Умеешь ли ты свистеть, Йоханна? - Страница 3

– Как ты, дедушка? – прошептал Берра.

– Нормально. Немного полежу и встану.

И тут мы услышали, как открылась дверь в доме Густавссонов!

– Проклятие! – простонал Берра. – Надо сматываться!

– Сейчас начнется самое опасное и увлекательное, – предупредил я Нильса.

Мы спрятались за кустом. А Густавссон тем временем обшаривал сад. Он остановился под вишней. Заметил сломанную ветку и косточки на земле.

– Ну, погодите! – пригрозил он. – Попадитесь вы мне только, негодники!

И тут на дедушку напал чих! Берре пришлось зажать ему рот ладонью, но он все равно не мог остановиться. Наконец Густавссон ушел восвояси, а мы отправились праздновать дальше.

Пошли на поляну перед часовней.

Берра распаковал рюкзак. Достал термос с кофе, свежие булочки, заливное из свиных ножек, которое мы купили в мясной лавке.

Потом зажег свечи и расставил их здесь и там.

– Кушать подано! – объявил он наконец.

Дедушка лакомился булочками и пил кофе. А в небе, словно белые подснежники, распускались звезды. Нильс спросил, запускали ли мы воздушного змея. Мы объяснили, что все никак не было подходящего ветра. Дедушка вытер рот салфеткой.

– Не пора ли отведать свиных ножек? – напомнил Берра.

Нильс покосился на студенистые куски.

– Они в желе, – объяснил я. – Мой дедушка их очень любит.

– А я нет, – признался Нильс.

– Никто в нашей семье их не любит, – подхватил Берра. – Но сигары ты ведь любишь, правда?

– Сигары – другое дело!

Тогда мы достали сигару. Дедушка закурил и выпустил в небо колечко дыма.

– Сигара – подарок от нас двоих, – объяснил Берра. – А вот это – только от меня.

И он протянул пакет, завернутый в бумагу и перевязанный лентой.

Дедушка развернул – внутри оказался галстук.

– Настоящий шелк, – сказал Берра. – Страшно дорогой.

Нильс долго молча разглядывал галстук. Потом закашлялся – видно, в горло дым попал.

– Вот у меня какой внучек нашелся! – проговорил он наконец.

– А у меня дедушка! – подхватил Берра.

Мы засобирались домой, но Нильс устал и не мог идти. Тогда я сбегал в дом для престарелых за креслом на колесах. Мы усадили дедушку и покатили назад, а он всю дорогу насвистывал.

– Ну как, научился свистеть? – спросил Нильс Берру.

– Не совсем…

– В следующий раз покажешь, как у тебя выходит.

– Ладно. Обещаю.

После того вечера я долго не встречал Берру. Но как-то раз набрел на него: он сидел под деревом и старательно складывал губы трубочкой.

– Пошли, проведаем дедушку, – предложил я.

– Нет, сначала я должен научиться свистеть.

И он снова принялся надувать щеки. Я ушел – пусть себе упражняется.

Тренировки заняли несколько недель.

Наконец, когда похолодало и пожелтели листья на вишне в саду Густавссона, Берра вдруг объявился. Глаза усталые, но счастливые. Он двинул меня кулаком в плечо.

– Пошли к дедушке!

Он бежал всю дорогу, до самой нильсовой двери.

– А вот и я! – крикнул Берра, распахивая дверь.

Но комната была пуста.

Не было ни золотых часов, ни чучела птицы, ни фотографии тетеньки в синей шляпе.

Кровать была застелена. В комнате пахло мылом.

– Странно, – сказал я. – Может, он в парке.

В парке пели птицы. И чудесно пахло. Но дедушки нигде не было. Тогда мы пошли в столовую. Там нас заметила тетя Тора.

– Хотите кофе, мальчики? – предложила она.

– Нет, – ответил Берра. – Мы ищем дедушку.

Тетя Тора встала. Вытерла рот салфеткой. Положила руку Берре на плечо.

– Его здесь больше нет, – сказала она. – Он покинул нас.

– Может, он заблудился? С ним это случается, – предположил Берра.

Тетя Тора обняла Берру за плечи. Она сказала, что дедушка теперь на небе, что в субботу с ним можно будет попрощаться в часовне.

Берра был ужасно раздосадован. У него даже слезы навернулись на глаза. Он вырвался из ториных объятий.

– А я как раз научился свистеть! – крикнул он и пнул камень носком ботинка.

В субботу поднялся сильный ветер. Он гудел в кронах деревьев. Высоко в небе летели облака.

Берра зашел за мной. Он был в нарядной яркой рубашке, а волосы причесаны и приглажены.

– Пошли, простимся с дедушкой, – сказал Берра.

Но прежде мы пробрались в сад Густавссона и сорвали там самую красивую розу.

Перед часовней стоял похоронный автобус. Внутри уже все началось. Один дедушка играл что есть сил на органе. А на скамье сидели тетя Тора в черном платье, медсестра и еще кое-кто. Все смотрели на белый гроб, что стоял посреди комнаты.

– Сядем здесь, – сказал Берра. – Здесь хорошо видно.

Мы сели на скамью у самой двери. Когда смолкла музыка, появился священник и произнес речь. Очень короткую.

– Нильс был счастливым человеком. Особенно в конце жизни, – сказал священник. – Мы все любили его. Он не был одинок, хоть у него и не было родственников.

Тут Берра поднял руку и взмахнул ею так, что все обернулись.

– Он же был мой дедушка!

Потом все стали подходить к гробу и класть цветы. Мы с Беррой подошли последними. Поклонились. И Берра положил густавссонову розу на самый верх.

Я потянул его за руку, но он остался стоять у гроба.

– А теперь я посвищу! – объявил он.

Берра свистел, и его свист разносился по всей часовне.

Он свистел «Умеешь ли ты свистеть, Йоханна?»

– Ну как? – поинтересовался Берра, когда мы вышли на улицу.

– Здорово! – признал я. – Можешь быть доволен.

– А я и доволен.

Мы стояли на ветру и смотрели, как два дяденьки в черных перчатках вносили гроб в автобус.

– Что ж, по крайней мере, нам было весело вместе, – сказал Берра.

Автобус уехал. Мы махали ему вслед, пока он не скрылся за поворотом.

– Ну, что теперь будем делать? – спросил я.

– Пойдем запустим воздушного змея. Сегодня ветер подходящий.