Успех - Страница 22
Между тем, она была уверена, что Кралевский за ней следит - постоянно и неотступно. Скорее всего, он сейчас пялится в экран и рассматривает её спину, забросив прочие дела. Это плохо: подданные наверняка почуяли слабину, у толпы на это звериный нюх. Наверняка в ближайшем окружении уже зреют заговоры. Чего доброго, дядька попытаются скинуть. Разумным решением было бы его не убивать, а пленить - чтобы он контролировал очистные системы под присмотром... Нет, всё это её не устраивает.
Что ж, подумала Ферминале. Кажется, придётся какое-то время поиграть в хорошую девочку. Не слишком долго, пока муть в голове у толстогубого уродца ещё не осела. Но пока что - пусть он немного успокоится и займётся делами управления. Пока она будет искать слабое звено в его системе.
Она легко перекатилась на бочок и улыбнулась сквозь подсыхающие слёзки.
*
Верный слуга своего господина, Ли Юн, сидел, скорчившись, в своей каморке и вспоминал свою хозяйку, Терезу Макгрегор.
Воспоминания ходили вокруг него, словно угрюмые гости.
Вот она, совсем ещё юная Тереза Макгрегор, приподнимаясь на цыпочках, пытается дотянуться лицом до огромной жёлтой лилии, которую держит в руках её отец - высокий, красивый, ещё не подсевший на синтетические эндорфины. Девочка тянется за цветком, вытягивается в струнку - подрагивающие кудряшки рассыпаются лёгким пеплом, футболочка обтягивает крепенькие грудки... Он поспешно опускает глаза: на это слуге смотреть не положено.
А вот она же, спящая, в огромной кровати под балдахином. Велено её разбудить, но он никак не осмелится коснутся её тела: это кажется ему святотатством. Он только смотрит на спутанный ворох волос на подушке - как перья упавшего голубя. Наконец, он касается одеяла, приподнимает его - и видит острые ключицы, и вдыхает тёплый аромат сонного тела. Одеяло сползает ниже. В последний момент он понимает, что на ней нет лифчика - и успевает отвернуться, чтобы не увидеть запретное. За спиной - шорох, слабое "ой", писк - "не поворачивайся". И шорох надеваемой одежды, сводящий с ума.
Тереза на морском берегу, под дождём. В сумрачных волнах сияют отражения молний. Он держит над ней "зонтик" - источник энергетического поля, отталкивающего воду. По сути дела, это миниатюрный генератор Макгрегора - тот самый, благодаря которому люди впервые пробили пространство. Увы, теперь эта штука используется только в качестве дорогостоящей игрушки... Он пытается сосредоточиться на мыслях о прогрессе технологий, но рука предательски дрожит, и струя воды, прорвавшись через силовые линии, окатывает девочку ледяной волной. Девочка визжит и прижимается к Ли Юну...
Он пытается вспомнить другое. Вот тридцатилетняя женщина с красивым злым лицом бьёт его туфлей. Вот она же, пьяная и несчастная, целует его в ухо, кусает за мочку, шепчет какую-то непристойность. Он отстраняется, зная, что если сейчас воспользуется её слабостью, то больше не сможет ей служить... Вот она же - ей завтра будет тридцать шесть, она называет это "тридцать с хвостиком" - стоит на краю ванны, задрав ногу, и изучает при помощи маленькой телекамеры свой пах. "Ли, посмотри, у меня там, кажется, бородавка". Он смотрит и подтверждает - да, бородавка, судя по всему какой-то новый штамм старой как мир конической папилломы, это лечится... А вот Тереза сразу после оргазма, с некрасивым лицом, покрытым красными точками, требует, чтобы он вытер ей потную спину сухим полотенцем... А вот из душа выходит мужчина, на которого Тереза потратила предпоследний год жизни... А вот...
Нет, нет, всё это не помогает. Он помнил и любил ту, настоящую Терезу - которая, привстав на цыпочки, тянулась лицом к лилии. Её одну, только её одну.
И что же ему делать, куда деваться, если эта проклятая девчонка, Анна-Мария, так похожа на его обожаемую госпожу?
*
- Сюда, пожалуйста, - голос Ли Юна был еле слышен. - Здесь осторожнее.
- Он спит? - спросила Анна-Мария громким шёпотом.
- Он спит. Я добавил в его питьё немного снотворного из аптечки. Он будет спать ещё час.
- Этого хватит. Он ничего не заподозрит?
- Он не подозревает меня, - грустно сказал Ли Юн. - Я единственный, кому он доверяет.
- Я доверяю тебе, - девочка выделила голосом слово "я". - Не думай о нём. Я всё делаю правильно. Так будет лучше для всех.
- Но не для меня, - вздохнул маленький китаец. - Я не смогу больше жить...
- Вот уж нехитрое дело, - не удержалась девочка, но вовремя прикусила язык. Проповедовать жизнелюбивую мораль AA58C было бы сейчас не вполне уместно.
Они находились в святая святых корабля - в капитанской каюте. Там находился единственный монитор, напрямую связанный с корабельным компьютером. Оскар в последнее время предпочитал спать именно там - на узкой койке рядом с монитором.
Ли старался не смотреть на хозяина, которому он изменил.
Девочка, напротив, с интересом рассматривала спящего Оскара. Её интересовали люди, которым что-то удалось. Этот толстогубик умудрился украсть корабль и устроиться на нём жить так, как ему хотелось. Надо будет потом с ним побеседовать на эти темы... Впрочем, сейчас у неё другая задача.
Анна-Мария устроилась перед консолью и стала ждать, пока Ли Юн войдёт в систему.
Она далеко не сразу поняла, какого рода власть она имеет над Ли Юном. Сначала она принимала его сверхъестественную услужливость как должное. Потом, столкнувшись с тем, как китаец обращается с прочими слугами господина, она сообразила, что он выделяет её среди прочих. Её сбивало с толку отсутствие какого бы то ни было намёка на обычные мужские желания: девочка привыкла думать, что мужчинам нужно в основном это... Однако, порасспросив Оскара и узнав, что китаец всю жизнь был слугой у одной-единственной женщины, девочка начала о чём-то догадываться. Анна-Мария провела несколько экспериментов и выяснила, что китаец ведётся на определённые жесты и интонации в голосе. Дальнейшее было делом техники: ориентируясь на реакции обрабатываемого человечка, подстроить под него собственное поведение.
Умная девочка никогда не предлагала ему впрямую изменить хозяину: подобное предложение вызвало бы у старика разного рода ненужные душевные терзания. Девочка просто обращалась с ним как со своим слугой и требовала выполнения своих капризов. В том числе и таких, которые в той или иной мере противоречили воле хозяина.