Уравнивание - Страница 3

Я потрусил на беговую дорожку. Первый круг прошел медленно, наравне с любителями. Вокруг меня вскоре образовалась группа дилетантов, наслаждавшихся состязанием с профессионалом.

И тут я сообразил, что они так же антиэгалитарны, как и я.

Но я уже был в своей стихии: мчался вперед, прислушиваясь к своему телу и опасаясь той боли или судорог, которые преподносят былые травмы. Не почувствовав ничего, я стал наращивать темп, улыбаясь про себя, когда мои спутники — один за другим — оставались позади. Я бежал легко, с чуть большей скоростью, чем позволяло мое предыдущее тело. Координация была идеальной. Щиколотка не подводила. Давно уже я не чувствовал себя так хорошо.

«Разум и тело — единое целое», — подумал я и впервые не ощутил укола совести.

Последние четыреста метров я просто пролетел, как на крыльях.

«Интересно знать, на что я способен!»

Достигнув финиша, я задыхался, но был на седьмом небе. И не мог поверить секундомеру: лучшего результата на отрезке в четыреста метров я еще не достигал! Собственно, это был лучший результат этапа для любого стайера, бегущего на десять тысяч метров. Если я сумел добиться такого на дистанции, которую никогда не преодолевал на соревнованиях, что меня ждет завтра?!

— Попробуй, — раздался чей-то голос аккурат у моего локтя.

— Что?

Я повернулся и отыскал владельца голоса — седеющего бородатого старичка в потрепанном спортивном костюме.

— Давай, попытайся, — повторил незнакомец. — Завтра, на отборочных.

Он читал мои мысли!

— О чем вы? — надменно осведомился я. Старик покачал головой:

— Здесь не место для разговоров. Давай сделаем еще круг, только помедленнее. Немного придем в себя.

Не дожидаясь согласия, он встал на дорожку, предназначенную для медленного бега, и потрусил себе потихоньку. Я колебался, боясь ловушки, но желание узнать ответы перевесило опасения. Коротким спуртом я догнал его и притормозил, семеня следом.

— Что же я должен попробовать?

— Не просто победить. Думай масштабнее! Иди на рекорд.

— Рекорд… — тупо повторил я.

Что знает этот человек? Неужели он следил за мной? Так почему же не звонит в Уравнивание?

— Я вас не понимаю…

— Послушай, Андру… да, я знаю, кто ты. Почему ты сохранил это тело и не потребовал повторного уравнивания?

«Интересно, почему? — спросил я себя. — Может быть, потому, что чувствую себя в нем естественно».

— Что вы знаете о моем теле? — спросил я, не ответив.

— Достаточно. Нет времени для объяснений. Послушай, тебя не тронут до соревнований, а потом… Дольше сохранять это тело ты не сможешь. Поэтому поставь рекорд завтра, если желаешь воспользоваться случаем. Нанеси удар Уравниванию.

В этом последнем предложении содержалось столько всего, что я опешил.

— Удар? — тупо повторил я. — Зачем? Я простой бегун… Не вмешивайте меня в политику!

Старик замахал руками, словно отгоняя комаров.

— В таком случае я возвращаюсь к прежнему вопросу: почему ты сохранил это тело?

На этот раз я знал ответ.

— Я хочу бегать!

— Может, бег и есть твоя политика? А впрочем, решай сам. Просто если хочешь чего-то достичь, действуй побыстрее.

— Я даже не знаю, насколько подготовлено тело, сколько оно тренировалось. Что будет, если у меня не получится?

— Тогда тебе конец, и некоторым хорошим людям тоже. Это может случиться, даже если ты победишь, хотя трудно сказать заранее… Но, по крайней мере, наши усилия будут вознаграждены.

Я хотел задать вопрос, но старик прошипел:

— Смени тему, сейчас мы окажемся в толпе.

Черт возьми, я сгорал от любопытства. Но он был прав, поэтому я послушно начал:

— Это зависит от тела. Если я узнаю, что обладаю хорошим рывком перед финишем…

Секундой спустя нас догнала группа бегунов, и меня снова окружили восхищенные почитатели. Старик отстал, пробрался сквозь толчею, поднял потрепанную спортивную сумку и исчез в толпе, спешившей на скользящие дорожки.

Направляясь к своей новой квартире, я перебирал в памяти подробности этого странного разговора. Рассеянно приложил большой палец к замку, шагнул внутрь и остановился, обозревая жилище. Ничего не скажешь, Уравнивание прекрасно справляется с подобными вещами. Интерьер выглядел знакомым, как и картина над диваном… но детали отличались.

«С точки зрения Уравнивания, квартиры — как люди, — понял я. — Каждый различен, но различия могут быть сглажены: главное — впечатление».

Мои размышления были прерваны донесшимся из спальни шорохом. Секунду спустя из двери выплыла женщина в помятом красном платье; она небрежно отводила с заспанных глаз пряди длинных темных волос.

— А, вот и ты, — приветствовала она. — Прости, что встречаю в таком виде. Устала сидеть без дела, вот и решила вздремнуть.

— Извини, забежал на трек, потренироваться.

— Неужели? — воскликнула она. — По-твоему, это разумно? Вот я после уравнивания едва ноги передвигаю. Спотыкаюсь на каждом шагу!

Она провела рукой по платью в тщетной попытке разгладить морщинки.

— Взгляни, на что я похожа. И все потому, что прошла уравнивание всего два дня назад! Кстати, ты мог бы растянуть щиколотку — и тогда прощай весь нынешний сезон!

— Таковы все бегуны, — осторожно заметил я. — Норовят при каждой возможности испытать новое тело.

Она сменила тему:

— Что хочешь на ужин? Поскольку завтра ты бежишь, вряд ли следует заказывать что-то жирное или тяжелое.

«Она знает, что нужно спортсменам, — подумал я. — Значит, уже жила хотя бы с одним».

Я не всегда получаю женщин после подобных процедур: такие удовольствия Уравнивание распределяет только при условии успешного сезона, как дополнительный стимул. Награждает сексом, хотя и наказывает телом, в котором становится все труднее завоевать тот же приз в следующем году. Мне уже третий год подряд выделяется компаньонка, и я заметил, что они проходят уравнивание по графику, сходному с моим. Вот и эта женщина прошла уравнивание между двумя назначениями. Я впервые задался вопросом: так ли уж необходимы повторные процедуры женщинам, когда они меняют временных спутников, или это делается для того, чтобы разорвать эмоциональные привязанности — нет ничего лучше неоднократного уравнивания, чтобы вынудить тебя начать новую жизнь… Впрочем, какое мне дело?

— Как насчет спагетти и зеленого салата с помидорами и огурцами? спросила она.

В голове мелькнуло неприятное воспоминание.

— Только без лука, пожалуйста. От него у меня несварение.

— Что? Как это ты умудрился так быстро узнать? Следи за тем, что говоришь!

Я лихорадочно пытался вывернуться.

— У одного из моих предыдущих тел была аллергия на лук, вот с тех пор я и осторожничаю. На всякий случай.

Женщина кивнула.

— Понимаю. Люди часто путаются. Такое происходит на каждом шагу.

Она одарила меня кривоватой улыбкой, открывшей, между прочим, отличные зубы.

— Я ведь блондинка, верно?

И, не дожидаясь ответа, подошла к кухонной панели и принялась программировать ужин.

Я ел молча, сначала тревожась, что сделал очередную ошибку, потом молчал от благоговения, поскольку каждый глоток пробуждал очередную волну почти забытых воспоминаний. Ощущения — это функция тела, а не разума, и, очевидно, разум не может окончательно приспособиться к переменам. Наслаждаясь каждым кусочком, я сознавал, что со своего первого уравнивания ни разу по-настоящему не чувствовал вкуса.

Насытившись, я отодвинул тарелку и развалился на стуле.

— Хватит, и больше не предлагай, иначе завтра я не смогу бежать… Расскажи о себе.

— Что ты хочешь знать? — растерянно пробормотала она.

— Ну, для начала — кто ты?

— Я твоя временная подруга.

— И это все?

— Не понимаю, о чем ты.

— Ну, например, как тебя зовут?

На этот раз страх уступил место гневу.

— У меня нет имени! Это антиэгалитарно! В нашем интернате ни у кого не было имени.

Я слышал о таких интернатах, но их не так много. Даже самые рьяные последователи Уравнивания не слишком ценят удобство обращения «эй, ты!».