Ultraviolence (СИ) - Страница 93

— Чонгук-и, — шепчет омега и слезы обжигают бледное лицо.

Малыш затихает в руках папы, словно понимает, как тому тяжело, и продолжает молча смотреть огромными глазами на его лицо. Больше Юнги ребёнка от себя не отпускает — сам кормит и сам укладывает.

Мин только сейчас узнаёт, что той роковой ночью у Чимина помутнел рассудок. Омега не смог принять потерю брата, и его разум, как защита, заблокировался. Чимин проходит курс лечения в специальной больнице, и за два месяца, что он там находится, особых успехов врачам добиться не удалось. Юнги в душе ему завидует — ведь Чимин закрылся и эту чудовищную боль с каждым утром по новой не переживает. Чимин просто не принял информацию, забаррикадировался внутри и вот уже второй месяц без остановки спрашивает у всех, где Чонгук и когда придет.

С Хосоком Юнги видится через три дня и у могилы Чонгука. Разговор оказался коротким, и больше Хоуп попыток подойти к Мину не предпринимал.

— Что ты здесь делаешь? — спрашивает Мин и начинает раскладывать цветы на обеих могилах.

— Ты меня к себе не подпускаешь, вот я и приезжаю сюда уже столько дней в надежде хоть здесь тебя увидеть, — треснуто говорит Хоуп.

Юнги изменился, и это не удивительно. Смерть Чонгука оставила глубокий след не только в душе Мина, но и огромный опечаток на его лице. Глаза у Юнги пустые-пустые, ни на чём не цепляющиеся, от старого Мина в новом ничего не осталось.

— Техен был тяжело ранен, первые недели я сидел у его постели, думал, не выживет. Он пробыл десять дней в реанимации, и я не мог приехать сразу же, но как только его перевели, я приехал к тебе. Юнги, я хочу быть рядом, хочу помочь тебе, — говорит Хоуп и делает шаг к омеге.

— Не надо, — Мин присаживается на корточки рядом с могилой и улыбается ей. Будто, он говорит уже с Чонгуком, и Хоупа здесь нет.

— Юнги, пожалуйста, не отталкивай меня.

— Уходи, — Мин поднимает взгляд на омегу. — Мне не нужно сочувствие и поддержка. Мне ничего не нужно. Я не виню тебя ни в чём, но мне и вправду больше никто не нужен.

— Ты делаешь мне больно.

— Что ты знаешь о боли? Просто уходи. Пожалуйста.

Юнги возвращается в Royal Group и сразу поднимается в кабинет Чонгука. Мин заказывает кофе и объявляет срочное собрание всех главных людей Чонгука. Именно тогда Юнги впервые узнаёт, что пока он бился в агонии, его люди смогли предотвратить два покушения на него самого и сына. Юнги понимает, что он сам может и не хочет жить, но он никому не позволит тронуть его ребёнка, память о его альфе.

Три года спустя

За эти три года Юнги полностью влился в дела второго Дома, он не просто не дал его прикрыть и разделить между остальными Домами, но даже поднял на новый уровень. Люди второго Дома под чутким руководством омеги, вывели из игры всех, кто пытался посягнуть на каналы и поставщиков четвертого Дома, и полностью забрали всё себе. Юнги повысил силу и мощь Дома, завербовал армию новых людей и полностью ушёл в бизнес.

Совет первое время категорически отказывался признавать омегу главой Дома, учитывая, что он даже не был расписан с Чонгуком, но Юнги настоял, что растит его сына и до его восемнадцатилетия будет вести все дела сам. Совету пришлось смириться, ибо иначе Мин пообещал довести дело до суда, а если и он не поможет, то сравнять с землей здание Совета, и пусть даже ради этого придется погибнуть самому.

Омега пугает решительностью. В нём столько злости и ненависти, что даже члены Совета обходят его стороной. Поговаривают, что Мин своей жестокостью и расчетливостью переплюнул даже Чонгука. Юнги этого не отрицает, наоборот, устраивает показательные казни, демонстративно расправляется с крысами и перебежчиками и медленными, но верными шагами, берёт в руки почти всю наркоторговлю страны.

Юнги не смог поднять свое горе, не смог от него избавиться — Мин нашел другой выход — он перевоплотил горе в ненависть, взрастил в себе, лелеял, поливал, и сейчас эта ненависть топит под собой всё. Юнги и живёт только за счет неё. Тогда на могиле альфы он пообещал, что сделает всё, что не успел Чонгук, что уничтожит все Дома и Совет, и теперь Юнги уверенно идёт к этой цели.

***

— Рад тебя видеть, — Намджун подходит к стоящему у колоны со своей правой рукой Мину. Очередной ежегодный ужин Совета. Юнги не пропускает ни один: доводить до белого каления членов Совета одним только своим появлением — занятное развлечение.

— Не могу сказать, что тоже рад видеть убийцу своего альфы и того, кто сейчас пытается убрать его сына, — кривит в улыбке рот омега.

— Как малыш Чонгук? — Намджун пропускает мимо ушей слова омеги.

— Прекрасно, как малыш Юн? — обменивается любезностями Мин. Ким четко слышит ядовитые нотки в голосе омеги, но не поддаётся.

— Лучше всех, — улыбается альфа.

Юнги ходит между пытающимися ему угодить и всячески подлизаться людьми, вертит в руке бокал с вином и всё ждет, когда уже можно будет поехать домой и прижать к себе своё счастье, которое он не видел со вчерашнего утра.

— Юнги, — преграждает ему путь Техен.

— Техен.

— Смотрю ты кровью никак не напьешься.

— Она вызывает привыкание, — скалится омега.

— Смотри, не захлебнись.

— Всё не можешь простить мне того урода?

— Тот урод был моим помощником.

— Нехуй было лезть на мою территорию.

— Ты играешь грязно.

— Так же, как и вы все, а теперь прошу меня извинить, — Мин подзывает своего громилу и идет на выход.

По дороге домой Юнги приказывает шофёру заскочить в больницу, где находится Чимин. Несмотря на позднее время, для главы второго Дома все двери открыты всегда. Юнги заходит в белую палату и садится на стул у зарешеченного окна. Чимин сидит посередине постели и не видящими глазами смотрит на омегу. Мин часто приезжает к Чимину, потому что он единственный человек в этом городе, который может понять его боль. Пусть даже омега не соображает ничего и вообще смотрит будто сквозь Мина. Три года терапии ни к чему не привели. По словам врачей, Чимин сам не хочет выздоравливать, он заперся в этом вакууме неведения и не вылезает.

— Когда придет Чонгук? — бесцветным голосом спрашивает Чимин.

— Никогда, — повторяет в миллионный раз Юнги и собирает под себя ноги. — Я тоже скучаю, всё время, — Мин утирает кулачками непрошенные слезы.

Это единственное место, где Юнги не приходится притворяться, где можно и плакать, и казаться слабым.

— Я всё время езжу к нему, иногда злюсь на него, что он так рано ушёл, что оставил меня, а он только смеется. Все повторяет «ты справишься», а я ему верю. Чимчим, мне очень плохо. Я цепляюсь за жизнь зубами, всё время твержу себе, что буду жить ради малыша, ради того, чтобы не оставить кровь Чонгука на земле, но иногда и это не помогает, особенно по ночам. Горе просыпается ночью, впивается когтями мне в глотку и рвёт и рвёт, — Юнги обхватывает горло пальцами и трёт. — Я тоже хочу, как ты, хочу не воспринимать правду, но она въелась в мой мозг и не дает дышать. Я хотел и тебя взять к ним на могилу, но врачи говорят, ты можешь не выдержать, и тебе станет только хуже, поэтому пока буду продолжать ходить один. У них с Ризом самые красивые могилы, я постоянно меняю там цветы.

— Риз, — выдыхает Чимин.

— Да, Риз, — надломлено говорит Мин. — А Чонгук-и растёт, он уже тараторит во всю и носится по дому, и чем он старше, тем больше похож на отца. Я, когда на него смотрю, и плачу, и смеюсь одновременно. Ты выздоровеешь, и я вас познакомлю, обещаю.

— Когда придет Чонгук?

— Никогда.

Юнги подходит к омеге и коснувшись губами его лба, идёт на выход.

***

У Чонгука своя детская, заваленная игрушками, красивая и удобная кроватка, но маленький альфа отказывается спать у себя. Вот и сейчас Юнги входит в спальню и застает сопящего малыша на своей кровати. Юнги осторожно присаживается рядом и целует ребенка в щёчку. Малыш хмурится во сне, но продолжает сладко спать.

— Я так тебя люблю, мой маленький, очень люблю. Ты даже не представляешь, что ты для меня значишь, — шепчет Мин и замечает, как альфа потягивается и, открыв глаза, смотрит на папу. — Ну вот, я тебя разбудил, — тепло улыбается омега и тянет руки к сыну.