Упырь на Фурштатской - Страница 7

В те дни к обитателям замка присоединился гость, которого так долго ждала Берта. Однажды вечером он вошел в зал, когда они сели ужинать; все вскочили на ноги, приветствуя старого друга. Кавалер Войслав являл собой истинный образчик воина, закаленного в сражениях с врагами и стихиями. Лицо его нельзя было бы назвать уродливым, если бы не турецкая сабля, которая оставила красный шрам, тянувшийся через все лицо от правого глаза к левой щеке и ярко выделявшийся на обожженной солнцем коже. Телосложением кастелян Глогау обладал почти гигантским. Мало кто сумел бы поднять его доспехи, не говоря уж о том, чтобы с ловкостью и быстротой передвигаться под их тяжестью. Сам он весьма ценил эти доспехи, ибо их подарил ему при отъезде из лагеря пфальцграф Венгрии. Голубоватая кованая сталь была изукрашена золотыми узорами; в честь невесты Войслав надел латы, равно как и золотую руку, подарок графа.

Кавалер и Франц принялись расспрашивать гостя о ходе кампании; тот с удовольствием излагал мельчайшие подробности битв, каковые в рассуждении трофеев увенчались небывалым доселе успехом. Он рассказывал, как сильны турки в рукопашной схватке, добавив, что многим обязан графу, так как благодаря его чудесному подарку многие враги считали, что кавалер наделен сверхъестественной силой. Болезненный вид и смертельная бледность Франциски так и бросались в глаза; не ускользнули они и от Войслава; привыкший видеть ее цветущей и радостной, он тотчас осведомился о причине таких перемен. Берта рассказала ему обо всем, что случилось, и он выслушал ее с большим вниманием. Его любопытство донельзя усилилось, когда он услышал о часто повторявшемся сне; Берте пришлось изложить мельчайшие детали этого сна; казалось, он сталкивался ранее с подобным случаем или, по меньшей мере, слыхал о нем. Когда молодая дама добавила, что ранка на шее Франциски, появившаяся в первый день, примечательным образом так и не зажила и все еще причиняла ей боль, кавалер Войслав посмотрел на Берту так, будто хотел ей что-то сказать, но промолчал; слова Берты укрепили его в мысли о том, какова была настоящая причина болезни Франциски.

Разговор, вполне естественно, перешел далее на кавалера Аззо, и все принялись оживленно его обсуждать. Узнав все частности болезни Франциски, Войслав принялся теперь подробно расспрашивать хозяев о незнакомце, начиная с первого его появления и заканчивая последним визитом, однако не спешил высказывать свое мнение. Все были погружены в беседу, когда дверь распахнулась и на пороге появился Аззо. Войслав не сводил с него глаз, а тот, словно не замечая нового гостя, подошел к столу, уселся и завел разговор, обращаясь по преимуществу к Франциске и ее отцу и время от времени вставляя саркастические ремарки в ответ на высказывания Франца. Вновь заговорили о турецкой войне; и хотя Аззо ограничивался краткими замечаниями, кавалеру Войславу было что рассказать. Он занимал всех своими историями до поздней ночи, и наконец Франц, обернувшись к Войславу, произнес:

— Не удивлюсь, если и день застанет нас за рассказами о ваших увлекательных приключениях.

— Молодой господин обладает завидным вкусом, — сказал Аззо, иронически кривя губы. — Повествования о бурях и кораблекрушениях и впрямь лучше всего слушать на terra firma [3],а рассказы о битвах и смерти — за гостеприимным столом или же сидя у камина. Слушателю становится так приятно, что он сохранил свою шкуру в целости и не подвергается никакой опасности — даже схватить насморк.

С этими словами он хрипло рассмеялся, повернулся к Францу спиной, поклонился всем остальным и вышел прочь. Кавалер Фаненберг, всегда провожавший Аззо к двери, на сей раз сослался на усталость и пожелал друзьям спокойной ночи.

— Наглость этого Аззо превосходит все границы, — вскричала Берта, когда гость ушел. — С каждым днем он становится все более грубым, невежливым и высокомерным. Один лишь сон Франциски, пусть он в том и не виноват, заставляет меня ненавидеть его. А этим вечером он не сказал никому, помимо Франциски, ни единого доброго слова, за исключением, быть может, нескольких замечаний, обращенных к дяде.

— Не стану отрицать твою правоту, Берта, — заметила ее кузина. — Многое можно простить человеку, которого судьба, возможно, сделала мизантропом; однако нельзя нарушать правила обычной учтивости. Но куда подевался Франц? — спросила вдруг Франциска, беспокойно оглядываясь по сторонам.

Молодой человек, как оказалось, незаметно выскользнул из комнаты, пока Берта и Франциска были заняты разговором.

— Надеюсь, он не последовал за кавалером Аззо, чтобы вызвать его! — с тревогой воскликнула Берта.

— Уж лучше ему войти в клетку ко льву и потрепать зверя за гриву, — резко произнес Войслав. — Я должен незамедлительно последовать за ним, — добавил он и выбежал из зала.

Ему пришлось выйти из замка, спешно пересечь двор и миновать ворота, прежде чем он настиг Аззо и Франца. Они стояли на мостике с невысокой балюстрадой, переброшенном через замковый ров. Франц, похоже, только что обратился к Аззо с запальчивой речью, поскольку Войслав, скрывавшийся в тени стены и не замеченный ни тем, ни другим, услышал, как Аззо мрачно произнес:

— Оставь меня, глупый юнец — оставь меня; клянусь солнцем, — и он указал на полную луну, сиявшую в небе над их головами, — что ты не увидишь более этих лучей, если еще на миг задержишься у меня на пути.

— Знай же, негодяй, что я не готов сносить твою бесконечную надменность; ты либо дашь мне удовлетворение, либо умрешь, — вскричал Франц, обнажая меч.

Аззо протянул руку, сжал лезвие меча посередине и переломил его, как сухую тростинку.

— Предупреждаю тебя в последний раз, — вскричал он громоподобным голосом, швыряя обломки меча в ров. — Отойди — уступи мне дорогу, юнец, иначе, клянусь теми, что под нами, ты погиб!

— Ты или я! ты или я! — воскликнул обезумевший Франц, рванулся к мечу противника и попытался выхватить его.

Аззо ничего не ответил, лишь горький смех сорвался с его губ; вцепившись в грудь Франца, кавалер поднял его, точно младенца, и намеревался уже сбросить барона с моста, когда Войслав очутился рядом. Схватив Аззо за руку своей чудесной золотой рукой, в чьи пружины он вложил всю свою силу, Войслав пригнул руку противника книзу, заставив того выпустить жертву. Аззо, казалось, был поражен до глубины души; не обращая более внимания на Франца, он с удивлением глядел на Войслава.

— Кто ты, осмелившийся лишить меня добычи? — спросил он с некоторым колебанием. — Возможно ли? Неужто ты…

— Не спрашивай, кровопийца! Ступай, ищи себе пропитание! Скоро твой час настанет! — спокойно, но твердо отвечал Войслав.

— Ха! теперь мне все понятно! — живо воскликнул Аззо. — Приветствую, брат по крови! Отдаю тебе этого червяка; ради тебя, так и быть, я не раздавлю его. Прощай; вскоре пути наши пересекутся снова.

— Скоро, очень скоро; прощай! — воскликнул Войслав, привлекая к себе Франца.

Аззо бросился вперед и исчез во тьме.

Франц некоторое время находился в полуоглушенном состоянии, но вдруг зашевелился, словно просыпаясь ото сна.

— Я опозорен, опозорен навеки! — воскликнул он, уткнувшись лбом в сжатые кулаки.

— Успокойся; одолеть его ты не смог бы, — сказал Войслав.

— Я одержу победу или умру! — возразил Франц. — Я разыщу этого проходимца в его логове и тогда один из нас падет, он или я.

— Ты не сумеешь даже нанести ему рану, — сказал Войслав, — и неизбежно погибнешь.

— Тогда расскажите мне, как свершить суд над этим негодяем, — закричал Франц со слезами отчаяния на глазах, хватая Войслава за руки. — На меня пал позор, и я не в силах больше жить.

— Ты будешь отмщен, и в течение суток, надеюсь; но только лишь при двух условиях.

— Я согласен! Я готов на все, — воодушевленно начал юноша.

— Первое заключается в том, что ты ничего не станешь предпринимать и оставишь дело в моих руках, — прервал его Войслав. — Второе: ты поможешь мне убедить Франциску выполнить то, что я представлю ей как высочайшую необходимость. Аззо подвергает жизнь молодой дамы опасности гораздо большей, чем грозит тебе.