Улыбка Джоконды. Книга о художниках - Страница 27

Читая подобные «откровения», чувствуешь себя дураком. Да он просто морочит всем голову! Элементарно дурачит! Да он классический шут и шарлатан!..

Дали защищается: «Я – безумец поневоле. Я – художник и работаю всерьез, но, кроме того, у меня есть хобби: я – шут. Все бы возликовали, будь я шут в искусстве, но серьезного отношения к делу люди не прощают».

Мы вдоволь наслушались самого Дали. Пора взглянуть на него со стороны. Может быть, у художника есть какая-то невидимая для широкой публики грань?

Французский книгоиздатель, коллекционер живописи Пьер Аржилле познакомился с Дали в 30-х годах. Потом издавал гравюры мастера, выполненные в виде иллюстраций к известным произведениям мировой литературы. В Музее сюрреализма, созданном Аржилле, хранится около 160 таких гравюр. Это самая большая коллекция во Франции. Аржилле организовал первую выставку работ художника в СССР, на которой, естественно, его атаковали журналисты с вопросами о Дали.

«Это был необыкновенный человек, – вспоминал Пьер Аржилле. – По существу, малоизвестный широкой публике, которая судила о нем по его картинам и эксцентричному поведению. В близком же общении Дали был простым, обаятельным, с ним легко дружилось и работалось. В отличие от других художников, с которыми я сотрудничал, с Дали у меня никогда не возникало сложностей при доработке его гравюр.

Мир часто судил о Дали по тому, что читал о нем в газетах и журналах. А те зачастую давали представление о нем как о, мягко говоря, странном человеке.

Но это же совершенно неверно. В противоположность тому, что можно было бы о нем подумать, если судить по публикациям в прессе, Дали являлся человеком мыслящим, скрупулезно и долго работавшим над своими картинами. Он обладал большим запасом терпения и мог провести целый день, выписывая на холсте какую-нибудь деталь. У Дали был вкус к работе, причем к упорной, и желание придать ей завершенность, что, на мой взгляд, отличает его от многих современных художников. Дали был великим тружеником…»

Прервем рассказ Аржилле и процитируем самого Дали: «Если бы я не работал, что бы я делал здесь, на земле? Скучал бы, как устрица. Поэтому я терпеть не могу устриц».

«Он много читал, был очень образован. И далеко не поверхностен, а ведь именно таким его представляют газеты, – продолжал свои воспоминания Пьер Аржилле. – Ему доставляло удовольствие подпитывать журналистов курьезами, дразнить, ошеломлять их. Принято считать, что это, дескать, Дали искал себе рекламу. На самом же деле репортеры постоянно охотились за ним, выискивая его повсюду. Они караулили его, где бы он ни находился – в Испании, в Париже, в Америке. Когда я к нему приходил в гости или же по издательским делам, всегда сталкивался в лифте или в подъезде дома с людьми, вооруженными фотоаппаратами, теле- и кинокамерами, магнитофонами. Они ждали от мастера новых высказываний, неожиданных реплик.

Многие поверхностно знавшие его люди считали, что он сноб. Это не так. Вообще надо различать, каким казался Дали и каким был в действительности. Он играл роль безумца, на самом же деле был человеком глубоким, думавшим – особенно о проблемах метафизики, о смерти. Он постоянно и много читал. Немногие знали его с этой стороны. Это был человек высокой культуры, прекрасно знавший литературу, особенно поэзию. Недаром им созданы великолепные иллюстрации к стихам Ронсара, Аполлинера, к «Фаусту».

Он был человеком живым, веселым и отличался стопроцентной честностью. Он всегда говорил только то, что думал, хотя это порой производило на окружающих странное впечатление, даже эпатировало их. Но ему не было дела до их мнения. Для меня это является образцом свободы. Был он прав или нет – он говорил то, что думал. Должен особенно подчеркнуть: художник не был злым. Напротив, я его помню предельно доброжелательным и незлопамятным. Злые люди глупы. У него на злобу не было даже времени – он всю жизнь проработал, работал много и легко. Знаете, без труда, без огромного труда нельзя достичь того уровня, которого добился Дали. Он писал что хотел и как хотел, и это доставляло ему удовольствие. Бывают живописцы, работающие тяжело, туго, и картины у них получаются вымученные. У Дали всегда было миллион идей, он ими сыпал как из рога изобилия. Мне самому с ним было легко, весело и приятно работать, это даже не было похоже на труд, одно сплошное удовольствие…»

Естественно, журналисты не могли не задать Пьеру Аржилле вопросы о Гале, на что Аржилле ответил так:

«Эта женщина обладала необычайной притягательностью. Ее первый муж Элюар до самой своей смерти писал ей нежнейшие любовные письма. И только после того как он умер в 1942 году, Дали и Гала официально поженились. Сальвадор без конца ее рисовал. Честно говоря, она была не так уж и молода для натурщицы, но художники, сами знаете, народ непростой. Коль скоро она его вдохновляла…

Гала вела все дела Дали, вносила в них организованность. Она освободила его от всего, кроме живописи, и он имел возможность полностью отдаться творчеству. Это очень важно, особенно для такого беспомощного человека, как Дали. Представьте, он ни разу не сел за руль автомобиля, а простое дело – купить билет на самолет – превращалось для него в целую историю. Вообще, его отношения с механикой, назовем это так, были очень странными. Он даже стремился избегать вставлять ключ в замочную скважину: боялся того, что скрывается за дверью. Он всегда пропускал вперед кого-нибудь. Почему так? Не знаю, он вообще был очень пуглив. Ему казалось, что какие-то недобрые силы хотят ему навредить…»

Так рассказывал о Сальвадоре Дали его давний знакомый, коллекционер и издатель Пьер Аржилле.

После смерти художника группа журналистов из западногерманского журнала «Штерн» посетила Порт- Льигату, дом, похожий на несколько вложенных друг в друга коробок, где жил Сальвадор Дали со своей музой Галой.

«Собственно говоря, с 1950 и до 1982 года они проводили в этих стенах каждое лето», – рассказывала репортерам донья Пакита, прислуга, домоправительница, а потом хранительница опустевшей обители знаменитого человека. Ее муж Артуро, по профессии парикмахер, был у Дали дворецким, телохранителем и шофером одновременно, а последнее время и пробовал подаваемую еду, потому что Дали панически боялся отравиться.

Дом в Порт-Льигате пустует с 1982 года, с тех пор как здесь умерла Гала. С того самого дня Дали не переступал порога этой своей обители, столь близкой его сердцу. Многое в доме растащено на сувениры. Секретари, советники, закадычные друзья сменяли здесь друг друга как в калейдоскопе. «Это была куча шакалов», – заявил американский миллионер и ценитель художника Райнолдс Морс. Время роковым образом сказалось и на любимых вещах Сальвадора Дали. В саду разваливается на куски гипсовый верблюд, у ног которого тот рядился в восточные одежды для своих «арабских ночей». Наполовину сгнил деревянный шезлонг, воспроизводящий формы человеческой фигуры и сделанный по эскизам Дали. Световые рекламы фирмы «Пирелли», придуманные Дали, больше не горят. Сад медленно, но верно дичает.

Сальвадор Дали, который так охотно распространялся о своей особе, никогда не говорил с Пакитой и ее мужем о своем «параноидально-критическом» искусстве. Он просто был для них хозяином – сумасшедшим, непонятным, не любящим мыться и обожавшим свои чудные усы. А еще был трудягой, работал с утра до ночи – собственно говоря, работал всегда. За это Пакита его уважала. Да и вся вилла – его рук дело, включая чучело огромного медведя, в одной лапе державшего фонарь, а в другой – знаменитую каталонскую шляпу, в которой так любил фотографироваться Дали.

Летняя резиденция Сальвадора Дали и Галы представляет собою причудливый домашний «пейзаж». Еще в 1935 году без помощи архитектора, наняв местного каменщика, экстравагантная пара перестроила под жилье большое помещение, где хранились лодки. Оно принадлежало двум братьям-шизофреникам, и молодой тогда Дали немного им сочувствовал.