Улыбайся! (СИ) - Страница 20

Лет в пятнадцать я понял, что девки в детдоме мне не нравятся: совать в их мокрую дыру свой член не было никакого кайфа! Парни тоже не нравились! От них воняло куревом, мочой, грязью! В детдоме парни азартно дрочили друг другу в душе или сливали своё сучье семя в послушного мелкого пидора Манку. При этом сами себя пидорами не считали. Я был выше этих потрясушек и потрахушек. Николай Павлович мог бы мной гордиться! Я не стал как все! Первый свой акт силы совершил в медучилище. Правда, тогда я очень испугался. Мне казалось, что вот-вот за мной придут. Мне казалось, что я наследил, был нечистоплотен, что парень слишком орал, что закопал его не очень надежно. Даже сбежал в армию. Но выходило, что первый раз был одним из самых чистых, сильных, мощных актов. Я был счастлив тогда более всего.

Сколько там время? О! Почти четыре! Может, пора? Осторожно выхожу из 814-ой, прислушиваюсь — тихо! За дело! Итак, сначала открыть все замки, проверить тишину, подогнать машину из дворов к запасному выходу. И только потом: ту-ук-ту-ук-тук-тук…

Босые ноги шлепают по полу. Голос за дверью:

— Гера! Обещай мне! Обещай, что не будешь… Я не могу пока!

Мальчик мой, мой чистый, смелый мальчик. Я шепчу:

— Обещщщаю…

Скрежет ключа, и дверь открывается. Мальчик не ожидал увидеть меня, но испуга нет, улыбается. Он вопросительно склонил голову.

— Я комендант общежития! Помните меня? Тут соседи жаловались… — и я наступаю внутрь комнаты.

Феликс-Филипп пропускает меня и отходит вглубь, к окну. Молчит.

— Так что? Было что-то? Какие-то крики? Нехорошо! Да и штору неправильно повесили… — медленно проговариваю каждый слог абсолютно бессмысленных слов.

Мальчик отворачивается от меня и берет в руки какую-то толстую книжечку, быстро перебирает странички и кладет обратно на подоконник. С одной стороны странно, а с другой стороны мне на руку — натягиваю на рот и нос толстый тугой воротник, знакомым движением смачиваю тряпку трихлорметаном из склянки, что наготове в кармане. Шаг к нему.

— Гера! — вдруг кричит мальчик и кулаком бьет в стекло, но дальше только сип. Хлороформ действует мгновенно, проникает в центральную нервную систему. Если передержать, конечно, будет ожог печени и верхних дыхательных. Но нам об этом ни к чему думать! Блин! Звон стекла был слышен очень хорошо в тишине каменных домов. Надо торопиться. Подхватываю тело мальчика, укладываю на плед, на расправленный диван. Тряпку с токсином в мешок, мешок завязать, всё в карман. Феликса-Филиппа заматываю в плед. Главное, чтобы руки были вдоль тела, а то с ними одна морока. Кисти рук у него сжаты в кулаки. Укладываю правильно. Никакой паники, действия должны быть четкими. Так, ничего не трогал. Ух ты! Портрет брата! Срываю двумя пальцами и засовываю под плед. Длинный тюк взваливаю на плечо. Знакомое чувство силы и бесстрашия наполняет легкие, как веселящий газ! Я теперь всё смогу, всё осилю, буду гибок, незаметен, божественен! Локтем осторожно открываю дверь. Никого. До пролета и пожарного выхода каких-то десять метров — это две секунды. И я внутри пустого лестничного стояка. Закрываю за собой дверь на ключ. Всё! В общежитии меня никто не видел! Не торопясь спускаюсь вниз, до открытой двери. Камер здесь нет! На противоположном доме тоже без камер. Светятся только окошки подъезда. Ни в одном из них нет фигур! Открываю багажник: он у меня всегда пуст. Необходимые для отхода вещи в небольшой сумке на заднем сидении. Укладываю тюк с телом в багажник. Потягиваюсь — позвоночник приятно откликается. Осенний воздух, как съедобный нектар, наполняет счастливого меня.

Еду так, чтобы не нарушать, чтобы не сфотографировали; ехать далеко. Знаю на уралмашевской линии много камер, объезжаю дворами. Сначала в гараж. А потом с ценным грузом и важным рюкзачком в мою обитель, приготовленную к акту. Укладываю Феликса-Филиппа на сколоченный самолично стол. Мальчику плед пригодится! Раздеваю его нежно, целую сероватые впадинки девственного тела. Ты меня ждал? Ведь правда? Достал веревку и связал ноги за щиколотки — и к ножкам стола. Теперь руки. Не разжимаются. Накину сначала простую петлю. Нужно бежать закрывать все входы. С трудом закрываю дверь в здание без окон, подпираю ломом изнутри. Закрываю на третьем этаже наше окошко фанерой. Достаю из рюкзака фонарик и нож. Сажусь рядом с возлюбленным. Жду. Любуюсь его белым лицом, таким серьезным, таким юным, восхитительно безволосым, с мягкой кожей. Как будто не было этих восьми лет. Он такой же славный попрыгайка с шестиметровой вышки. Я их с братцем на соревнованиях приметил. Славные!

— Зайка-попрыгайка! — нежно шепчу ему в лицо. — Оживай-ка!

Его ресницы дрогнули, и блеснула бирюза. Мальчик улыбнулся. Только он так умеет улыбаться! Славный!

— Улыбайся! — шепчу ему.

— Почему ты без маски?

— С маской я был только один раз. С вами! Сработала интуиция! А зачем она сейчас? Смысл?

— Да, — улыбается мой славный мальчик, — смысла нет.

Я все-таки решаюсь правильно связать руки. Петля ненадежна. Перехожу к его голове, вытягиваю его руки. Разгибаю кулаки. Он сопротивляется, не разгибает. Дурашка!

— Я ведь могу ножом! — ласково говорю ему. Он поддается, и из раскрытой ладони вниз падает какая-то штучка. Пуговица, что ли? Укладываю его пальцы правильно, перетягиваю веревкой, скрепляю. Шарю по полу, блин, нужно было сразу полиэтилен постелить! Но я не знал, что всё выгорит именно сегодня! На полу грязь, песок, битый цемент… Вот! Подхожу к фанерной щели, к серому свету. Хм… что это? Сим-карта? Опасность? Можно ли по сим-карте установить местонахождение? Наверное, нет, она же не в телефоне! Тогда зачем она у него в кулаке? Нечаянно оказалась? Он спит с ней? Опасность?

Подхожу к голому телу. Феликса-Филиппа мутит: токсина всё-таки многовато! Прости, я не анестезиолог! Дозу не умею рассчитывать! Беру нож. Втыкаю рядом с его головой, наклоняюсь, почти лежу на нем, показываю сим-карту. Он щурится.

— Это что? — я подношу карточку еще ближе к его глазам.

Он улыбается как-то по-другому, по-настоящему, и говорит:

— Твоя смерть, ублюдок!

Комментарий к часть 9

========== часть 10 ==========

Галопом бегу вниз, по пути объясняю Панченко, что к чему, — он въезжает не сразу, переспрашивает, задает тупые вопросы типа «Ты уверен, что это похищение?». Или: «Почему календарь 1995 года?». Комнату открываю ногой, в телефон ору, и Азат вскакивает, хлопает глазами, слушает мои объяснения следаку. Вижу боковым зрением, что Икса начинает одеваться. Наконец, Дмитрий Сергеевич обещает поднять СОБР, требует, чтобы я поскорее определил местонахождение, если получится…

Я уже в своем телефоне, отправляю запрос. И… йес! Чудо техники! Приходит ссылка, кликаю, карта масштабирует, едет и останавливается черным флажком на окраине города — так, Эльмаш, по улице Красногвардейцев до конца, налево, гаражи и какие-то серые кубики. Не подписаны. Что это? Нет времени. Я лихорадочно начинаю одеваться.

— Куда ехать? — вдруг вырывает меня из истерики голос Азата.

— На окраину, на Эльмаш!

— На чем ехать собрался?

— Э-э-э… — и это, действительно, не понятно.

Азат стремительно выбегает в коридор — я слышу, как он гремит кулаками в 509-ую комнату. Мне кажется, он разбудил всех на этаже! Я уже одет — хватаю свой телефон и устремляюсь из комнаты. От соседей вырывается и Азат — из-за него показывается удивленное, измятое лицо Олега Пыго. Азат трясет ключами! Он взял у Олега право на мотоцикл, который горделиво сверкает на обочине у общаги возле пары автомобилей. Как? Олег не иначе еще не проснулся! Он никогда никому не давал даже попробовать, даже двести метров по тротуару проехать! Азат хватает меня за рукав, и мы несемся вниз.

Улицы пустынны, влажный осенний дух бьёт по щекам и заставляет щуриться, моя грива развевается, словно сумасшедший пакляной стяг варваров. Азат шпарит по городу, низко пригнувшись, лбом рассекая встречную толщу ветра. Конечно, шлемы мы не взяли. А мне еще звонить! Воплю, перекрывая рык мотоцикла: «До конечной Эльмаша… гаражи… там, наверное, промзона… мы едем… не слышу?.. да, маячок туда показывает!.. нет, не двигается!.. как скоро?.. пусть побыстрее…». Панченко уже выезжает — он за отрядом быстрого реагирования, обещал, что, действительно, быстрого… Велел быть осторожным, не лезть в пекло, велел звонить, еще что-то велел, но слышно было плохо…