Уроки без правил - Страница 16

— Почему вчера не остановился, когда мы тебе орали? — спросил Тимур.

— Но ведь я уже говорил, — откликнулся Митька.

— И что ты нам говорил? — возмутился Тимур. — Нес какую-то чушь про стиральную машину?

— Да стиральная машина тут ни при чем, — отмахнулся Митька. — Это уже потом было.

— А что было до? — задал вопрос я.

— А про «до» вам уже было сказано, — отозвался Будка. — Предки разозлились на меня из-за двери и ключа.

Тут Тимка совсем озверел и как рявкнет:

— Ну и что?

— А то, что мне после этого велели в наказание до конца дня из дома никуда не высовываться. Хотя я-то чем виноват? Сами ключ бракованный подсунули, и я же еще отдувайся.

Тимка, выразительно покосившись на меня, задал разоблачительный вопрос:

— В таком случае, Будка, как же ты оказался на улице?

Мы ждали, что Митька стушуется. Но, к нашему удивлению, этого не произошло. Он совершенно спокойно ответил:

— Оказался, потому что мать начала готовить. А у нее масло кончилось. Вот она и отправила меня в магазин. Но предупредила: «Если ровно через пятнадцать минут не вернешься, пеняй на себя». А в магазине, как назло, касса сломалась. Я все пятнадцать минут возле нее проторчал. Вот и понесся потом домой, чтобы лишний раз не будить в матери зверя. Я и так уже опаздывал. А если бы с вами остановился, то вообще бы попух.

Я не сводил глаз с Будки. Голос его звучал искренне, да и история с маслом показалась мне вполне правдоподобной. Правда, у меня осталось полное впечатление, что, когда он вчера от нас улепетывал, в руках у него ничего не было. Если это на самом деле так, значит, Митька все-таки врет, чтобы мы не догадались, как он вчера нас подставил. Поэтому я быстро проговорил:

— Митька, а в чем ты масло-то нес?

Он уставился на меня, словно на сумасшедшего, и ответил:

— В руках, естественно.

— Просто в руках или в пакете? — задал новый вопрос я.

Митька глубоко задумался и наконец медленно произнес:

— Вспомнил. Я эту бутылку просто держал в руках.

«Про пакет не соврал, — отметил про себя я. — А бутылка у него и впрямь могла быть. Он нес ее перед собой, вот мы со спины и не заметили. Нет, кажется, он говорит правду».

— Теперь ясно, — произнес вслух я.

Тимка, однако, все еще сомневался в искренности Будки. Поэтому полюбопытствовал:

— Если ты сидел весь остаток дня дома, почему твоя мать по телефону мне ответила, что тебя нету? И когда я к тебе зашел, сказала то же самое?

Лицо у Будки вдруг стало густо-красного цвета. И он с усилием выдавил из себя:

— Это они… то есть предки… так меня наказали. Мол, будешь сидеть дома, но видеться ни с кем нельзя. И по телефону разговаривать — тоже. И сами они со мной почти не разговаривали. Только по делу.

Будка посмотрел на нас со столь несчастный видом, что я окончательно понял: он говорит чистую правду.

Однако Тимка и после этого, недоверчиво покачав головой, проворчал:

— Допустим.

Митька с изумлением на него уставился и хотел что-то добавить к невеселой своей истории. Однако ему опять помешал звонок. Мы побежали на вторую математику.

Усевшись за парту, я шепнул Тимке:

— Чего ты к Будке привязался? Ведь все же ясно. Он не виноват.

А Тимка ответил:

— Это таким доверчивым дуракам, как ты, может, ясно. А я по-прежнему думаю, что Будка врет.

Дальше нашим вниманием вновь завладела Мария Владимировна. Она наконец принесла наши карточки учеников. Раздавала она их не просто так, а под расписку, поэтому процесс шел долго. Карточки оказались похожи на единые проездные билеты. Только были именными. И еще на карточке имелась строгая надпись: «Без права передачи».

Как объяснила Мария Владимировна, каждого из нас снабдили индивидуальным электронным кодом, который нанесен на карточки. Стоило опустить карточку в турникет, специальное устройство считывало личный код ученика, и в компьютере, подключенном к турникету, фиксировался ваш номер, а также время прихода или ухода ученика. Таким образом, администрация школы полностью контролировала наши появления и исчезновения.

— Это что же получается, — выслушав Предводительницу, возмущенно зашептал мне на ухо Тимка. — Мы теперь у них полностью под колпаком. Никакой свободы. Даже с уроков теперь не слиняешь.

— Слинять-то можно, — отозвался я.

— Ну да, — снова заговорил Тимка. — И тебя мигом засекут.

— Раньше тоже иногда засекали, — ради справедливости отметил я.

— Не понимаешь? — просто весь кипел Тимка. — Раньше можно было какую-нибудь лапшу на уши повесить. А теперь у них будут точные данные.

Я промолчал. Мне это новшество тоже не слишком понравилось. В общем-то, я редко прогуливал. Но сам факт, что теперь этого делать нельзя, вызывал у меня в душе гневный протест. Я обвел глазами класс. Лица у всех были какие-то кислые. Даже у новеньких.

Тут Сережка Винокуров поднял руку и поинтересовался:

— Мария Владимировна, а педагогам тоже такие карточки выдали?

— Выдали, — ухмыльнулась уголком рта она. — Всем, кто тут учится или работает, выдали.

— А-а-а, — расплылся в широкой улыбке Серега.

Остальные тоже заметно приободрились. Выходит, учителя наши теперь тоже под колпаком. То есть нам не должно быть обидно.

— Карточки и коды — это меры, которые обеспечат вашу безопасность, — продолжила объяснение Предводительница. — По крайней мере, теперь никто из посторонних не пройдет без специального разрешения в нашу школу.

— А если предков вызовут? — радостно спросил Серега Винокуров. — Их чего, тоже не пустят?

— Успокойся, Винокуров, — отвечала Мария Владимировна. — Если мне понадобятся твои родители, я закажу им пропуск и оставлю его на вахте.

— Понятно, — поскучнел Винокуров.

Тема посещения школы родителями волнована не только его. Едва Винокур умолк, с места вскочила Танька Митичкина, которая ненавидела, когда ее называли Митичкиной. Виноват в этом был все тот же Будка. Ненависть началась в первом классе. Нас там все время строили парами. Причем так, чтобы мальчик ходил обязательно с девочкой. И за парты нас рассаживали по тому же принципу.

Так вот, Таньку посадили рядом с Будкой. Ну и мы, естественно, стали над ней издеваться: Митичкина личная Танька. Тут она Будченко и возненавидела. И принялась всем твердить: «Во-первых, я Митичкина, а во-вторых, Будка дурак». Митька, понятное дело, стерпеть такого не мог, и они постоянно дрались.

Наконец, нашей первой учительнице надоело их разнимать, и она посадила Митичкину с Винокуром, а Будку с Адаскиной. В классе наконец воцарился мир. Однако Танька до сих пор Митьку терпеть не может. Хотя он теперь относится к ней более чем лояльно. По-моему, она даже ему нравится. Но это так, к слову. В общем, едва Винокур замолчал, Митичкина поинтересовалась:

— А вот если мои родители сами, без приглашения, захотят зайти в школу, их пустят?

— Без предварительной договоренности — нет, — отозвалась наша классная. — Если они захотят с кем-нибудь из нас встретиться, нужно позвонить в канцелярию и заказать пропуск. Или передать записку учителю, и он закажет пропуск. Только в школу потом нужно обязательно явиться с паспортом или другим документом, удостоверяющим личность.

— Ой, как сложно, — вздохнула Танька, однако по ее сияющим глазам я понял: она осталась вполне довольна.

За раздачей карточек и ответами на эти и другие вопросы прошла почти вся вторая математика. Лишь в самом конце урока Предводительнице удалось совсем немного объяснить из нового материала.

На перемене Тимка собирался еще раз побеседовать с Будкой, однако тот куда-то исчез. Тимур по этому поводу слегка побурлил и в который раз принялся убеждать меня, что все это неспроста.

— Неужели, Климентий, сам не врубаешься? Когда Будка нам нужен, его все время нигде нет. А раньше он, между прочим, от нас никогда не бегал.

Слушая его, я осматривал коридор. Митьки нигде не наблюдалось. Зато я вдруг увидел другое. Возле одного из подоконников стояла Агата. Она весело трепалась с парнем из десятого «А». Как раз когда я засек их, парень ей что-то рассказывал, а она с большим интересом ему внимала.