Упырь на Фурштатской - Страница 10

— Пойдем отсюда, — прошептала Франциска и попыталась подняться. — Но что это? Мое платье на плече промокло, и на руке и шее я чувствую влагу.

— Виновата, должно быть, утренняя роса на траве, — мягко произнес Войслав.

— Нет; это кровь! — воскликнула она, вскакивая на ноги; в голосе ее звучал ужас. — Глядите: рука моя вся в крови!

— Ах, вы ошибаетесь; сомнений нет, вы ошиблись, — неуверенно возразил Войслав. — Быть может, ранка у вас на шее начала кровоточить? Умоляю вас, проверьте, так ли это.

Взяв ее за руку, он поднес пальцы Франциски к ранке.

— Я ничего не чувствую; нет никакой боли, — заметила она с некоторым раздражением.

— Видимо, упав в обморок, вы задели крышку гроба или оцарапались гвоздем, — предположил Войслав.

— О нет, зачем вы напомнили мне об этом! — вся дрожа, вскричала Франциска. — Скорее прочь — прочь отсюда! Молю вас, пойдемте же! Я ни на миг не хочу больше оставаться в этом ужасном, ужасном месте.

Они спустились по тропинке куда быстрее, чем поднялись. Войслав помог спутнице сесть в седло, и скоро они уже мчались по направлению к дому.

Когда лес остался позади, Франциска принялась засыпать своего заступника вопросами о пережитом ею приключении; но он заявил, что она слишком взволнована и потому все объяснения ему придется отложить до утра; утром же он готов будет полностью удовлетворить ее любопытство. По прибытии в замок он незамедлительно проводил Франциску в ее комнату, сказав кавалеру фон Фаненбергу, что дочь его очень утомилась на прогулке и потому не сможет присутствовать за ужином. На следующее утро Франциска проснулась раньше обычного; давно уже она не вставала так рано. Она сообщила подруге, что впервые за время болезни ночной сон освежил ее; и что было еще замечательнее, ей не докучал минувшей ночью навязчивый кошмар. Не одна только Берта, но также Франц и кавалер заметили, что выглядела она гораздо лучше прежнего; с позволения Войслава, она поведала им о вечернем приключении. Не успела она завершить рассказ, как со всех сторон на Войслава посыпались вопросы об этих невероятных событиях.

— Доводилось ли вам когда-либо слышать, — осведомился тот, поворачиваясь к хозяину, — о вампирах?

— Достаточно часто, — отвечал кавалер. — Но я не верю в их существование.

— Не верил и я, — заметил Войслав, — однако в их существовании меня убедил собственный опыт.

— Прошу вас, расскажите, как это случилось, — воскликнула Берта, словно охваченная внезапным озарением.

— Произошло это во время моей первой венгерской кампании, когда сабельный удар янычара, который пришелся по лицу, и еще одна рана в плече на время сделали меня беспомощным. Меня поселили в доме одного уважаемого семейства в небольшом городке. Семья состояла из отца, матери и дочери лет двадцати. Они зарабатывали на жизнь, торгуя превосходным вином тех мест, и в трактире их всегда яблоку негде было упасть. Хоть и жили они безбедно, но пребывали в неизбывной печали, вызванной болезнью единственной дочери, девушки очень хорошенькой и достойной. Когда-то она цвела, как роза, однако вот уже несколько месяцев только худела и теряла силы, причем без всякой очевидной причины; перепробовали все средства, чтобы ее вылечить, но ничего не помогало. Армия стояла бивуаком по соседству, и в трактире собирались люди из самых дальних мест и стран. Среди них был один человек, приходивший каждый вечер, когда на небо всходила луна; он поражал всех своими странными манерами и видом; он казался иссохшим, как мертвое тело, и почти ничего не говорил; его редкие изречения несли печать горечи и сарказма. Он привлекал всеобщее внимание тем, что обыкновенно заказывал бокал лучшего вина и время от времени подносил его к губам, но после его ухода бокал на столе всегда оказывался по-прежнему полон.

— Все это так напоминает внешность и манеры Аззо, — заметила Берта, с большим интересом слушавшая рассказ.

— Дочери хозяев, — продолжал Войслав, — день ото дня становилось хуже, невзирая на все усилия врачей-христиан и неверных из числа пленников, с которыми пытались советоваться в надежде на какое-нибудь волшебное снадобье. Любопытно, что девушка постоянно жаловалась на один и тот же сон, в котором ее донимал и преследовал неизвестный гость.

— Совсем как твой сон, Франциска, — воскликнула Берта.

— Однажды вечером, — возобновил свой рассказ Войслав, — старый славянин, много путешествовавший по Турции и Греции и повидавший даже Новый Свет, сидел со мною за столом, попивая вино; в трактир, по обыкновению молча, вошел незнакомец и сел за стол. Мы с другом опустошили не одну бутылку, беседуя о самых разных вещах, о наших приключениях и пережитых нами испытаниях, как страшных, так и забавных. Так мы провели около часа и выпили немало вина. За все это время незнакомец не проронил ни слова, но то и дело презрительно улыбался. Возможно, вино ударило мне в голову, но только он все больше раздражал меня; и когда он расплатился и собрался уходить, я воскликнул: «Постой-ка, каменный гость: ты только и делал, что слушал, и даже чашу свою не осушил. Пришло время и тебе рассказать нам что-нибудь позанимательней, и если ты не выпьешь свое вино, я затею с тобою ссору». «Да-да», — подхватил славянин, — «ты должен остаться; садись, поговори и выпей с нами». Он был уже не молод, но высок и очень силен; и вот он схватил незнакомца за плечо, чтобы заставить того опуститься на скамью; но тот, хотя и был тощ, как вылитый скелет, одним движением руки отбросил славянина на середину комнаты, порядком оглушив его при этом. Я вскочил и попытался задержать незнакомца. Я поймал его за руку; пружины моей механической руки были послабее нынешних, но все же я, должно быть, в порыве злости схватил его достаточно крепко; он мрачно поглядел на меня, наклонился ко мне и прошептал мне на ухо: «Отпусти меня; по хватке твоей вижу я, что ты брат мой; не мешай же мне искать кровавую пищу. Я голоден!» Удивленный этими словами, я отпустил его; не успел я и глазом моргнуть, как он исчез. Едва опомнившись, я рассказал славянину о том, что слышал. Тот в тревоге отшатнулся. Я попросил его объяснить причину этого страха и необычайные слова незнакомца. По пути домой, когда я провожал славянина, он исполнил мою просьбу. «Этот незнакомец», — сказал он, — «вампир!»

— Но как? — в один голос с ужасом вскричали кавалер, Франциска и Берта. — Значит, и Аззо был.

— Именно так. Он также был вампиром! — ответил Войслав. — Однако егоадская жажда навсегда иссякла; он никогда больше не возвратится. — Но я не закончил рассказ. Поскольку в моих краях никогда не слыхали о вампирах, я подробно расспросил о них славянина. Он поведал мне, что в Венгрии, Хорватии, Далмации и Боснии эти дьявольские отродья встречаются довольно часто. Вампирами становятся умершие люди, что при жизни служили пищей для других вампиров, совершившие какой-либо смертный грех или отлученные от церкви; когда на небе является луна, они встают из могил и пьют кровь живых.

— Какой ужас! — воскликнула Франциска. — Если бы вы заранее рассказали мне об этом, я не нашла бы в себе смелости покончить с ним.

— Так и я думал; увы, расправиться с вампиром может только жертва, в то время как кто-то другой должен читать молитвы. Славянин, — продолжал он, помедлив, — рассказал мне множество историй об этих потусторонних посетителях. Он сказал, что жертвы их чахнут на глазах, тогда как вампиры начинают выглядеть все лучше; он говорил также, что вампиры обладают чудовищной силой.

— Теперь я понимаю, отчего Аззо так переменился, ощутив хватку вашей механической руки, — вмешался Франц.

— Да, в том-то все и дело, — ответил Войслав. — Аззо, как и тот другой вампир, решил, что я обладаю подобной силой от природы и, следовательно, принадлежу к его семейству. Теперь вы можете себе представить, дорогая, — произнес он, оборачиваясь к Франциске, — как встревожило меня по приезде ваше состояние; все, что вы с Бертой мне рассказали, только усилило мою тревогу; при виде Аззо у меня не осталось никаких сомнений — предо мной был вампир! Узнав от вас, что в окрестностях имеется могила некоего Эззелина фон Клатки, я понял, что сумею спасти вас, если только смогу заручиться вашей помощью. Мне подумалось, что не стоит посвящать вас во все обстоятельства дела, ибо ваши силы были на исходе и мысль о предстоящих ужасах могла бы заставить вас отступить; по этой причине я и устроил все так, что вы ни о чем не догадывались.