Улыбка Фортуны - Страница 2
Тут самое важное, — размышлял он, — где жить (в столице ли, в другом каком городе). Там, где тебя знают все кому не лень, попробуй там стряхнуть с себя их внимание. Если человек изъявил желание прекратить крайне вредную «деятельность», какой является воровство, то лучше всего это подтверждает тот факт, что он стремится домой: жить в среде, где тебя помнят по твоим темным делишкам, — удовольствие небольшое. Лично Серый таким мужеством похвастать не мог.
В столицу Серый не стремился, в областные центры — тоже. Приехал он в район, нашел начальника. Начальник не герой — обыкновенный человек, следит за тем, чтобы дела в его хозяйстве шли без сучка и задоринки. А тут на тебе, появляется «сучок» — Серый Волк. На что же, спрашивается, он нужен этому районному начальнику?
Ходил Серый к начальнику милиции маленького южного города и трепал ему нервы. Тот вполне вразумительно объяснял, что не может прописать Серого на собственную жилплощадь, поскольку он недавно женился, и советовал Серому поискать самому себе жилье и тогда обещал прописать. Эти переговоры длились долго, пока начальнику не надоело. Приходит Серый как-то, а ему говорят: «На совещании». Затем: «В командировке», «Заболел», «На конференции», «В отпуске»...
Конечно, чтобы не морочить себе голову, погнал бы он Серого из города в двадцать четыре часа, но у Серого в кармане бумажка — направление. Начальник Серого не погнал, был вежлив, но часто встречаться с ним, естественно, не хотел...
А Серый усердно искал себе жилье, ходил по улицам, по домам, показывал, по требованию хозяев, паспорт и выслушивал один и тот же ответ: «Нет!» Когда паспорта не требовали, Серый сам предупреждал, что только освободился. Собаки лаяли на него во всех дворах, а хозяева говорили: «Нет!» Случалось, говорили «да», но тогда просили двадцать рублей за уголок. Где же было достать ему такую прорву денег! И уже он говорил: «Нет».
На работу его не принимали, потому что он нигде не был прописан. А не прописывали, потому что некуда было. А жить надо было... Деньги он пока добывал. Небольшие денежки — за два-три рублика перекапывал огороды тем собственникам и дачникам, которые сами этого делать не желали. Еще заборы ремонтировал. Днем он высматривал себе работу, определяя, что в доме нет мужчин, затем ночью ломал забор, а уж на следующий день за трояк его ремонтировал.
Поскольку он постановил жить честно, то новые заборы он не ломал, а только старые, шаткие, давно требующие ремонта. В деревянных заборах в городке недостатка не было, жить до поры до времени можно
было, но это только древний грек Диоген мог жить себе в бочке.
Вот тут и встретил он Карася. Тому жилось трудно, потому что его одновременно мучили жена, любовница и теща — раздирали на куски, требуя от него денег, которых у него не было, потому что невозможно заработать на такую ораву женщин. Не зная, как делить между ними свои скудные заработки, Карась относил их к Барабану.
Барабан — прозвище постоянного и бессменного хозяина комбината «Пиво — воды» с элегантным названием «Бар», невзрачной хибары в тупике между домами. Здесь мужчины с утра до вечера обсуждают различные проблемы, от очередного футбольного матча до событий международного значения. Постоянным посетителем этого заведения, помимо своей воли, заделался и Серый Волк.
Нигде не знакомятся мужчины так быстро и легко, как в пивнушке за одним столом. Здесь они снюхиваются так же просто, как собаки на помойке. Карась, приведя Серого к Барабану, разумеется, сообщил, что Серый «откинулся» от «хозяина», где приличное время находился (говоря на человеческом языке — освободился из тюрьмы). Никакого удивления это у приятелей Карася не вызывало: кто из них не лопал «хозяйские» щи!
Кроме пивной Серый открыл в этом городе целых три парка. Особенно ему полюбился один, у самой реки. Вечерами, когда было не холодно, он часами сидел в темноте, на скамеечке, поближе к реке, вспоминая родину, старый парк у пруда, образовавшийся из защитного рва древнего замка. Что может сравниться с красотой родного угла!
Ты глядишь на черную, блестящую в лунном свете воду, слушаешь шепот камыша — тихо вокруг, все спят. И замок, столько повидавший за века, тоже спит. Ты один, вокруг никого — только камыш, ветерок и дикие утки... И ты сам такой же, как они... В такие минуты нет никакой другой печали, только боль от ощущения уходящего времени, уносящего в прошлое и уток, и камыш, и тебя самого вместе с твоими драмами, хорошими и плохими поступками.
Однажды, когда он ходил по домам в поисках жилья, он понравился одной доброй женщине — домохозяйке. Расспросив Серого о жизни, она накормила его борщом, а на прощание дала с собой баночку домашнего варенья. Было еще не очень поздно, и Серый отправился в свой любимый парк, чтобы провести там совещание по вопросу своего положения и дальнейшего поведения. Устроившись на любимой скамейке, открыв баночку, он угощал себя вареньем; ягоды из-за отсутствия ложки доставал пальцем. Издали неслись звуки музыки, и в сочетании с чистым прохладным воздухом все это было прекрасно.
...На Урале уже снег, на моем родном острове все еще дожди, а здесь днем жаркое солнце и только ночью холодно, сыро. Но самое удивительное здесь утро — теплое, с пряным запахом дыма от сжигаемых повсюду опавших листьев. А сизые дымки поднимаются прямо вверх—безветренно...
Основным моим собеседником в эти утренние часы сделался Белокуров (вот приобрел компаньона!), впрочем, и по вечерам нередко возникала необходимость общения. Скорее всего, он не кривил душой, когда рассказывал нам о всевозможных разумных решениях общества по отношению к таким, как я, — законы о трудоустройстве и другие гуманные законы — все они действительно существуют и действуют. Только лучше бы он не только о законах рассказывал, а прямо сказал; «Приедешь ты, брат, в пород твоего назначения, люди — они всюду живые, и везде на тебя будут смотреть как на близкого родственника черта; твоя задача — терпеливо и тактично приучать людей мириться с твоим существованием и зубами вгрызаться в жизнь, завоевывая ее шаг за шагом, по кусочку удерживая захваченное, расширять плацдарм; хоть на четвереньках, хоть ползком, но удержаться, и никаких фокусов, никаких зигзагов в сторону от взятой линии...»
Нет, товарищ Белокуров (теперь-то я уже могу тебя так называть), ты был не прав, подготавливая меня и других к тому, что, отбыв наказание, искупив свои грехи с баграми в руках, мы естественно и безболезненно войдем в нормальную жизнь... Хотя теоретически все так, ты забыл сказать, что практически это право каждый из нас должен уже на воле еще раз отвоевать, ежедневно, ежечасно побеждая недоверие — не только в окружающих, но и в себе самом... Доказательства? Пожалуйста. Моя теперешняя жизнь...
Невеселые рассуждения Серого прервал невесть откуда взявшийся тип.
— Чего пальцем жрешь! — рявкнул он. — А ну, покажь документы!
Несло от него винным перегаром. Серый, решив не связываться с
пьянчугой, встал и пошел прочь. Но тот шел за ним и, накаляясь, рычал:
— Документы покажь, кто ты такой?
Тип был здоровенный, одежда на нем помятая и, очевидно, грязная. Серый послал человека на образа. Он поступил неосмотрительно, в этом его убедил здоровенный кулак пьянчуги.
Зафиксировав трещину на левом зубе мудрости, а также «фонарь» под правым глазом, Серый установил для себя бессмысленность сопротивления ввиду исключительной силы вышеназванного кулака. Он сунул типу варенье: «На, держи!» — и пошел прочь. Удовольствие от того, что тебя бьют, все понимают, сомнительное, поэтому ноги вынесли Серого из парка с восхитительной скоростью.
Он отправился на автобусную остановку, там толпилось много народа — преимущественно мужчины. Рядом с ним оказалась стройная девушка, но ему, откровенно говоря, было не до нее.
Подъехал набитый битком автобус, остановился выгодно для него: дверь оказалась прямо перед ним. Он поборол искушение ворваться первым и пропустил девушку.