вот как в этом кабинете восковых фигур - или годом раньше в привокзальном ресторане... Вы думаете: случайность? Нет - хохот из бездны. Вы думаете: мания преследования? Нет - символизм.

Оставалось: притворно смеясь над разбитыми иллюзиями, отомстить за них собственной гибелью - то есть моральным падением.

"... Люблю гибель, любил ее искони и остался при этой любви... Ведь вся история моего внутреннего развития "напророчена" в "Стихах о Прекрасной Даме"".

Иначе говоря: отняли любимую куклу - тем хуже для кукол нелюбимых.

Гибнуть, катаясь на тройках, - словно Настасья Филипповна... Убивать себя пьянством и так называемой страстью - истерикой похоти - любовью без любви.