Управление недоверием - Страница 4

Это был ничем не примечательный день выборов в небольшой и номинально демократической стране где-то на периферии Европы. Дождь, идущий все утро, заставил народ сидеть дома, а политиков – опасаться или ждать с нетерпением низкой электоральной явки. Не было никаких признаков кризиса. Было общее ощущение скуки и фальши. Ожидалось, что правительство победит на выборах, а оппозиция успешно переживет поражение. В полдень дождь наконец прекратился, и люди начали приходить на избирательные участки, чтобы исполнить гражданский долг или удовлетворить политическую страсть, – возможно, просто из чувства азарта. В конце концов, граждане находят очень разные причины для участия в выборах. Но затем произошло нечто странное и действительно пугающее.

Когда избиратели проголосовали, оказалось, что число действительных бюллетеней не достигло 25 процентов. При этом партия правого крыла набрала 13 процентов, центристская – 9, а левая партия – 2,5 процента. Было совсем немного испорченных бюллетеней и только горстка воздержавшихся. Все остальные бюллетени, составляющие более 70 процентов от всех голосовавших, были пустыми. Истеблишмент, в данном случае правительство, и оппозиция были встревожены и смущены. Почему граждане оставили бюллетени незаполненными? Что они хотели этим сказать? Как голосующие пустыми бюллетенями смогли самоорганизоваться? Почему они не остались дома, если не было никого, за кого они хотели бы проголосовать? Почему они не проголосовали за оппозицию, если ненавидели правительство? Почему они не собрались перед парламентом и не взяли штурмом почтовое отделение, если настолько презирали систему?

Энергичные попытки правительства найти лидеров тайной сети голосующих пустыми бюллетенями закончились разочарованием и отчаянием. Оказалось, что у избирателей с пустыми бюллетенями не было идеологов или организаторов. Их акция не планировалась и не готовилась заранее.

О ней даже не сообщалось в «Твиттере». Расследование, проведенное тайной полицией, подтвердило, что до голосования идея пустых бюллетеней публично даже не обсуждалась, не было записано ни одного телефонного или скайп-разговора, в которых поднималась бы эта идея. Единственное рациональное объяснение состояло в том, что либо этот протест был организован некой внешней законспирированной сетью, либо большинство людей в одно и то же время – и независимо друг от друга – пришло к идее сдать незаполненные бюллетени. В итоге правительству не с кем было торговаться, некого арестовывать, некого даже шантажировать или кооптировать в свой состав. Короче говоря, фрустрация правительства отражала фрустрацию граждан. После недельной тревоги выборы были проведены снова. Но, вот поди ж ты, и на этот раз 83 процента оставило пустые бюллетени.

Это сокращенная версия истории о восстании пустых бюллетеней. Удивительно, что это восстание не произошло в изнывающей от жесткой экономии Италии или разоренной Греции, где, если верить последним опросам общественного мнения, только один гражданин из пяти считает, что его голос имеет какое-то значение для национальной политики. Оно не произошло в Румынии или Болгарии, где вроде бы постоянно происходят странные вещи. Восстание пустых бюллетеней также не случилось во Франции или Германии, где чаще всего происходят сокрушительные для всего мира события. В конечном итоге оно произошло в романе нобелевского лауреата Жозе Сарамаго, бывшего сталиниста и ярого анархиста, – в его классическом произведении «Зрение». Но сегодня восстание пустых бюллетеней могло бы произойти едва ли не в любой европейской стране. Невольно вспоминается старый советский анекдот о человеке, который стоит возле Кремля и разбрасывает листовки. Когда милиция его арестовывает, обнаруживается, что все его листовки пустые. «Всем и без того известно, – говорит человек, – что все не так, зачем же писать об этом?» Но знаем ли мы, в самом деле, чтó сегодня не так?

Отношение общества к демократии в современной Европе лучше всего представить в виде смеси пессимизма и злости, как в знаменитых строках Йейтса: «Все рушится, основа расшаталась… / У добрых сила правоты иссякла, / А злые будто бы остервенились» (У. Б. Йейтс «Второе пришествие», перевод Г. У. Кружкова).

Это настроение отразилось во множестве недавно проведенных опросов. Несмотря на то что в апреле 2012 года большинство европейцев признало Европейский союз неплохим местом для жизни, их уверенность в экономических показателях ЕС и его способности играть ведущую роль в мировой политике снизилась. Еще более волнующим оказался тот факт, что 90 процентов европейцев увидели расширяющийся разрыв между народными ожиданиями и действиями правительства. Только треть европейцев заявила, что чувствует значимость своих голосов на уровне ЕС. Только 18 процентов итальянцев и 15 процентов греков заявили, что чувствуют значимость своих голосов даже в их собственных странах. По данным другого опроса, 76 процентов европейцев заявили, что их экономическая система является несправедливой, выгодной лишь для немногочисленной верхушки.

В США можно обнаружить похожее сочетание злости и недоверия по отношению к элите и общественным институтам. Растущая неудовлетворенность тем, как работает американская политическая система, заставляет многих сильно сомневаться в том, что Америка переживает сегодня свои лучшие времена. Главный герой популярного телесериала «Новостной отдел» точно схватил это новое ощущение горечи и разочарования, когда заявил, что, хотя Америка продолжает говорить о себе как о величайшей нации в мире, на самом деле «мы находимся на седьмом месте по грамотности, двадцать седьмом по математике, двадцать втором по науке, сорок девятом по продолжительности жизни, сто семьдесят восьмом по младенческой смертности, мы третьи по среднему доходу домохозяйств, четвертые по рабочей силе и по экспорту. Мы лидируем только в трех категориях: по числу заключенных на душу населения, количеству взрослых, верящих в ангелов, и по оборонным расходам, на которые мы тратим больше, чем следующие двадцать шесть стран вместе взятые». Демократия превратилась в цыплячью игру, в которой не допустить другую сторону к управлению важнее, чем управлять самому. «Затор» (gridlock) стал тем понятием, которое наилучшим образом характеризует то, как американцы описывают свою политическую систему. С 2008 по 2012 год республиканцы в конгрессе прибегали к тактике обструкции законопроектов столько же раз, сколько они применяли ее в течение семи десятилетий между Первой мировой войной и окончанием второго срока президента Рональда Рейгана.

Неудивительно, что в глазах Европы США выглядят недееспособной посткоммунистической демократией, в которой политика является неуправляемой игрой с нулевой суммой. А американцам европейские демократии кажутся упадочными полуавторитарными режимами, в которых элиты решают все за спинами избирателей.

В каком-то смысле различие между тем, как американские и европейские элиты реагируют на свертывание демократической политики, похоже на контраст между голливудским фильмом и французским экспериментальным романом. Американские политики надеются сохранить у избирателей интерес к политике, поддерживая веру в традиционный сюжет – заставляя их выбирать между белым и черным. Европейские же политики избавились от сюжета и вместо этого стараются убедить избирателей, чтобы те обращали внимание на достоинства литературного стиля. Для США и Европы существуют определенные риски. В США избиратели могут однажды осознать, что, хотя их политические представители расходятся почти по всем пунктам, они проводят пугающе одинаковую экономическую политику. В этом случае негодование против элит резко возрастет, и люди будут готовы поддержать радикальные платформы. В Европе избиратели могут просто перестать «читать». Другими словами, неголосующий станет главным персонажем европейской политики.