Универмаг - Страница 20

- Разрешите... я в порядке реплики.

Барамзину не хотелось, чтобы совещание распылялось на реплики. Он недовольно взглянул на Фиртича. Но тот, улыбаясь, смотрел в сторону пылающего негодованием маленького Дорфмана, похожего сейчас на зажигалку.

Блинов воспользовался паузой.

- Хочу отметить, что у нас кадры мелькают как конфетти. Годовое обновление рабочих на потоке достигает сорока пяти процентов. Только чему-нибудь научишь, а он уже увольняется. Конечно, стоит перейти дорогу, как его встретит радиозавод со своими санаторием, больницей, детским садом. А чем нам привязать? Сырым цехом? Небольшим окладом? Вот мы и подрабатываем модели, несложные по технологии.

- Подрабатывают? — выкрикнула главный художник Дома моделей. — Уродуют красивую обувь, подгоняя под свои операции.

- И такое бывает, — мягко признался Блинов. — Вы смотрите со своих позиций, эстетничаете, работаете год с моделью. А у нас план. У нас сорванные поставки сырья, фурнитуры.

- Вы когда-то выпускали артикул 145047, — вступила Рудина, забыв свою обиду на Фиртича. — Где он сейчас?

- На мне, будь я неладен! — завопил Дорфман. — Не снимаю туфель с ноги три года.

- Пожалуйста! — Рудина откинула со лба прядь крашеных волос. — А что сделала фабрика? Пробили еще две дырки под шнурок и накинули десятку. Покупатель повернулся спиной. Кто выиграл?

..Барамзин вышел из-за стола и приблизился к краю сцены.

- Мы собрались для важного дела: уточнить сегодняшнюю конъюнктуру. — Он сделал паузу. — Здесь больше говорили о плохом. Конечно, плохое всегда жжет. Хорошее и так хорошее... Взгляните на эту выкладку. Сколько удачных моделей ходовой обуви! Разве подобное мы могли себе позволить хотя бы три года назад?..

Солнечный свет заливал стенды с выставленной продукцией.

- И что примечательно, друзья, — продолжал Барамзин. — Плохая обувь выпускается за счет отклонений от ГОСТа. И в то же время лучшая обувь, самая красивая и ходовая, также идет за счет нарушения Государственного стандарта. Возникает мысль: не является ли сам ГОСТ сводом косных, устаревших правил?.. Полагаю, что пора создать комиссию по пересмотру ГОСТа. ГОСТ нужен, но он должен быть гибким... Совещание продолжалось.

«Паразиты!» — думал Блинов, в роскошной волчьей шубе шагая по улице имени Третьего Интернационала. Свой корытоподобный лимузин, купленный по случаю распродажи имущества иностранной фирмы и прозванный приятелями «блиновоз», Серега не стал подгонять к выставочному залу. Ни к чему. Не так поймут...

Как ему хотелось сейчас очутиться в цехах своей родной Второй обувной фабрики, пройти вдоль конвейера и набить кое-кому морду. Особенно бесил пацан, сидящий на операции склейки подошвы после натяжения верхнего кроя на колодку. Дозатор, умная машина, точно и аккуратно брызгал клеем по периметру подошвы, оставляя всю площадь чистой. Поэтому ботинок можно было гнуть как угодно, и он не терял формы... А тот патлатый хмырь сломал дозатор — надоело ему ждать, пока клей натечет. Сидит чумазый, втягивает носом сопли, захватывает горстями клей и обмазывает всю подошву целиком. Ботинок становится железным от обилия клея. И ногу в нем печет... Правильно определил старик Дорфман: колодочники у нас высший класс. Да и кожа неплохая. А вот сидят на конвейере сопляки, все мысли их о таких же синих бройлерных соплюхах. А гонору-то! Зарплату министра требуют, не меньше. А начальство кувыркается, ловчит, чтобы и эти не разбежались, — тогда хоть фабрику закрывай...

Мысли Сереги энергично плескались в русле государственных проблем. Человек предприимчивый, с деловой хваткой, Серега точно знал, что делать. Но кто примет всерьез его прожекты? Какой-то начальник отдела сбыта... Ну богатый. Ну есть деньги, бабы, есть классные курорты, гостиницы, в которых не стыдно поселить президента дружественной страны. Но Серега мог поклясться своей красивой жизнью, что в какие-то минуты на этой конъюнктурке он многое бы отдал за теплое слово в адрес своей Второй обувной...

Привыкший к повсеместному уважению — начиная от станции техобслуги автомобилей, куда его «блиновоз» въезжал точно танк мимо скромно молчавшей очереди купленных в многолетний долг «Жигулей», и кончая вечерним коктейлем в торговых представительствах, куда его приглашали заезжие приятели-фирмачи, — Серега испытывал на совещаниях чувство жуткого унижения. Конечно, он понимал, что продукции Второй обувной фабрики еще далековато, скажем, до ереванских «Масиса» или «Наири», но тем не менее так грубо по морде... И еще с намеками на темные делишки, что творятся на Второй обувной. Делишки, конечно, творились. Не с зарплаты же Серега Блинов считался в своем кругу уважаемой персоной... И Серега понимал: пробил первый удар колокола. Намеки не могут долго оставаться только намеками. Значит, где-то что-то сбоило. Надо внимательно продумать все записи его тайного реестра: что форсировать, а что придержать... Он ждал большую партию шкур из колхоза, раскинувшего угодья в труднодоступных районах Заилийского Алатау. Все было оформлено как надо. Накладные, печати, бланки строгой отчетности, командировочные экспедитору. Даже расчет велся через отделение Госбанка. Никакая ревизия подкопаться не могла. Все было тип-топ...

На кожзаводе люди из отряда Сереги Блинова в рекордное время превратят эти шкуры в шевро. А спустя срок золотозубые водители выведут свои тихие грузовики из ворот Второй обувной фабрики и расползутся по разным направлениям...

Психологи не один год бьются над загадочным феноменом человеческого поведения: почему товар, лежащий на полках шикарного магазина, не вызывает интереса покупателей, но стоит тот же товар вынести на улицу и начать продавать с перевернутого на попа пустого ящика, как мгновенно вырастает очередь. И в снег и в жару...

Этим психологическим парадоксом и пользовался Серега Блинов. Золотозубые шоферы-рейсовики, откинув борт автомобиля, продавали обувь не напрягаясь. Нельзя сказать, что органы контроля не интересовались автокоробейниками. Но в нагрудных карманах горластых молодцов всегда были наготове всамделишные с виду накладные и соответствующие бумаги с круглыми печатями. Для особо недоверчивых ревизоров Серега предусматривал денежные знаки, которые, как правило,

производили неотразимое впечатление на измученных дорожной пылью ревизоров-мотоциклистов... Конечно, он мог и не вывозить обувь на периферию, разметав левак среди знакомых директоров магазинов, как делали другие предприимчивые люди. Но Серега был брезглив по натуре, он не хотел мараться в родном городе, а главное, вывозить безопасней и выгодней, как ни странно, — дома с него три шкуры содрали бы... Так что техника этой процедуры была отработана до мельчайших деталей, вовлечено довольно значительное количество людей. Большинство из них и понятия не имели о том, что работают на Блинова с компанией. Все проворачивалось в обстановке строжайшей конспирации.

И все же Серега в последнее время чуял своим благородным носом, что начинает попахивать жареным. Плохая работа фабрики должна привлечь внимание специальных органов. И раньше на фабрику торгинспекция накладывала аресты, на снятие которых Блинов затрачивал немало и своих личных сбережений. В конце концов ему это надоело: фабрика не его собственность. Почему он должен платить из своего кармана за бездельников-руководителей?

«Паразиты!» — во второй раз выругался Серега Блинов, выходя на Главную улицу. Его выводила из себя близорукость этих людей. Уверовав во всесильность Блинова, они пустили основное производство на самотек, уделяя все внимание малопочтенному промыслу. «Это ж черт знает что! Ведь они, паразиты, еще и зарплату государственную получают. Хотя бы ее отрабатывали на совесть, — чистосердечно сокрушался Блинов. — Не повезло, посадил на шею дармоедов. А ударит гром — они в стороне, они будут отвечать только за плохую работу фабрики, а это дело неподсудное. Снимут, переведут на другую работу, люди номенклатурные, всю жизнь могут дело заваливать и не бояться. Весь удар, они рассчитывают, на Блинова придется, он такой-сякой, а они понятия ни о чем не имеют. Ошибаетесь, родные, Блинов вас всех мертвым узлом повязал!..»