Уникальная картина мира индивида и ее отображение на тексты: на примере текстов людей, совершивших р - Страница 5

В виде проверяемой гипотезы (или гипотез) предстояло сформулировать следующее:

• Картина мира (в предложенном выше экзистенциальном понимании) существует не как метафора или теоретический конструкт, а как способ, с помощью которого индивид организует свою «реальность», то есть свой жизненный и эмоциональный опыт;

• Картина мира каждого индивида уникальна, хотя отдельные фрагменты картин мира разных людей могут совпадать;

• Картина мира индивида отображается на любые порождаемые им тексты, как устные, так и письменные, как спонтанные, так и редактированные, проявляясь в множестве лингвистических выборов в рамках той вариативности, которую предлагает ему родной язык. Иными словами, уникальная картина мира индивида отображается в виде его уникальной лингвистической картины мира.

2.2. Эмпирическая база исследования. Повторы в спонтанных устных текстах.

Исходя из сказанного выше, в вербальной продукции различных людей следовало выявить повторы разного уровня – смысловые, синтаксические, сюжетные, а затем убедиться в их системности. Эмпирической базой стала практическая работа со спонтанными устными текстами, которые порождались в процессе клинической беседы людьми, обратившимися за психотерапевтической помощью. Она строилась на принципах, сходных с принципами анализа художественного текста: исследовались повторяющиеся элементы текстов. Анализ текстовых повторов является традиционной, стандартной процедурой литературоведческого подхода к художественному тексту (например, «мотивный анализ» – в качестве ведущего метода его использует ряд авторов, относящихся к школе Тарановского). Анализ повторов представляет собой ключевую процедуру и в совершенно другой области знания – при дешифровке разного рода: от древних текстов, написанных на неизвестном языке или в неизвестной системе обозначений, до шифрограмм[1]. Надо заметить, что лингвистическая дешифровка, в отличие от мотивного анализа, имеет корректное оформление. В ней используются формулы, которые определяют наименьший объем текста, допускающий однозначную дешифровку, описывается множество возможных решений, к которым применяется «функция качества» и т. д. Анализ же повторов в литературоведческом, в том числе в мотивном анализе, слишком переплетен с собственно интерпретацией текста и часто, по признанию самих литературоведов, примененный разными авторами к одному и тому же тексту, дает совершенно различные результаты.

Процедура выявления повторов.

Поэтому была разработана и применена специальная процедура, которая удовлетворяла следующим требованиям:

• формализованность, исключающая экспансию исследователя;

• наличие количественного критерия, позволяющего судить, в какой степени достоверны полученные результаты;

• возможность верифицировать результаты новыми текстами, полученными уже после формулирования, которые обладали бы предсказанными свойствами.

Ниже приводится пример применения процедуры извлечения повторов из спонтанных устных текстов, полученных в ходе ряда клинических бесед с психотерапевтическим клиентом.

Г., молодой человек 27 лет, описывает понравившийся ему лыжный поход:

Там болотце такое, и деревья как скелеты…Там один прыгнул, и вдруг как хрустнет! Думаю: лыжа у него или нога?… А он отламывает ветку, прямо как куриную ножку… А там речка незамерзающая, и кирпичей в шеверу натыкано, туда если ногой попасть – хряп, и ноге конец…Этот чайник, он крепление сломал, полез пальцем – и палец как куриную ножку, ну не сломал, но мог бы…

В приведенном спонтанном тексте, благодаря тому, что он сокращен, ряд повторов бросается в глаза: это микросюжет перелома.

Для дальнейшей работы были введены рабочие понятия «сюжет» и «микросюжет». Ниже, в главе, специально посвященной формализации сюжетных структур, их определения будут переосмыслены и заданы корректно, но для эмпирической работы с повторами в текстах оказались достаточными следующие их дефиниции.

Сюжет здесь понимается как конструкция, состоящая из следующих элементов: актанты (кто? что?), их атрибуты (какие?), ситуация, в которой они действуют (где? когда?), событие (что произошло?), обстоятельства (как?).

Микросюжет понимается как сюжет, в котором названо событие, но опущены другие (некоторые или все) компоненты. При предлагаемом определении любое отглагольное существительное представляет собой микросюжет. Опущенные компоненты иногда вообще не подлежат реконструкции и могут возникать в тексте без прямой связи с событием. В приведенном выше спонтанном тексте повторами представлено не только событие: отламывает, сломал и пр.; – но и обстоятельства: хряп, и актанты: скелеты, нога, куриная ножка, палец. Теперь в последующих спонтанных текстах Г. мы будем отмечать не только повторы слов ломать, перелом и однокоренные лексемы, а также их синонимы, но и компоненты сюжета, утрачивамые в микросюжетах: кость, нога, звукоподражательные слова и пр.

После этого мы можем сформулировать исходную гипотезу: если повтор микросюжета «перелом» является у Г. некоторым «возвращением» к постоянной проблеме, а не случайным компонентом отдельного речевого эпизода (привязалось слово), то он будет регулярно возникать и в других спонтанных текстах Г.

Таким образом, проверка исходной гипотезы в этом случае состоит в получении новых спонтанных текстов того же говорящего. Если исходная гипотеза верна, в них вновь возникнут повторы уже сформулированного сюжета и микросюжета, а также выявятся отдельные компоненты сюжета, утрачиваемые в микросюжетах.

Действительно, после просьбы рассказать еще что-нибудь о своих путешествиях Г., свободно выбирая тему, рассказал о летнем походе, закончившемся для его руководителя винтовым переломом, причем сохранил прежнюю систему микросюжетов и метафор: хруст; ломающиеся, как куриные ножки, ветки; байдарка, рассыпавшаяся на отдельные косточки; сук, как обломанная белая кость. Важно, что свободно выбранная тема, как и предыдущая, удобна для вписывания микросюжета «перелом» и в этом смысле выбрана неслучайно.

Если исходить при анализе рассказа Г. из традиции мотивного анализа художественного текста, то сразу напрашивается интерпретация: у Г. в прошлом была какая-то серьезная травма (тяжелый перелом или что-то подобное у самого Г. или у кого-то из значимых фигур из его окружения). Но в художественном тексте персонаж, наделенный по воле автора речевыми характеристиками, подобными тем, что использует в спонтанных устных текстах испытуемый Г., вполне вероятно, был бы впоследствии мотивирован какими-то предшествующими событиями, поскольку в художественном тексте обычно существует некоторая логика композиции. Однако спонтанный текст гораздо менее логичен, чем художественный: после расспросов самого Г. и его близких выясняется, что такая травма не обнаруживается.

Целый ряд вновь полученных спонтанных текстов Г. был специально исследован в отношении интересующего нас повтора. Анализ показал, что система микросюжетов и метафор остается неизменной от текста к тексту. Сюжеты же спонтанных текстов постоянно имели своей развязкой «винтовой перелом»: какую-либо физическую травму у одного из персонажей повествования. Надо заметить, что в развернутых историях, рассказываемых, так сказать, осознанно, сюжет физической травмы не всегда был представлен собственно переломом. Иногда он редуцировался до падения, ушиба, вот такого фингала, в нескольких случаях заменялся «синонимической» травмой: порезом, ударом тока. В системе же микросюжетов и метафор редукций и «синонимических» подмен не происходило, в ней стоял хруст и ломались кости – как куриные ножки, разумеется.

Следующим этапом процедуры является уточнение исходной гипотезы за счет расширения контекстов. В полученных спонтанных текстах была проанализирована атрибуция «винтовых переломов». Оказалось, что заметным атрибутивным признаком данного повтора является следующее: «винтовой перелом» – всегда принадлежность не-меня: травма никогда не оказывается атрибутом говорящего, то есть самого Г.