Уникум Потеряева - Страница 135
Прощай же, Малое Вицыно, прощай, забубенная сторонушка!..
Вадим Ильич опустил стекло, откинулся на сиденье. Ему стало вдруг скучно думать о Малом Вицыне, скучно думать о его людях и пустых страстях. Но он понимал, что и в столице ему не будет отныне покоя, — лишь постоянное ощущение покинутости, угрязание в жалком и суетливом хлопобудстве (точный и ясный термин, возникший из недальней литературы). И будет грызть вечная маловицынская тоска. ОБМОКНИ.
ЭПИЛОГ
Антон Борисович Афигнатов проводил последний инструктаж:
— Значит, так, Лиззи: как только они выйдут из машины, и приблизятся к подъезду метров примерно на пятнадцать, я бросаю в окно взрывпакет с шокошумовым эффектом. Это служит сигналом для группы захвата. Если кто-то все же попытается скрыться — вступает в дело человек на крыше, услуги которого мы оплатили. Им не уйти от расплаты, этим наглым вымогателям! И осечки быть не может: в операции задействованы все городские структуры, как официальные, так и неофициальные!
— Ах, Антоша, — Лизоля часто дышала и прижималась к нему тугой грудью. — А вдруг возникнет накладка? Все же я хочу взять для страховки большой шинковочный нож, и спрятаться за дверью в подъезде. От меня не убежит ни один!
— Я не пущу тебя одну! Давай сделаем так: прячемся вместе, и оба с ножами. Кидаю из-за двери взрывпакет, выбегаем с оглушительным криком…
— Что ты, какие крики! Тебе же вредно волноваться, не забывай: завтра кафедра в три пятнадцать, потом репетиция…
Лейтенант Лия Фельдблюм ткнулась в плечо, поросшее шерстью.
— Нет, ну я сойду с ума, — задыхалась она, оплетая Фаркопова руками и ногами. — Костик, ты же пойми, я сойду с ума…
— А теперь внимание! — бубнил за дверью Фельдблюм-папа. — Стихотворение-сапер, или — сатирическим пером.
Ну, как? Хорошо, а? Ведь хорошо же, а?..
— Ай, хорошо! Хорошо, папа! О, замечательно-о!..
— Может, махнем, Лийка, на Гаити? — механик на воротах извернулся поудобнее. — Кажется, самая уже пора.
— С тобой, Костик, хоть в Антарктиду. У меня, Костик, вроде ребеночек будет…
Мбумбу Околеле в избе Верки-вертолетчицы вербовал, в рамках своего шпионского задания, прапорщика Вову Поепаева. Сама Верка, с четко уже обозначившимся пузом, сновала из кухни в горницу и обратно.
— Ра… э… кэти, понимаэшь?.. — толковал негр. — С это… атомний заряд, да. Надо это… украдать, стырить. Еще много официэрз. Еще много инжениэрз. Еще констрактэрз. И везти Африка. Там живет мой папа. За это — много долларз. Может быть, уан тсаузэнд. Тисяча.
— Ладно… — мычал Вова, еле ворочая глазами. — Сделаем. Папа — это хорошо.
— Ты бы отдохнул, Мумба несчастная! — зашумела Верка, выхватив у африканца стопку и плеснув в свой рот. — Совсем заболтался. Марш спать, а то опять на работу проспишь, и дрова неколоты останутся!..
Валичка, склонясь над аквариумом, вылавливал банкою экземпляры данио рерио, назначенные на завтрашнюю продажу.
— Вы мои да-анюшки… вы мои рюшечки… вы мои чулочки… — бормотал он, раздвигая стебли кабомбы.
Воротясь в город, он решил не искать больше службы, а зажить свободным купцом, тем более — была база знаний, опыт, остались связи в сложном аквариумном мире. Правда, дед Фуренко попил всласть крови, бурчал, укорял в измене, не хотел отдавать емкости, делиться молодью, жадный старик! Сколько вина пришлось выпить, сколько выдержать разговоров, доказывая прежнюю любовь и знание рыбьих дел, пока смягчилась суровая душа. А сколько средств, сколько возни и времени ушло на разные рефлекторы, подогреватели, распылители, фильтры, воронки, сифоны, горшочки, щетки, скребки, сачки, кормушки, землечерпалки! Спасибо милому другу, выручила деньгами, что бы он без нее делал! Сколько переживаний было с первыми партиями: их ведь не проверишь при покупке, а попадаются разные: то с рыбьей вошью, то циклохета, то хилодон! Зато уж, как пошел доход, расплатился с ней сразу, и с учетом инфляции: отношения отношениями, душа моя, а долги долгами…
Ох, возмечтали сначала: съедемся, будет одна большая квартира! Но потом рассудили: а как держать в ней рыбье хозяйство? Ведь им, матушкам, нужен микроклимат, определенная влажность, с ними свои хлопоты, там свои запахи, это может раздражать. Нет, придется пока жить отдельно. В одном лишь Мелита была неуклонна: надо зарегистрироваться законным образом, душа моя! Ей очень хотелось замуж.
— Что ты, милый! А вдруг будет бэби! Ведь мы еще совсем молоды, не так ли?..
— Пфф! Это будет наследник русского престола!
— Хха-ха-ха-а-а!..
Волны, пущенные потеряевской коронацией, не касались их более: тот неистовый праздник, уже в отсутствие самодержавной пары, кончился печально: ненароком затоптали мудреца Пафнутьича, и власти возбудили следствие. Тут стало всем не до Валички с Мелитою.
— Ты, мой дружок, опять занят пустяками! — защебетала Набуркина, войдя в квартиру. — Или забыл, какое важное у нас сегодня дело?
— Разве можно говорить, что это пустяки? — гундел Валичка, разгибаясь. — Ведь это труд, моя служба, способ существования, в конце концов. А насчет загса — так я готов, душа моя, вот только надену туфли…
— Уж готов! Гляди, помял воротничок. И галстук съехал на сторону, дай поправлю!..
Постников поймал ее руку, прижал к груди; они стояли и глядели друг на друга: оба приземистые, неказистые, и никому на свете не нужные, — теперь хоть появилась надежда, что будет кому в старости подать чаю, сходить за лекарством. А если — ведь и правда, совсем еще не вечер! — появятся дети? Тогда это будет вообще другая жизнь, начатая сначала, и другие расклады…
Аллочка Мизяева сидела дома, обшивала пеленки, и гадала, в кого же уродится ее будущее дитя: в мужа, тихого химика-неорганика со сложной эротической концепцией? В удалого Валерочку Здуна? В проезжего, словно Чичиков, писателя-детективщика-фантаста, лауреата? А может быть, в блатного парнишку, тоже с неординарным взглядом на половую проблему?..
На улице дул ветер, шевелил голые ветки.
Она шила, и бормотала:
— Та Галю! Та я ж тэбэ кохаю!..
— Ну кохай же, кохай, Господи!.. Но не забывай, что я отдала тебе самое дорогое, что есть у девушки.
— Та развэ ж я могу забыть! Та клянусь дитямы!..
— Перестань, не рви мое сердце! Где твоя цепочка? Ты обещал! И часики обещал!
— Галю, Галю! Та пидожды трохы: я ж тэбэ кохаю, я ж нэ можу оторваться!..
— Имей в виду: я скоро закончу техникум, и пойду служить в органы. Тогда уж берегись!
— Уй, я вжэ тэпэрь вэсь дрожу, аж зубы чакают. Подвынсь блыже, послухай!
— Ага, правда чакают… Ой! Ну перестань! Чего ты делаешь! Убери руку! И ногу! Ну Богда-анчик же!..
Совершив несколько изящных прыжков, богомол Посяга уселся перед самкой и горделиво выпятил грудь. Она замерла; вдруг дрогнули концы крылышек. Тотчас и он раскрыл свои объятья, и немедленно оседлал подругу. Прикрепился для пущей прочности роговыми защепками, и с грацией старого кунфуиста и знатока иных восточных единоборств взялся за дело. О, восхитительный миг! Слияние Янь и Инь, мужского и женского начала. В нем смысл и всей философии, и всего сущего — продолжение жизни!