Ущелье печального дракона (в сокращении) - Страница 4
Седобородый волхв уверенно вступил в непроглядную черноту пещеры, а монах, положив руку на его высохшее плечо, сам, словно слепец, послушно побрел за поводырем. Их охватила мгла. Шли долго, и Альбрехт Рох потерял счет минутам. Коридор вел чуть под уклон, плавно сворачивал то в одну, то в другую сторону. Покатый пол, казалось, сам толкал вперед. Почти физически ощущалась гнетущая теснота каменного мешка. Но вот за поворотом засерело, и в леденящей мгле подземелья вдруг дохнуло теплой влагой. Стало просторно. Потолок ушел в вышину и исчез. Сверху слабо струился рассеянный дневной свет, с трудом пробивавшийся сюда сквозь щели, затерянные где-нибудь на склоне горы. Королевский посол и его вожатый очутились на берегу подземного озера, охваченного куполом громадной пещеры. Само озеро было невелико. От воды поднимался легкий пар, и над неподвижной гладью точно причал в торговом порту, возвышалась ровная каменная терраса. Она шла по-над берегом, местами нависая над водой, местами распадаясь на широкие ступени, которые уходили прямо в глубь озера. Повсюду на террасе ровными рядами были разложены сотни и сотни огромных плотных свитков, издали напоминавших небольшие бочонки с вином или китайским порохом. Впервые с начала сошествия в прибежище князя тьмы слепой жрец нарушил молчание: "Ты видишь перед собой, франк, рукопись священной Авесты - самой великой и древней книги на земле. Ни беспощадное время, ни жестокосердные деспоты, ни ненасытные завоеватели не властны над истиной, поведанной великими богами. То были прекрасные и жизнедарящие боги - не чета той нелепой, безликой силе, которой ты молишься денно и нощно. Что значит вера в сравнении со знанием? Черная безлунная ночь, затмившая ослепительный свет ясного солнца; вонючая грязь болота, пожирающая хрустальные струи горного ручья. Но вы предпочитаете тьму свету, придумываете несуществующих небесных владык и молитесь пустым, никому не принадлежащим именам. А я призван хранить знание, которое жившие в прошлом передают тем, кому еще предстоит жить в будущем. Вот ты, франк, знаешь ли, в чем смысл твоей жизни?" - "Знаю! - убежденно заявил монах. - В том, чтобы праведной и богоугодной жизнью заслужить потустороннее блаженство и бессмертие!"
"Ты глуп, франк, - беззлобно засмеялся огнепоклонник, - но еще глупее то, о чем помышляешь ты и миллионы других неведающих, какие неисчислимые беды может принести то, о чем вы мечтаете. Люди, как заклятием, обременены незнанием, что бессмертие хуже всякой смерти, что оно есть величайшее зло для живого. И как хорошо, что безумцы, подобные тебе, могут лишь грезить о бессмертии, не владея его тайной". - "Я заслужу бессмертие там!" - Альбрехт Рох указал перстом на туманные лучи, струившиеся из-под свода пещеры. "Ты мог бы получить его здесь, но навеки проклял бы день и час, когда согласился бы стать бессмертным. Сойди вниз до последней ступени", - вдруг повелительным тоном приказал маг.
Королевский посол послушно спустился к самой воде. В лицо пахнуло теплотой парного молока и ароматом первых весенних листьев. На последней ступени, широкой, как палуба боевой галеры, возвышался огромный золотой сосуд, по форме напоминающий церковную купель и разукрашенный узором из треугольников. На дне драгоценного сосуда прозрачно-зеленым изумрудным отливом блестела густая жидкость. "Спустился? - раздался сверху властный голос жреца. - А теперь взгляни, что будет с тем, кто задумает стать бессмертным", - торжествующе и зловеще проговорил слепой маг, почти невидимый в темноте, и неожиданно крикнул что-то на неизвестном гортанном языке. И тут же вода в озере забурлила, заклокотала, всплеснулась дрожащей волной, и из облака пены, пузырей и брызг возник ужасающий лик.
Омерзительная змеиная морда, покрытая чешуей, которая местами отставала от кожи и топорщилась, как у дохлой рыбы, Чудовищная безгубая пасть с мертвенным оскалом. Меж редких истертых зубов проглядывал черный слюнявый язык. Немигающие, налитые кровью глаза смотрели жадно и недобро. Глубокие, близко посаженные ноздри на конце тупой морды хлюпали и шипели, расширяясь при вдохе и сужаясь при выдохе. От низко надвинутого лба шел, исчезая в воде, гребень из наростов, острых шипов и бородавок. Морда тяжко вздохнула, потом жалобно всхлипнула и вдруг, открыв во всю ширину бездонную зубастую пасть, нечленораздельно и сдавленно рявкнула, распространяя смрадное холодное дыхание.
Это было последнее, что увидел и запомнил Альбрехт Рох. Голова пошла кругом, ноги подкосились, и он, потеряв сознание, рухнул на каменные плиты. Неизвестно, сколько времени провел он в беспамятстве. Когда очнулся, вокруг не было ни подземной пещеры, ни слепого мага, ни устрашающей морды. Альбрехт Рох лежал у подножия черной стены вблизи ревущего водопада. Над ним склонились угрюмые бородатые лица погонщиков яков, а вверх, к далекому краю пропасти, уплывала пустая плетеная корзина...
ТАЙНА ОГНЕПОКЛОННИКОВ
По мере приближения к кульминационному моменту своего рассказа Керн все более воодушевлялся. Он с такими подробностями описывал события более чем семивековой давности, словно сам был их участником. Прошлое и настоящее сплелись в одно целое. Даже видение францисканского монаха воспринималось как наяву. Но что же это было за видение? Я спросил об этом Керна. Тот загадочно улыбнулся:
- Вот давайте и разберемся, где правда, а где вымысел.
- Значит, рукопись с вами? - не понял я.
- Нет, конечно. Она там, где я оставил ее весной сорок пятого, - в подземном бункере. В рукописи Альбрехта Роха сообщался один факт, который заставил меня пренебречь опасностью и пробраться в разрушенную часовню. Монах писал, что, отбывая в райские кущи, берет с собой не только подробное жизнеописание, но и таинственный светильник, испещренный дьявольскими письменами, подаренный ему слепым огнепоклонником. Я нашел его в куче мерзлой трухи. Но был обнаружен и взят в плен советским офицером. Вот почему бронзовый светильник оказался у меня, а рукопись осталась там, в бункере. Дважды за эти годы я приезжал в Советский Союз с делегацией ученых ГДР, но побывать в местах, где прошли детство и юность, так и не удалось. И вот теперь, - заключил Керн, - газетная публикация о памирской находке заставила меня бросить все и приехать в Москву.
Да, стоило над чем призадуматься. Я верил и не верил, хотел и не мог. Чтобы поверить в сказку, нужно или быть ребенком, либо же родиться лет на триста раньше. И все же волей-неволей я целиком и полностью оказался во власти этой бредовой, колдовской, ошеломляюще страшной, сверхчеловеческой идеи БЕССМЕРТИЯ. Она проникла в мозг, как зазубренная стрела с медленно действующим ядом, которая вонзается в тело и постепенно парализует организм.
Несомненно одно: сведения монаха-францисканца требовали внимательного изучения, уточнения, сопоставления, чтобы убедиться в их правильности. Поэтому предложение Керна поехать в Прибалтику представлялось вполне естественным, хотя никто и не был уверен, сохранилась ли в лесном подземелье исповедь Альбрехта Роха. Да и уцелел ли сам подземный бункер - старая язва войны?
Впрочем, тем, кому случалось бывать в районе Калининграда, на территории бывшей Восточной Пруссии, хорошо известно, сколько тайн военного прошлого хранит эта земля. На разветвленную сеть секретных подземных баз, заводов, складов, аэродромов неподалеку от границ Советского Союза во времена второй мировой войны делалась особая ставка. Многое было уничтожено в ходе боев, взорвано отступавшими войсками, обнаружено и ликвидировано после войны. Однако немало еще неизвестных тайных убежищ и хранилищ скрыто в тенистых лесах и посреди топких болот. Так или иначе, приходилось ехать. Весьма кстати подвернулись и два выходных дня, и автомобиль Керна, на котором он прибыл из Иены.
Мы выехали, когда на небе таяли последние звезды. С Керном было легко как с давним знакомым. За время пути к Калининграду я успел проникнуться доверием и уважением к пожилому невозмутимому немцу, о чьем существовании еще накануне не подозревал. Мне нравилась его манера вести беседу размеренно, неторопливо, но образно и убежденно. Ни тени позерства, ни нотки пренебрежения, никакого желания подавить собеседника мнимым превосходством и потоком книжной информации - нестерпимая черта эрудированных болтунов. Наши отношения быстро приобрели тот особый оттенок, который подчас наблюдается при сближении людей, совершенно различных по характеру, взглядам или возрасту, но испытывающих симпатию и стремящихся к развитию товарищеских уз: