Универмаг - Страница 67

- Ты не знаешь Фиртича, Серега. Если он решил — не отступит.

Блинов поднялся и вышел из комнаты. Вскоре он вернулся в свитере и кожаном пальто. Бросил Анне ее плащ и стоял в ожидании, поигрывая ключами от автомобиля.

- Ты пьян. Я с тобой не поеду.

- Нам не по дороге, — сухо прервал ее Блинов. — Сядешь в такси.

Анна надела плащ, подняла воротник и сунула руки в карманы. Блинов стоял с совершенно отсутствующим видом.

Анна вышла на площадку. Она знала, что Блинов поступит так, как обещал. Он действительно многим рисковал. А может, поговорить с Фиртичем? И с Кузнецовым поговорить...

В широком прямоугольнике окна виднелась часть крыши противоположного дома, а выше — звезды, крупные и яркие, словно обсосанные леденцы. И ведро, что стояло на низком подоконнике пустого окна.

Из-за двери послышались размазанные шаги Блинова. Он был совершенно пьян — видимо, добавил еще. Он долго возился с замком и, за что-то зацепившись, чертыхнулся. Хмельно осмотрелся — куда бы поставить ногу с незавязанным шнурком. Заметил прислоненную к стене снятую с петель оконную раму. Подошел. Оперся носком о переплет, но туфля скользнула по стеклу...

Блинов размашисто повернулся к окну, так же размашисто поднял ногу к ведру и...

То, что произошло в следующее мгновение, ужасом сковало Анну. По какому-то странному закону торможения все происходило подобно замедленной съемке. Она видела, как накренилось и скакнуло в сторону от ноги Сереги ведро. Как медленно и тяжело пошло в проем окна потерявшее упор тело. Словно кожаный мешок...

Серега повернул голову. Полные страха глаза, казалось, посмотрели в самые ее зрачки. Непослушные деревянные губы выдохнули несколько слов. Анна их четко расслышала...

- Помоги... Падаю... Помоги же...

Анна привалилась плечом к стене и судорожно сцепила за спиной пальцы. Последнее, что видел Серега Блинов в этом мире,— немигающий взгляд своей бывшей жены. Пальто вздулось черным крылом, из задранных штанин обреченно проглянули белые ноги в плоских туфлях с летящими шнурками...

И уже потом, когда ведро ударилось о лестничную решетку и, продолжая грохотать, поскакало вниз по ступенькам, Анна все еще стояла, полностью не осознавая, что произошло. А в прямоугольник окна уже вписалась упрямой линией крыша противоположного дома на фоне темного неба с рассыпанной горстью весенних умытых звезд.

Абажур висел над столом бордовым парашютом, приспустив косицы бахромы. Прозрачная тень его красноватыми мазками ложилась на строгие золоченые корешки мудрых книг.

Фиртич погладил ладонью холодный шершавый ледерин изданий «Академии». Многих названий он даже и не слышал, хотя памятью обладал отменной.

- Вы все это прочли? — спрятался он за иронический тон.

- Не все. Но большую часть. Я читаю быстро, — ответил Лисовский.

Тепло, которое накатывало после очередного укола инсулина, уже уходило, оставляя в теле обманчивую легкость. Лисовский любил это состояние. Часы, которые отделяли его от следующего приступа слабости и тошноты, считал самыми счастливыми часами. И радовался жизни. Вот и сейчас он сидел за столом и улыбался.

Фиртич никогда раньше не был у Лисовского. И что его привело сегодня? Вроде вышел просто погулять, успокоить нервы...

Весна прокралась в город и, не в силах больше таиться, распрямила затекшее молодое тело. В глухой темноте улиц шумели голые деревья под напором упругого ветра, струился слабый запах мимозы. Фиртич чувствовал, как холодок пробирается под куртку, заглядывает в рукава. Он прибавил шагу. Так получилось, что когда он поравнялся с остановкой, к ней подошел и трамвай. Фиртич, не отдавая отчета, вскочил в вагон. С шипением захлопнулись двери. «Ладно, — решил он, — сойду на следующей остановке». Погруженный в свои мысли, он с удивлением отметил, что следующая остановка возникла как-то очень быстро.

Память, как губка, отжимала все новые и новые воспоминания, какие-то обрывки фраз, ситуации, встречи. И это погружение в прошлое саднило душу... Какая разница, к чему ты стремишься? Методы — вот что определяет твое лицо, твою сущность. Люди не всегда представляют себе цель, к которой стремится тот или иной человек, но методы, которыми они пользуются, на виду у всех. И не всякая цель оправдывает средства! Он обыкновенный человек и хочет лишь добиться того, чтобы дело, которым занимается, пользовалось уважением. Так почему он должен ради этого встать на одну доску с подонками? Быть их партнером? Самое печальное, что и он, Фиртич, все отклонения от нормы уже считает нормой. Всерьез поверил, что жить среди этих людей можно так и только так. Подлаживаться, ловчить, обманывать себя и других... В чем же ценность его собственной жизни, единственной и неповторимой? И сколько ему осталось той жизни? Как получилось, что, разменяв шестой десяток, он повязал себя с негодяями? Идет на компромиссы с совестью, чтобы удержаться, чтобы защитить себя и свое дело. Не лучше ли все это поломать, пока не поздно, пока не зашел слишком далеко?.. Но куда же дальше?

А трамвай тащился и тащился, прошивая искрами ночную мартовскую улицу...

На Моховой Фиртич вышел и очутился перед подъездом, свод которого провисал под тяжестью литого чугунного фонаря. «Хороша прогулочка, — подумал Фиртич, поднимаясь по лестнице в квартиру Лисовского. — Представляю, какие глаза сделает старик».

А на удивленный возглас Лисовского: «Вы что, заблудились?»,— Фиртич ответил: «Почему? Шел к вам...» И в следующее мгновение понял, что сказал правду: он шел к Лисовскому, хотя и мысли не было ни о какой конкретной цели. Вышел просто подышать свежим воздухом...

Они о многом успели поговорить. Во время их разговора в большую, заставленную книгами комнату то и дело заходили какие-то люди и, заметив гостя, удалялись.

- Сколько же вас здесь? — не удержался Фиртич.

- Прописано двенадцать, — ответил Лисовский. — Без меня. Я числюсь в другом месте, но там обитают племянники с женами.

- А где ваша мама?

- Придет скоро. Телевизор смотрит в соседней комнате, — улыбнулся Лисовский, словно предупреждая гостя, что у того все еще впереди.

Фиртич подумал о том, как люди меняются в домашней обстановке. Доброжелательный и словно чем-то виноватый обитатель этой комнаты был разве что внешне похож на главного бухгалтера Лисовского Михаила Януарьевича, брюзгу и скептика. Фиртич рассчитывал застать главбуха в более удрученном состоянии после той новости, что Лисовский преподнес ему днем.

- Человек никогда не бывает так счастлив или несчастлив, как это кажется ему самому, говорят французы, — улыбнулся Лисовский.

- Как сказать, — возразил Фиртич. — Все зависит от степени личного переживания. Что кажется несущественным со стороны, самим человеком воспринимается порой как полное крушение.

- Может быть. — Лисовский бросил тоскующий взгляд на лежащую в стороне раскрытую книгу. — Вы думали застать меня в прострации, а я лежу, читаю Лескова.

- Странно, — с досадой проговорил Фиртич. — Мне показалось, вы были сегодня огорчены.

- Ну... Мы ведь только тогда проявляем себя во всем размахе, когда касаемся мировых проблем, — усмехнулся Лисовский. — А страсти на уровне Универмага, даже такого, как «Олимп», не стоят, батенька, ни одной нашей нервной клетки... Вы, Константин Петрович, личность сильная. Страсти вас разрывают, как Отелло. Не одну бы Дездемону задушили, если перенести на куртуазную почву вашу деловую неуемность... Послушайте, Константин Петрович, есть ведь простой способ избавиться от этой жуткой обуви. Свезите в область. Там по выходным и черта можно продать, сами знаете. К тому же весна, ярмарки грядут чуть ли не во всех районах. И начальство будет довольно. Сам «Олимп» лицом к деревне повернулся! Грамоту получите. Продавцы парного молока по-пьют. Да и конфликт снимете, а?.. Помню, после войны для Универмага лошадей покупали в Тихорецке на базаре. С автотранспортом туго было... Выехали с распродажей какого-то тряпья, а вернулись на трех лошадях.