Унесенные ветром (СИ) - Страница 24

- Я провожу тебя до вертолета, придется тебе лететь без меня, - Себастиан проверил обойму своего пистолета, а после еще раз взглянул на предохранитель.

- С чего бы такое доверие? – Джон прищурился, понимая, что тут какая-то ловушка.

- Ты умный парень и сам понимаешь, что разыскать тебя не составит особого труда, - Себастиан ухмыльнулся.

- А может, прежде чем вы меня найдете, я успею нанести вред вашей организации? – решил вдруг уточнить Джон, понимая, что приставленный к нему телохранитель, несмотря на странные и вполне дружелюбные отношения, все еще оставался верным своему хозяину и представлял хоть меньшую, но опасность.

- Ты знаешь ровно столько, сколько позволено, - Себастиан похлопал его по щеке, - могу поспорить, что ты рванешь в Лондон, будешь искать встреч с тем альфой инспектором и попытаться внушить этим остолопам из Скотленд-ярда, кто на самом деле очень опасен, но без доказательств никто не поверит омеге. Не забывай что одно слово альфы ценнее десяти слов беты и двадцати слов омеги.

- Я в курсе, - Джон надел вторую лямку рюкзака, - и я терпеть не могу эти стереотипы.

- Лишь потому, что ты совсем не похож на своих собратьев, - альфа пошел к двери, - будь бы твоя природа иной в твою голову даже не пришла такая мысль.

- Тупое повиновение, - констатировал Джон, - ты прав, иногда я благодарен той самой “природе” за то, что мне удалось избежать этого.

- Но вспомни, каким ты был три года назад, - Моран остановился перед дверью, - и слова из тебя не вытянуть.

- Тогда я действительно был неокрепшим юнцом, не представляющим, что могу ощущать эмоции окружающих меня альф, влиять на них и при этом я был не так физически развит и психологически стоек. Наверное, я должен без конца повторять, как тебе благодарен.

- Готов? – Моран взял ручку двери и осторожно опустил её вниз и толкнув плечом массивную железную дверь.

Крыша была совершенно пуста, но откуда-то снизу доносились людские крики и оглушающий вой сирен.

- Я так понимаю, настал момент прощаться, - Джон посмотрел на единственный вертолет. – Это моя единственная возможность уйти от него.

- Помни, что если ты окажешься по ту сторону, то я предпочту всадить в тебя пулю первым и тем самым не заставлю тебя долго страдать, - в голосе альфы как по иронии не звучало ни капли злобы, а лишь что-то отдаленно напоминающее подбадривание старого друга.

- Поверь мне, я сам не упущу случая убить тебя, ведь ты слишком много знаешь обо мне, - Джон горько улыбнулся, какая-то часть его вовсе не хотела терять такого великолепного учителя.

- До встречи, Джон, - Моран развернулся и твердым шагом пошел прочь, Джон же направился к вертолету, чувствуя наряду с грустью прилив неведомо откуда взявшихся сил и невероятное чувство удовлетворения происходящим. Все, наконец, может измениться в лучшую сторону, ведь он возвращается домой, может отомстить своему истязателю и помочь поймать его. Из всего единственное, что казалось трудным – это убедить в своей правоте, ведь улика не была столь неопровержимой, как, например, возможные записи разговоров во время сквоша, или короткие едкие замечания Джима во время просмотра сводок новостей. Лишь небольшая доля вероятности, что ему поверят, и в этом Себастиан как всегда не ошибся. Открыв дверь, Джон сел в кресло летчика-штурмана и сосредоточенно начал поднимать вертолет в воздух. Управлять самому и без помощников ему не впервой - Моран считал своим долгом обучить его всему, что он умел сам. При мыслях об этой альфе вновь стало как-то невыносимо одиноко, ведь они три года провели бок о бок, и их взаимоотношения настолько трансформировались за это время, что иногда Джон ловил себя на мысли, что мог бы еще потерпеть выходки своего партнера Джима Мориарти ради Себастьяна Морана. Он был первым альфой, который никогда не видел в нем слабака, не показывал своей жалости, когда обрабатывал новую порцию ссадин, порезов и синяков, оставшихся после бурной ночи с Джеймсом, и не считал его неженкой. Но с другой стороны эти три года обернулись душевной пыткой. Потаенную часть души и сознания на протяжении этих лет пришлось игнорировать, но она возвращалась и брала вверх ночью, принося с собой выматывающие кошмары. Этот извечный густой туман, обволакивающий тело плотными кольцами – он был всюду и никуда от него не деться. В той тьме и дымке он был не один. Во мраке он слепо искал безымянного человека, будто тот был неведомым безопасным убежищем, спасением от собственных страхов и тем, кто заполнит пустоту в груди. Джон ненавидел и одновременно жаждал пробуждений, каждый раз боясь момента, когда сон полностью захватит его и никогда не закончится.

Проверив основные показания и связавшись с диспетчером, Джон постарался отгородиться от ненужных мыслей и воспоминаний. Все вот-вот закончится, и он вернется назад. К Грегу, к тому, о ком он запрещал себе думать и с кем хотел быть рядом. Ну, и конечно, какая-то крохотная часть хотела вновь встретиться с тем невероятным, удивительным и проницательным человеком, имя которого Шерлок Холмс.

Джон забежал в квартиру на О’Коннел-стрит*, расположенную в доме, выполненном в готическом стиле из красного кирпича. За те три года, что он прожил здесь, в Дублине, Джон несколько раз успел полюбить и возненавидеть это место. В этих больших комнатах Уотсон не раз задумывался о побеге. В одной из них он получал первоклассные уроки самообороны от Себастьяна, другая же - спальня Джима, служила изощрённой пыткой для него, и от одного только взгляда на темную, выполненную из дуба дверь в памяти мгновенно воскресал металлический привкус крови, когда он задыхался и глотал её. Гостиная напоминала об играх в сквош и той странной компании, что приходила в этот дом. Джон провел рукой по спинке бежевого кожаного дивана и усмехнулся, посмотрев на подушки цвета фуксии. Еще в прошлый вторник одну из них подкладывал себе под поясницу представитель ирландской властной верхушки. И да, Джон еще в Лондоне понял, что актерство для Джима прикрытие, а его настоящая роль в политике, впрочем, как и в масштабах планеты - слишком тонка для понимания обывателя. Его партнер вел двойную игру и опережал всех на несколько шагов, поэтому к нему нельзя было подкопаться, хотя кто, будучи не в горячке, может подумать или хотя бы предположить, что отпрыск аристократической семьи может вершить судьбы всего мира? Ответ напрашивался сам собой.

Среди странных привычек Джон также подметил то, что Джим любил находиться в кругу англо-ирландской элиты, чьих прадедов когда-то высылала Англия для укрощения неверных. Понятное дело, что сам род Мориарти имел ирландские корни, вероятно даже претерпел англизацию, ведь исходная ирландская фамилия О’Мерчирти*, что означает «искусный мореплаватель». Но стоит вернуться к гостям, ведь настоящая цель игры была скрыта и не сразу непонятна. Джона всегда поражало, что эти холеные, уже с проплешинами и залысинами мужчины, все еще чувствовали себя оскорблёнными и всякий раз упоминали, что родина их забыла и стерла из памяти. Порой Уотсон замечал, как его партнер упивался теми вечерами, смотря на собравшихся свысока, и с немалой долей иронии. Мориарти до безумия нравились эти выскочки, решившие, что своими скромными силами и полномочиями они могут восстановить данную вселенскую несправедливость. Среди них не было никаких сторонников гомруля*, исключением являлись лишь два политика-бунтаря, по случаю и при надлежащем количестве публики, кричавших, что Ирландия нуждается в независимости, и желавших собрать всех, разделяющих их мнения, для проведения масштабной акции протеста. Однако, как только наступала полночь и последняя партия игры в сквош подходила к концу, абсолютно все гости с чинным видом вставали из-за стола и напрочь забывали о своих планах. Среди сказанного за этот вечер Джим находил что-то интересное и непременно решал воплотить в жизнь. И эта его безграничная власть пугала Джона. Границы для человека, который с неконтролируемой яростью брал его каждую ночь, не существовало.