Умирать — в крайнем случае - Страница 2

Мы действуем по заранее намеченной схеме: один «ведет» Райта, а второй «ведет» первого. Роль второго, самая безопасная, возложена на меня. Я должен издали приглядывать за Бориславом и следить, как окружающая среда — а в Сохо она довольно сильно загрязнена — реагирует на его появление и поступки. Борислав же работает на самом сквозняке, потому что когда ходишь за кем-то по пятам, нетрудно самому стать объектом нежелательного внимания.

Сначала Борислав ведет себя, как подобает опытному профессионалу, и ничем не дает знать о своем присутствии на месте действия, хотя возможности для маневрирования у него минимальные. Джон Райт все свое время изо дня в день проводит в пределах улочки, на которой расположена его гостиница. Здесь находится кафе, в котором он любит торчать, здесь ресторан, где он обедает, здесь же и здание, в котором он исчезает на несколько часов и где, очевидно, находится его рабочее место. Распорядок дня у Райта однообразный и бог весть какой информации не предлагает.

Оказывается, та же улочка служит сценой, на которой развертывается текущий акт жизненной драмы эмигранта Михаила Милева. Райт встречается с ним в первый же день по приезде, а Борислав распознает бывшего студента по фотоматериалам, изученным еще в Софии. Сам по себе Милев — личность ничем не примечательная, и наблюдать, как он попивает пиво или обедает в том же итальянском ресторане — занятие мало увлекательное. Милев сбежал на Запад во время туристической поездки по Дунаю, сначала подвизался в эмигрантских кругах в Вене, потом — в Мюнхене, еще позже — в Париже, после чего перебрался в Лондон. Такая кочевая жизнь объясняется, вероятно, тем обстоятельством, что Милев оказался слишком бездарен даже для невзыскательных предателей и не сумел найти применения своей бездарности.

Контакты обоих — Райта и Милева — с окружающей средой весьма скудны: это контакты с горсткой индивидов обоего пола, быт которых ограничен рамками того же квартала.

Словом, «пустышка». Какого рода торговлей занимается англичанин; каковы функции болгарина; каков характер их отношений — неизвестно.

И потому, неделю проторчав в подъездах, на перекрестках, в кофейнях и пивных Сохо, мы решаем изменить тактику. Отбросив профессиональную осторожность, Борислав начинает вести себя, как самонадеянный дебютант. В кафе и в ресторане он садится поближе к столику англичанина и болгарина и усердно слушает, о чем они говорят. Вслед за Райтом он тащится в кабаре, но не успев заплатить за вход, видит, что тот уходит: Борислав идет вслед за ним на улицу. Он является в дом, где Райт ежедневно проводит по нескольку часов. Там его встречает гора мускулов; она заявляет, что здесь не контора, а частный дом, и выбрасывает Борислава на тротуар. Словом, мой друг всюду сует свой нос с ловкостью и грацией бегемота в посудной лавке, и однажды вечером я вижу, что ему удалось по крайней мере привлечь к себе внимание: от кольца Пикадилли до гостиницы за ним неотступно следует какой-то тип.

— Сегодня ты был под наблюдением, — сообщаю я ему посредством нашей домашней радиосвязи.

— Наконец-то! — отзывается Борислав.

Да, наконец-то. Но на следующее утро в его гостиницу заявляются непрошеные гости и начинают барабанить в дверь:

— Откройте! Полиция!

А еще через три часа в поезде, идущем в Дувр, незнакомец в черном плаще разряжает в него свой пистолет.

— Наблюдения показывают, что род занятий Райта — не бизнес, а совсем другое, — обобщает генерал. — Все сомнения по этому вопросу категорически рассеивает двукратное нападение на Борислава. Совершенно ясно, что вы попытались проникнуть в область, куда заглядывать категорически запрещено. Кстати, Борислав, мы посылаем вас туда вовсе не затем, чтобы поставлять мишени разным типам…

Мы с другом сидим в темно-зеленых кожаных креслах под сенью темно-зеленого канцелярского фикуса и пытаемся изобразить на лицах безмолвное раскаяние. Этот фикус я помню вот таким отросточком с двумя-тремя листочками, но он уже давно вытянулся до самого лепного потолка и растет горизонтально, к противоположной стене. Словом, благодатный материал для раздумий о том, как летит время.

Итак, мы молчим. Заметив пачку сигарет, невесть как появившуюся в моей руке, шеф замечает:

— Эмиль, перестань мять свои «БТ». Хотите травиться — травитесь.

— Я вообще-то бросил… — бормочет Борислав и тянется к пачке, — но в виде исключения…

Он в самом деле бросил курить, уж не помню, в который раз, и мое потребление табака возросло с двух до трех пачек в день, одна из них полностью уходит на исключения Борислава.

— Среда там определенно уголовная, — заявляет мой друг, полной грудью вдыхая презренный яд. — И история, если она есть, тоже, наверное, уголовная.

— Может, и не уголовная, — возражает генерал. — Где гарантия, что она только уголовная?

— Такая среда на данном этапе не дает оснований для других предположений, — упорствует Борислав.

— И что же это за история, по-твоему? — спрашивает шеф и смотрит на него своими синими глазами, просто неприлично синими для человека в генеральском звании.

— Может, они хотят вывезти из Болгарии какие-то ценности, — заявляет мой друг. — Пешев и Станчев — порядочные люди, но оба вышли из известных буржуазных семей, прекрасно знают языки. Они могли бы связать Райта с другими такими же семьями и помочь ему в розысках ценностей… золота, икон… мало ли…

— Не исключено, — пожимает плечами генерал, — но маловероятно. А ты, Боев, как думаешь?

Когда шеф задает мне служебный вопрос, то обращается по фамилии. — Может быть, тут контрабанда, — бормочу я.

— Какая контрабанда?

— Например, наркотики.

— Какие же наркотики в Болгарии?

— Не в Болгарии, а через Болгарию. Они могут готовить канал для переброски с Ближнего Востока на Запад.

— Наркотики… золото… — повторяет генерал как бы про себя.

Он явно недоволен нашими гипотезами. Мы и сами недовольны, но потаскайся он десять дней по притонам всякого жулья и мелких гангстеров, он бы тоже не поверил, что такие типы готовят крупную политическую операцию.

— Возможно и другое, — говорю я. — Возможно, Милев просто воспользовался поездкой Райта, чтобы через него собрать кое-какую информацию и потом продать ее кому-то — блеснуть перед своими шефами или выпросить подачку.

— Возможно, — кивает генерал. — А ты допускаешь, что Райт потащился из Лондона в Болгарию только для того, чтобы покататься на лыжах и оказать услугу Милеву?

Возражение уместное. Но у нас так мало информации, что куда легче выдвинуть возражение, чем убедительную догадку. Это единственный пункт, по которому у нас полное единодушие.

— Так мы ничего не высидим, — подводит итоги шеф. — Нужна обильная и точная информация.

— Такую информацию можно получить только на месте, — замечаю я. — Надо внедрить в эту среду человека, не то мы так и будем ходить вокруг да около, как кот возле горячей каши.

— Не знаю, стоит ли дело того, чтобы внедрять человека, — скептически замечает Борислав.

Генерал молча меряет шагами расстояние от письменного стола до окна. Потом говорит:

— Стоит. И нападения на тебя это доказывают. Даже уголовники не станут по пустякам прибегать к крайним мерам. Значит, здесь не пустяки.

Он умолкает и снова принимается мерять шагами расстояние от стола до окна. Потом бросает взгляд на меня, и я уже знаю, что он скажет.

— Ну что, Боев, пошлем тебя? В конце концов, предложение твое. Борислав в любом случае вне игры. Поставлять мишени из Болгарии в Англию незачем.

— Эмиль тоже годится для мишени, — замечает Борислав.

— Будем надеяться, что он не станет демонстрировать это свое качество, — отзывается шеф. — Хотя любой путь в неизвестное…

Не окончив фразы, он отходит к окну. После этого мы начинаем рассматривать вопрос о поездке с ближней дистанции: легенда, тактические ходы, связь и всяческие подробности, зависящие от обстановки и ее возможных изменений.