Умный маленький поросеночек
(Сказки Венгрии и Румынии) - Страница 82
Нашелся наконец и настоящий покупатель. Стал он вертеться около быка, обошел его со всех сторон, осмотрел ему грудь и говорит:
— Красивая грудь!
Взглянул на загривок:
— Загривок редкой красоты.
Потом полюбовался головой и рогами и говорит:
— Вот это я понимаю — голова, вот это — рога! Сколько же тебе дать за него?
— Одну лею, одну денежку и одну монету, — отвечает Петря. — Больше скостить не из чего.
— Скажи толком, — отвечает тот, — брось шутки шутить. Слишком уж хорош твой бык, чтобы продать его за гроши. Или ты меня принимаешь бог весть за кого?
«Так вот оно что, — обрадовался Петря. — Вот почему никто не покупает быка: слишком он красив. Все боятся, как бы не нажить себе дома таких же неприятностей, как у меня».
— Придешь после, — говорит он покупателю, — договоримся.
Пошел человек своей дорогой. А Петря тут же ухитрился — рог быку обломал. Теперь поди скажи, что бык красив собой.
— Хорош бык, — говорит один прохожий. — Только жалко, одного рога нет.
И опять изловчился Петря, налег и быку второй рог сломал. Пусть не бросается в глаза людям.
Ведет он дальше безрогого быка. Сам шагает гордо, задрав нос, вот, мол, какое дело сделал!
А путники теперь идут своей дорогой, не спрашивают больше, продает ли он быка и за какую цену. «Не по вкусу им уши быка, — думает Петря, — их за версту видно». Подумал, да и отрезал быку правое ухо, потом левое, а затем и хвост, чтобы у быка ничего не висело.
Жалко было смотреть на бедного быка, так он его искалечил. А Петря все выше задирает нос, шагая за скотиной.
Теперь никто не скажет, что бык красив, не будет из-за него ссоры да драки. Все так, только никто уже не спрашивал Петрю, сколько он за быка просит.
Надоело бедному Петре плестись за быком.
«Грехи мои тяжкие, — думает он. — Принесла нелегкая этого быка на мою голову. Стукнуть бы его разок, а потом чему быть — тому быть, только бы конец».
Стукнуть-то он не стукнул быка, да решил дело иначе поправить. Пыхтел-вертел, пока не ухитрился сломать быку заднюю ногу. Бедная скотина захромала, еле ноги передвигает.
А проселок, как всякая дальняя дорога, шел то полями, то садами, то по лугам, а то по рощам и лесам. Долго ли, коротко ли — приходят они в дремучий лес. Остановился тут бык под старым суковатым деревом, опустился на землю — ни с места!
— И на том спасибо, — говорит Петря. — Устал я, да и спешить некуда. Всегда оно так, когда в город отправляешься: идешь, пока не остановишься, потом опять идешь и опять отдыхаешь. Времени много, когда у человека нет другого дела.
А время клонилось к вечеру. Поднялся тут такой ветер, что весь лес зашумел.
Сидит Петря под старым, суковатым и, должно быть, дуплистым деревом, а оно скрипит да поскрипывает. Скрипит — и кажется, словно в дупле кто-то мошной с деньгами позвякивает. Прислушался Петря. До того ему хотелось от быка отделаться, что он готов был его продать хоть первому попавшемуся дереву.
«Диво какое, — думает Петря. — А вдруг это дерево заколдованное? Вдруг не скрипит, а по-человечьему говорит?»
— Эй, дерево, может, купишь у меня быка, раз он тут остановился! — прокричал дурак.
— Скрип, скрип, — отвечает дерево и качается под ветром, а из дупла опять слышится, будто кто-то мошной с деньгами трясет.
— Как, как ты сказало? — переспрашивает Петря. — В среду, в среду? Купишь быка, а деньги отдашь в среду?
— Скрип, скрип, — снова отвечает дерево.
— Ладно, в среду так в среду, — соглашается Петря. — Бывает, отдают же люди товар в долг. Невелика беда, подожду до среды. Слово мое закон: за быка причитается одна лея, одна денежка и одна монета. В среду приду должок получить.
— Скрип, скрип, скрип, — отвечает в третий раз дерево.
Теперь Петря мог спокойно воротиться домой. Так он и сделал. Идет не спеша, как всякий, кто дело справил, теперь ему и заботы нет.
И попало же ему от братьев!
Слов нет, старшой сначала был доволен, что средний не видит быка, а средний, что старшой перестанет на него любоваться; а кроме того, оба радовались, что не видать его больше и Петре, а тот радовался, что ссоре конец.
Но когда братья узнали, кому Петря продал быка, они накинулись на него как бешеные.
— Слыханное ли дело! — кричат. — Шут гороховый! Прямо как дурак в сказке. Поговорил с деревом у дороги, бросил эдакого быка и твердит, будто пропал.
— Положитесь на меня, я знаю, что делаю, — отвечает им Петря, уверенный, что получит за быка ровно столько, сколько запросил.
Вот и отправился он в следующую среду за деньгами.
А дерево все твердит свое: скрип, скрип. Вокруг валяются бычьи кости — волки его, стало быть, съели.
— Что ты говоришь? — спрашивает Петря. — Опять в среду, на той неделе? Быка, я вижу, ты сожрало, одни косточки остались, а денег все не платишь. Ну, хорошо, пусть будет по-твоему. Подожду еще, раз уж сговорились, что отдам быка в долг. Только в будущую среду приду не с пустыми руками, а с топором. Так и знай! Отдашь деньги — хорошо, не отдашь — уложу тебя за милую душу, словно никогда ты и на ногах не стояло.
Сказано — сделано. Приходит он в следующую среду с топором, да еще с каким! А дерево все скрипит да поскрипывает. Затянул тут Петря пояс потуже, засучил рукава, размахнулся — и бух топором по дереву. Что же! Кого слова не берут — с того шкуру дерут.
А в дереве было дупло. Какой-то богатей, бог весть почему скрываясь от своих врагов, спрятал в этом дупле свое золото, так как не мог унести его с собой. Надеялся, должно быть, вернуться незаметно и забрать его, да только не пришлось. Треснуло дерево под ударами топора, и посыпались тут золотые монеты, блестящие, новенькие. Сверкают, будто только что отчеканены.
— Вот это другой разговор, — сказал Петря, — глядишь, и столкуемся. Плохо только, что мелочи у тебя не видно, да ладно, как-нибудь разойдемся.
Взял он из кучи один золотой и отправился к дому; думал разменять его, отсчитать себе одну лею, одну денежку и одну монету и честно возвратить сдачу.
Онемели от удивления братья, старшой и средний, услышав про деньги. Догадались, что в дупле был клад и что Петря по глупости своей взял только один золотой.
— Господи, ну и дурень же ты! — говорит старшой. — Дерево-то с тобой не торговалось, оно велело тебе прийти в среду и забрать все деньги, какие найдешь.
«Должно быть, так», — подумал Петря. Ведь дерево и впрямь с ним не торговалось.
— Там денег хоть пруд пруди, — пояснил он братьям.
— Много ли, мало, сколько будет — все наше, — решил средний брат. — Бык-то один, его не разделишь. Мы тебе и отдали его, на счастье, а счастье — вот оно и пришло. Теперь мы поделим золотые по-братски, как наказал отец, царство ему небесное: «Один мне, один тебе, один ему».
Согласился и Петря: «Как наказал перед смертью отец, так тому и быть».
Запрягли братья быков и отправились за кладом. У каждого воз, чтобы погрузить свою долю.
Едут они шагом — на быках, ничего не поделаешь. Наконец приехали. Стали считать да все поглядывают, чтоб друг друга не обмануть и в дураках не остаться. Потом передохнули, словечком перекинулись. Вечером отправились, а чуть свет, глядь, возвращаются домой с полными возами.
Стали попадаться им навстречу люди. Видит старшой — целая вереница телег навстречу едет.
— Заметят, не приведи господь, наши деньги, убьют и отберут все. Не будем же дураками; если спросят, ответим, что в телеге кукуруза, просо либо ячмень для птиц.
— Так и сделаем, — согласился средний.
Подъезжают они к путникам, здороваются, те спрашивают, куда, мол, едут и что везут.
— Кукурузу, — соврал старшой.
— Просо мелкое везем, — соврал средний.
Петря — тот в жизни не врал и врать не умел. Вот и молчит, не знает, что ответить: братьев ведь тоже боязно сердить. И сказал он, как та дуда, что и туда и сюда.
— Везем мы изрядные деньги, только старшой велел говорить, будто это ячмень для птиц.