Ундервуд - Страница 11

Изменить размер шрифта:

– Но ты мне об этом ничего не станешь рассказывать, верно? – девушка заглянула матери в глаза. – Можешь не отвечать, я все прекрасно понимаю. Не стоит ворошить прошлое. Я люблю тебя, мамочка. Еще раз благодарю за ужин – он был великолепен! Вы не станете возражать, если я поднимусь к себе?

– Конечно, милая, иди, – женщина кивнула дочери и, подставив щеку для поцелуя, улыбнулась.

Как только девушка убежала наверх, она вопросительно взглянула на мужа:

– Считаешь, что я не права?

– Это твое дело, – отозвался тот. – Я не могу диктовать тебе, что и кому рассказывать.

Лаура машинально кивнула и погрузилась в собственные мысли. Остаток ужина прошел в тишине.

Тем временем Анита уже сидела на своей кровати и, поджав под себя ноги, жадно читала то, о чем ее мать не желала говорить. Возможно, она и сама многого не знала. Девушка не была уверена в том, что она читала эту исповедь, иначе Лаура никогда не оставила бы ее в свободном доступе. Дело в том, что произведение предоставляло возможность четко проследить путь от первопричины до следствия, и она уже успела это почувствовать. По мере продвижения Анита все больше понимала нежелание матери обсуждать эту тему. В эту ночь она так и не ложилась спать. Она никогда прежде не ощущала такого погружения. Возможно, это было следствием того, что содержание имело к ней и ее семье самое непосредственное отношение, однако ей казалось, что дело в чем-то другом. Что именно заставляло ее так четко представлять себе образ мужчины, которого она ни разу не видела, пока оставалось для нее загадкой.

Утро застало Аниту врасплох – дочитав дневник до конца, она потерла глаза и с удивлением обнаружила, что за окном было уже совсем светло. Тем не менее, в доме никто не вставал так рано, поэтому она решила, что может позволить себе не торопиться и попытаться осмыслить до конца то, что ей удалось узнать. Дед был безумцем, в этом не было никаких сомнений, но оставалось неясным, что именно стало причиной его сумасшествия. Несмотря на свой юный возраст, девушка в силу семейной традиции уже имела некоторое представление о медицине и, в особенности, психологии. И ей трудно было поверить в то, что солдат, вернувшийся с войны целым и невредимым, довел себя до нервного истощения уже после того, как пришел в себя. Можно было, конечно, допустить, что болезнь все это время дремала где-то глубоко – или он старательно скрывал свой недуг от остальных, пока мог себя контролировать. Но и этот вариант был не совсем корректен, особенно если учитывать, что все это время под одной крышей с ним находился опытный медик с многолетним опытом работы. Нет, здесь было что-то другое. Но что? Анита попыталась представить себе обстановку, которая царила в послевоенной Европе, что было совсем не сложно, ведь очередной конфликт мирового масштаба, свидетельницей которого она стала, рисовал свою уродливую картину со свежими, еще кровоточащими ранами крупными мазками, не жалея красок. Но этого было мало – как могла семнадцатилетняя девчонка, еще вчера игравшая с куклами, понять чувства человека, вернувшийся из ада в мир людей? Нужно было что-то большее, чем простое желание.

Неожиданно Анита вспомнила о пишущей машинке, стоявшей под кроватью. Конрад писал, что нацарапал на ней свое имя – как раз рядом с таинственными инициалами, автора которых, скорее всего, никто уже не узнает. Подойдя к двери, девушка прислушалась, но снаружи было тихо. Тем не менее, она на всякий случай подперла ее изнутри стулом, чтобы никто не мог зайти в комнату без приглашения. Она уже делала так прежде, и отец списывал такие ее поступки на глупое стремление противопоставлять себя всему миру, свойственное многим подросткам, так что опасности, что родные заподозрят ее в чем-то, практически не было. Вытащив машинку из коробки, девушка в первую очередь с замиранием сердца провела рукой по ее боковой поверхности – там, где, как уверял ее дед, можно было нащупать его подпись. Когда она там действительно оказалась, Анита едва не вскрикнула от радости, но вовремя сдержалась. Конечно, это не значило, теперь можно было принимать за чистую монету абсолютно всему, что она прочитала, однако первый шаг к установлению доверительных отношений между ней и Конрадом был сделан.

В следующие полчаса девушка успела протереть от пыли весь механизм – как внутри, так и снаружи, и даже без чьей-либо помощи сменила ленту, хотя прежде никогда не имела дела ни с чем подобным. При этом Анита почему-то была уверена в том, что, во-первых, она обязательно продолжит труд своего деда, и, во-вторых, об этом не должны знать ни отец, ни, тем более, мать. Решение воспользоваться представившейся возможностью пришло само собой, словно другого варианта и быть не могло.

– Пусть это будет нашим с тобой секретом, хорошо? – вдруг обратилась она к Конраду, словно тот мог ее слышать. – Я не обижу твою Ундину, можешь быть в этом уверен.

Достав из коробки чистые листы, которые, хоть и пролежали там почти тридцать лет, все же были вполне пригодными, девушка вставила один из них в машинку и, неуверенно нажимая на кнопки, напечатала:

Идиллия, Часть вторая
Анита
1947

У меня очень странное ощущение. Будто вдруг получила в наследство чужой дом и теперь копаюсь в старых вещах прежних хозяев. И противно, и любопытно одновременно. С одной стороны, я понимаю, что рано или поздно что-то придется вынести на помойку, но имею ли я право на это? С юридической точки зрения – да. Но остается еще моральная сторона вопроса. И вот я оставляю все, как есть, и наращиваю дополнительный объем хлама – теперь уже моего собственного. Он совершенно иной, и мне, скорее всего, странно будет наблюдать за тем, как совершенно несочетающиеся вещи дополняют друг друга, смешиваясь и образуя странную, сумасшедшую палитру. Ну, вот, я употребила это слово, хотя обещала себе не делать этого. Прости, Конрад. Мне на самом деле хотелось бы сейчас видеть тебя рядом – пусть ты превратился бы к этому моменту в древность, и у тебя из носа торчали бы волосы. Но мне было бы интересно расспросить тебя о многом. Действительно ли люди убивали друг друга по тем же причинам, что и теперь? А любовь? Она была иная? И как вы умудрялись сочетать эти два чувства – желание любить и потребность убивать? У нынешних людей это прекрасно получается. Дошло до того, что многие оправдывают второе первым – и наоборот.

Знаешь, мне кажется, что как раз сейчас, когда я пишу все это, ты размышляешь о том, принять ли меня или вышвырнуть из своего мира. Вот, я записала эту мысль, и ты, скорее всего, удивился. Мне отчаянно нужен кто-то, кто мог бы не только слушать, как считает мой отец, но и друг, способный дать мне что-то новое, о чем я пока понятия не имею. Захочешь ли ты стать таким другом? Я уверена в том, что у тебя есть то, что мне необходимо. И что ты расскажешь о том, что это такое.

Очень не хочется, чтобы эта часть дневника стала оправданием моего существования. Тебе ведь знакомо это чувство, верно? Было бы обидно, если бы в тексте то там, то здесь встречались фразы типа «простите за сопли, но я девочка – и мне можно». Поэтому если она должна быть, эта фраза, то я запишу ее один раз и в самом начале, чтобы никогда больше не повторять. Вообще, я верю в то, что каждое слово имеет смысл и может рассказать о человеке лучше любого поступка. И если кому-то нужно вывалить на бумагу всех тех розовых щеночков и котят, что скачут у него внутри, то и пожалуйста – значит, в реальной жизни их будет меньше. Будем считать это знакомством, хорошо? Я вернусь.

Я так долго спала, что не сразу сообразила, что происходит. Мое ожидание слишком затянулось, и то, что кому-то пришло в голову прервать его, сначала даже меня немного рассердило. Однако как только до меня дошло, что я снова в игре, настроение изменилось. В первый момент я подумала, что Конрад наконец-то вернулся, но нет – передо мной была совершенно незнакомая девушка. Впрочем, все прояснилось достаточно быстро. Внучка – это даже интересно. Я вдруг почувствовала себя настоящей старухой на фоне этого ребенка. Грустно.

Оригинальный текст книги читать онлайн бесплатно в онлайн-библиотеке Knigger.com