Уникальный роман - Страница 7

Мадемуазель Сандра опускается перед ней на колени. От нее веет духами «Antracite».

– Я могу продать вам ретроспективу ваших же снов из прошлого века – самых прекрасных или же самых страшных; вы сможете увидеть их снова за весьма умеренную цену. Но зачем вам это нужно? Вы все их уже видели, все они вам уже приснились. И я могу предложить вам и кое-что получше.

– Что же это такое, мадемуазель Сандра?

– Тысячелетия нашего опыта и рыночного спроса и предложения свидетельствуют о том, что лишь немногих покупателей привлекают, подобно Фрейду или Юнгу, уже приснившиеся сны, большинство интересуется не товаром «second hand», а снами, которые еще не снились, то есть своими или чужими снами из будущего, которые в некотором смысле походят на окна, открытые в завтрашний день, потому что через них его можно увидеть, не прибегая к услугам колдунов, шаманов или докторов.

Такие, еще не приснившиеся, сны конкретной персоны очень трудно обнаружить и выловить в бесчисленном множестве других снов, и они тем более драгоценны. Для того, кому такой сон приснится, он обладает особой ценностью, при том что для остальных покупателей он почти ничего не значит. Между тем, покупая такой сон, вы, в сущности, покупаете фрагмент своей будущей жизни.

– А как вы можете узнать, кому именно принадлежит тот или иной сон, если он парит среди всего того множества, о котором вы говорите?

– Это известно благодаря тому, что ваш сон представляет собой уникум. Ни одного точно такого же сна не существует. Нам только нужно взять у вас что-нибудь, что поможет нам распознать ваш сон среди других, подобно тому как розыскной собаке нужно понюхать какую-нибудь вещь, принадлежащую тому, кого ей предстоит искать. Это самая трудная часть нашей работы. Она напоминает охоту на тигра, когда нужно заполучить конкретного зверя, который живет на ограниченной территории, причем под кличкой, хорошо известной местному населению, которое к тому же помнит, где, когда и кого он разорвал на куски…

– Вы столько всего наговорили, а я по-прежнему толком не знаю, что же вы все-таки предлагаете мне купить?

– Ваше будущее. Я могу продать вам фрагмент вашего будущего. Продолжительностью не более одной минуты. Ну, может быть, плюс к этому еще секунд десять. Но, согласитесь, неплохо получить уже сегодня кусочек сна, который вам приснится только через три года, – другими словами, когда вам будет лет пятьдесят.

– Это дорого?

– Дорого, но не в денежном выражении. Аналогичным образом такой специфический товар выражен не в виде яви. Это не день из вашего будущего, а ночь, причем ночь, которую вам предстоит проспать в будущем. Итак, я повторю. Мой товар – это, в сущности, доставленный в настоящее время сон, который еще только будет вам сниться в будущем.

– И на каких условиях с вами можно заключить такую торговую сделку?

– Имеются три условия, которые необходимо выполнить. Начнем с более легкого. Во-первых, вы платите мне тысячу долларов. Во-вторых, оформляете в одном банке сейф на свое имя. Я сообщу вам адрес этого банка и фамилию лица, к которому следует обратиться. Придется заранее договориться по телефону о встрече. Что именно вы положите в сейф, вообще не имеет значения. Хоть свой носовой платок. Важно, чтобы, когда вы снова придете ко мне, у вас был номер сейфа, оформленного на ваше имя, и тогда я сообщу вам третье, самое трудное условие.

Мадемуазель Сандра протягивает мадам Лемпицкой сине-золотую визитную карточку. Та берет ее, рассматривает и смущенно опускает в карманчик на ободе своего зонтика от солнца.

Прощаясь, мадемуазель Сандра добавляет:

– Чуть не забыла, вы должны сообщить мне, под каким знаком родились. Знать это крайне важно, потому что ваши сны, уже приснившиеся и еще не приснившиеся, парят во вневременном пространстве созвездия вашего знака. Сейчас стоит ясная погода, так что можете хоть сегодня ночью невооруженным глазом посмотреть, где они располагаются.

Лемпицка протягивает свою визитку, на которой вместо адреса изображены звезды созвездия Водолей, знака, под которым она родилась:

На следующий день одна из служащих банка «Plusquam city» сообщает госпоже Лемпицкой:

– Господин Эрланген сейчас примет вас.

Эрланген протягивает руку, не отрывая своего резинового взгляда от мадам Лемпицкой. На ней экзотическое платье «Balkanica» из шелковистой кожи, сшитое у «Моне», лечебные чулки «Sanpellegrini», которые пахнут водорослями и чаем, и говорящие часы. Пахнув на нее голосом и походкой с призвуком «Dolce&Gabbana», Эрланген ведет ее в салон с двумя креслами, обитыми розовой кожей, в которые они и садятся. Их разделяет тонкая струйка фонтанчика, замкнутого в стекле и темно-синем свете, что делает ее похожей на стебель гладиолуса. Эрланген предлагает мадам Лемпицкой кофе по-каирски, приготовленный собственноручно на каменной плите, расположенной рядом с черного цвета стеной. Затем он садится в кресло и включает музыку. Это Моцарт. В глубине салона находится закругленная сверху серебряная дверь огромного сейфового зала. Она закрыта.

– Чем хорошим занимается госпожа Маркезина Андросович-Лемпицка, если позволено будет узнать? Из чистого любопытства. Прошу вас не считать это официальным вопросом. Мы здесь такими правами не обладаем.

– Как вам сказать… Ничем особенным. Я любила читать книги. Но с тех пор как мы вступили в двадцать первый век, а точнее говоря, в эпоху Водолея, я больше не могу читать то, что написано в двадцатом веке. Мне кажется, что все герои из этих книг куда-то эмигрировали, а книги опустели. Кроме того, я никак не могу сообразить, что написано для читательницы-самки, а что – для читателя-самца… А вы? Вас зовут, я полагаю, господин Эрланген?

– Да, госпожа Лемпицка. Морис Эрланген. Я люблю после обеда слушать здесь музыку. Это опера Моцарта «Волшебная флейта». Вы тоже любите музыку?

– О да! Я люблю музыку «Gotan project» и часто слушаю диск, который называется «Хазарская дорога», или композицию «Буда бар».

– Значит, в этом у нас родственные души. А как насчет кино? Какие фильмы вы любите?

– Точно не знаю. Слишком их много, и я не могу что-то выбрать и сориентироваться. И мне никогда не удается угадать, какой мог бы мне понравиться, так что самые лучшие проходят мимо меня.

– Но, дорогая госпожа Лемпицка, как раз с фильмами все гораздо проще. Прошлое и будущее – это две слепые и немые вечности, одна из которых позади нас, а другая – перед нами. С тех пор как изобретены фильмы, звуковые и видеозаписи, они представляют собой исключения, которые сохраняют ту вечность, что за нами. Так что фильмы пропускать нельзя. Надеюсь, вы как-нибудь заглянете ко мне и мы посмотрим на жидкокристаллическом экране лучшие из существующих фильмов. Они все у меня есть. И если после третьего фильма вы со мной не согласитесь, можете больше ничего никогда не смотреть. Однако я разговорился и мешаю вам слушать Моцарта…

Господин Эрланген встает, чтобы налить еще кофе, и тут мадам Лемпицка замечает под его пиджаком нечто такое, что всегда вызывает у нее дрожь, – «Combat Magnum», такой же точно дорогой револьвер, какой был у ее покойного любовника Матеуса Дистели. Она судорожно сжимает свой рюкзачок и спрашивает:

– Неужели ваша работа позволяет вам проводить столько времени, слушая музыку?

– Дело в том, госпожа Лемпицка, что это весьма существенная часть моих служебных обязанностей. На самом деле мы с вами сейчас ждем, когда откроется дверь в зал с сейфовыми ячейками самого высокого уровня безопасности.

– Если я вас правильно поняла, мы ждем ключа от этого зала, то есть от этой закругленной двери?

– Нет. Ключом от этой двери является то, что мы слушаем. «Волшебная флейта» Моцарта – это и есть код к замку; необходимо ровно четырнадцать минут слушать музыку, после чего замок откроется и мы сможем войти. Каждый день я меняю музыкальный пароль и выбираю нового композитора… Ну, вот дверь как раз и открылась. Когда мы войдем, я помогу вам отыскать вашу ячейку, а затем оставлю вас наедине с вашими драгоценностями…