Уродливая любовь - Страница 9

Не хочу, чтобы он заметил мое разочарование, а потому снова поворачиваюсь к раковине и смываю мыльную пену. Вполне подходящее занятие, учитывая, какие странные флюиды носятся в воздухе.

– Давно тут живешь? – спрашиваю я, чтобы нарушить неловкое молчание.

– Четыре года.

Я смеюсь – сама не уверена отчего. Майлз удивленно приподнимает бровь, недоумевая, почему его ответ вызвал у меня усмешку.

– Просто твоя квартира… – я кошусь в сторону гостиной, – …несколько безликая. Я думала, ты переехал недавно и еще не успел обставить ее как следует.

Я не имела в виду ничего обидного, но именно так это и прозвучало. Пыталась просто завязать разговор, а в итоге лишь усилила неловкость.

Майлз медленно обводит взглядом квартиру, обдумывая мое замечание. С удовольствием взяла бы свои слова обратно, но даже не пытаюсь ничего сказать, чтобы не сделать еще хуже.

– Я много работаю, – поясняет он наконец. – Гостей у меня не бывает, незачем обставлять.

Так и тянет спросить, почему же гостей не бывает, но, похоже, есть темы, на которые Майлз говорить не желает.

– Кстати, о гостях. А что не так с Диллоном?

– Диллон – придурок, не питающий ни малейшего уважения к собственной жене, – спокойно произносит Майлз и уходит в спальню. Дверь он закрывает не полностью, чтобы я могла его слышать. – Решил предупредить тебя, пока ты не повелась на его уловки.

– Я не ведусь ни на чьи уловки. Особенно на приемчики Диллона.

– Вот и славно.

Славно?.. Ха! Майлз не хочет, чтобы мне понравился Диллон. Я в полном восторге!

– Корбин бы этого не одобрил. Он Диллона терпеть не может.

Ах вот оно что… Так это ради Корбина… Но почему же я так разочарована?

Майлз выходит из спальни. Сменил джинсы с футболкой на хорошо мне знакомые форменные брюки и белую рубашку, которую еще не успел застегнуть.

Он переодевается в форму летчика.

– Ты пилот? – спрашиваю я слегка удивленно. Почему-то в моем голосе слышится восхищение.

Майлз кивает и заглядывает в прачечную, смежную с кухней.

– Потому и знаком с Корбином. Учились вместе в летной школе.

Он возвращается в кухню с корзиной для грязного белья и ставит ее на стол.

– Корбин хороший парень.

Рубашка на нем все еще распахнута…

Я не отрываясь смотрю на его живот…

Хватит глазеть!

О боже… У него же пояс Адониса! Эти прекрасные линии, сходящиеся внизу живота буквой V, словно указание на некую тайную цель…

Господи, Тейт, ты же пялишься ему между ног!

Он застегивает рубашку, а я делаю над собой нечеловеческое усилие и отвожу взгляд.

Мысли… где-то они были, но сейчас их нет.

Может, все оттого, что Майлз – пилот?

Но почему это производит на меня такое впечатление?

Меня же не взволновало, что Диллон тоже пилот. С другой стороны, когда Диллон сообщил мне об этом, он не возился с грязным бельем, демонстрируя свой пресс. Мужчина, который разбирает белье для стирки, демонстрирует тебе голый пресс, да еще и работает пилотом, определенно достоин восхищения.

Майлз уже полностью одет. Он натягивает ботинки, а я уставилась на него, словно зритель на спектакле, где он играет главную роль.

– А это не опасно? – спрашиваю я, отыскав в конце концов связную мысль в голове. – Только что выпил пива, а теперь идешь управлять самолетом.

Майлз застегивает куртку на молнию и подхватывает с пола сумку.

– Я пил только воду, – говорит он, прежде чем выйти из кухни. – Я вообще почти не пью, тем более перед работой.

Я смеюсь, выхожу вслед за ним в гостиную и беру со стола свои книги.

– Кажется, ты подзабыл, как мы с тобой познакомились. В день моего переезда кое-кто валялся пьяным в коридоре.

Майлз распахивает входную дверь и пропускает меня вперед.

– Понятия не имею, о чем ты. Мы познакомились в лифте, припоминаешь?

Не пойму, шутит он или нет, потому что в глазах – ни намека на улыбку или озорной блеск.

Он закрывает дверь. Протягиваю ему ключ и направляюсь к себе.

– Тейт…

Так и тянет притвориться, что я не расслышала. Чтобы Майлз еще раз повторил мое имя. Вместо этого оборачиваюсь с видом, будто его присутствие на меня никак не действует.

– Тот вечер, когда ты нашла меня в коридоре, был исключением. Очень редким исключением.

В его глазах, а возможно, и в голосе есть что-то невысказанное.

Он стоит рядом с дверью и ждет, не отвечу ли я. Нужно попрощаться. Пожелать ему хорошего полета. Некоторые, правда, верят, что это приносит несчастье. Так что лучше просто сказать: «Спокойной ночи».

– Исключение случилось из-за Рейчел?

Да. Именно так я и говорю.

Зачем я это спросила?..

Его поза меняется, лицо каменеет, словно от удара молнии. Скорее всего, Майлз не может понять, почему я это сказала, он же не помнит о той ночи ровным счетом ничего.

Быстрее, Тейт… Очнись…

– Ты меня принял за кого-то по имени Рейчел, – выпаливаю я, чтобы хоть как-то исправить неловкое положение. – Вот я и подумала, что между вами что-то произошло и поэтому… Ну, ты понял.

Майлз делает глубокий вдох, стараясь не выдать своих эмоций. Похоже, я наступила на больную мозоль.

Видимо, о Рейчел упоминать нельзя.

– Спокойной ночи, Тейт, – говорит он и отворачивается.

Не пойму, что произошло. Смутила его? Разозлила? Обидела?

Что бы я ни сделала, уже сожалею об этом. Не по душе мне это чувство неловкости, заполняющее все пространство между мной и лифтом, у которого стоит Майлз.

Захожу в квартиру и захлопываю за собой дверь. Но чувство неловкости не осталось снаружи, оно следует за мной.

Майлз

Шестью годами ранее

Мы ужинаем, всем неловко.

Лиса с папой пытаются вовлечь меня и Рейчел в беседу, но у нас нет настроения разговаривать. Мы пялимся в свои тарелки. Ковыряем еду вилкой. Аппетит куда-то пропал.

Папа спрашивает Лису, не хочет ли она посидеть на заднем крыльце.

Она соглашается и просит Рейчел помочь мне убрать со стола.

Мы относим посуду на кухню.

Оба молчим.

Пока я вожусь с посудомоечной машиной, Рейчел стоит, прислонившись к столу, и наблюдает, как я изо всех сил стараюсь не обращать на нее внимания. Рейчел не догадывается, что она повсюду. Она во всем. Все вокруг превратилось в Рейчел.

Это ощущение поглотило меня целиком.

Мои мысли больше не абстрактны.

Мои мысли теперь – Рейчел.

Мне нельзя любить тебя, Рейчел…

Я гляжу в раковину, а хочу смотреть на Рейчел.

Дышу воздухом, а хочу дышать одной Рейчел.

Закрываю глаза и вижу только Рейчел.

Мою руки и безумно жажду прикоснуться к Рейчел.

Я вытираю ладони о полотенце и поворачиваюсь к ней.

Пальцы Рейчел стискивают край стола за спиной. Мои руки скрещены на груди.

– У нас самые ужасные в мире родители, – шепчет она.

Ее голос падает.

Мое сердце тоже.

– Прямо-таки безнравственные, – говорю я.

Она хохочет.

Мне нельзя любить твой смех, Рейчел…

Она вздыхает.

Люблю ее вздох.

– Давно они вместе? – спрашиваю я.

Рейчел не станет врать.

– Около года. Они нечасто виделись, пока мама не решила переехать поближе к нему.

Я чувствую, как разбилось сердце моей матери.

Мы с ней ненавидим отца.

– Около года? – переспрашиваю я. – Уверена?

Рейчел кивает.

Ей ничего не известно о моей маме. Это очевидно.

– Рейчел?

Я произношу ее имя вслух. Мне хотелось этого с той самой минуты, как мы впервые встретились.

Не отводя глаз, Рейчел сглатывает и тихо шепчет:

– Что?

Я делаю шаг вперед.

Ее тело откликается. Спина стала чуть прямее, дыхание – чуть чаще, щеки – чуть розовее.

Но этого более чем достаточно.

Моя рука ложится ей на талию, мои глаза ищут ее.

Взгляд Рейчел не говорит «нет»…

Когда мои губы прижимаются к ее губам, это и хорошо, и дурно, и правильно, и неправильно.