Ультиматум. Ядерная война и безядерный мир в фантазиях и реальности - Страница 17
Писателей так просто не провести; с первых же своих произведений антифашистская литература одновременно стала и подчеркнуто антимилитаристской. Правда, пришлось отказаться от привычных заклинаний: "искусство вне политики", "непротивление злу насилием" и т. п.
Великий писатель-гуманист Томас Манн за четыре года до войны призывал коллег обратить внимание на "буйную энергию нацизма, с какой он собирается разгромить мир, стесненный, к своей невыгоде, нравственными запретами, и стать его повелителем". В том, каков будет результат, Томас Манн не сомневался: "Это война, всеобщая катастрофа, гибель цивилизации. Я твердо убежден, что ни к чему другому активная философия этого человеческого типа привести не может, и потому счел своим долгом заговорить о нем и об угрозе, которая от него исходит… Сегодня нужен гуманизм воинствующий, гуманизм, который открыл бы в себе мужество и проникся бы сознанием того, что принцип свободы, терпимости и сомнения не должен допустить, чтобы его эксплуатировал и топтал фанатизм, у которого нет ни стыда, ни сомнений"[53].
Общеевропейская гуманистическая культура, символом и олицетворением которой был немецкий писатель, бралась за оружие. В арсеналах литературы его хватало. Писатели-реалисты оперативно "творили с натуры", не гнушаясь чистой публицистикой (мы еще увидим, и не раз, как она работает в кризисные времена), фантастам же оставалось заняться своим привычным делом. Им предстояло глубже заглянуть "внутрь" феномена фашизма, чтобы, как писал Пастернак, "за поворотом, в глубине", разглядеть будущее. Фашизма и всего человечества.
Сегодня, перечитывая книги полувековой давности, я не перестаю поражаться. До чего все точно, в самую десятку! А если что не сбылось, так это наше счастье: пронесло, кануло в прошлое как неудачный прогноз научной фантастики. Может быть, в том их и заслуга, книг-неудачниц, что вовремя обратили на себя внимание, предупредили, растревожили душу. Не сбылось, потому что не дали сбыться…
Устарели нынче те первые пророчества? Как сказать. Конечно, им не дано было произвести переворот в умах до начала битвы, не смогли они оказать воздействия и на последующий ее ход. Не предотвратили войну… Правда, никаким книгам это пока не удавалось. Однако кто-то же их читал! И разве уверенно скажешь, что порой решало исход боя: количество и оснащение дивизий или моральные качества, дух солдат?
Книги свой солдатский долг выполнили честно. Как дозорные, успели протрубить тревогу, как пограничники — выстрелить по наступающему врагу.
Впрочем, самые первые тревожные сигналы были одиночными и слишком слабыми, чтобы на них обратили внимание.
Да и картины рисовались чересчур мрачные, читающая публика инстинктивно старалась их не замечать. Что поделать, время не располагало к утопическим грезам, оно, по словам критика, "было насыщено мрачными воспоминаниями о минувшей войне, заполнено сциентистской заумью в науке и модернистской в искусстве; воображение дополнительно подстегивалось пугающими образами диктаторов, рвавшихся к власти в европейских странах. Для утопий не хватало оперативного духовного простора, свежего воздуха, без которых немыслимо построение Нового Иерусалима"[54].
Намек на новозаветную книгу Откровение, иначе называемую Апокалипсисом, не случаен: в промежутке между мировыми войнами любые апокалиптические фантазии уступали по силе воздействия реальным воспоминаниям. Вот и получилось, что обращенным в ближнее будущее пророческим видениям никто не верил.
Вскоре после заключения Версальского мира, когда и Париже еще продолжался торг над поверженной Германией, никому не ведомый американский автор Мило Хастингс выпустил любопытный роман "Город вечной ночи" (1920). В XXII веке Германия развязывает еще одну мировую войну и снова ее проигрывает. Но уже в агонии строит подземную крепость в Берлине, откуда по-прежнему являются на свет планы переустройства мира в общепланетную прусскую казарму. К счастью, в подземный город проникает агент Всемирного правительства, и в финале Германия окончательно капитулирует.
Такой вот любопытный "антик". Он интересен по только тем, что это первая ласточка из долгой серии антигерманских романов-предупреждений 20 — 30-х годов; число их, естественно, будет расти по мере приближения войны. Но роман Хастингса — это прообраз еще и целого мощного направления в западной фантастической литературе. Ведь за сюжетом вполне в духе военных сценариев, о которых шла речь, проступает схема доселе невиданная. Позже появятся построенные по этой схеме знаменитые романы Евгения Замятина, Хаксли и Оруэлла — и в литературу войдет термин антиутопия.
Думаю, одним из ее пионеров был Мило Хастингс. Можно позавидовать его писательской интуиции, безошибочно связавшей антиутопию с германским милитаризмом.
"Фашизм — это не идеология, но что-то более глубинное"[55], - отмечал в одном из своих репортажей с континента военный корреспондент английской газеты "Обсервер". Было это перед самым концом второй мировой войны. Корреспондента звали Эрик Блэйр, и спустя несколько лет он станет известен во всем мире как автор величайшей антиутопии XX века. Правда, подписана она будет уже его литературным псевдонимом: Джордж Оруэлл…
Но я забегаю мыслью вперед; придет черед и Оруэлла.
Вернемся к книге Хастингса. То, что в подземной крепости обосновались фашисты, сомнений нет, хотя само слово, разумеется, в романе не произнесено. Задолго до "О дивный новый мир" (1932) Олдоса Хаксли безвестный американский автор догадался о далеко идущих планах идеологов "нового порядка" по биологическому выведению каст — правителей, солдат, рабов. По тем временам размышлять об этом могла только фантастическая литература; однако хорошо известно, что позже евгеникой всерьез заинтересовалась верхушка третьего рейха.
Так что уже в 20-х годах писатели-фантасты [****] углядели опасность, о которой в полный голос заговорят позже. Опасность использования фашизмом новейших открытий в биологии, генетике, психологии. Нацистские теоретики потом без стеснения заявят о похожих проектах создания "идеального государства", и в спецблоках Освенцима и Маутхаузена будет развернута даже особая "научная" деятельность в этом направлении… Но во времена Хастингса никто, похоже, о долгосрочных планах фашизма не задумывался. Почти никто.
И планы первоочередные — разгром всех прогрессивных сил внутри страны, создание тоталитарного нацистского государства, нацеливающего Германию на агрессию против соседей, — были "обнародованы" Хастингсом удивительно вовремя. На считанные месяцы его книга обогнала вести из Парижа: решения мирной конференции стали достоянием общественности в конце января 1921 года. После чего не нужно было обладать особой прозорливостью, чтобы заключить: Германия этого так не оставит…
Не прошло и двух лет, как американский посол в Берлине писал на родину: "Гитлер, молодой австрийский фельдфебель, который во время войны сражался в германской армии, а теперь руководит фашистским движением… медленно идет вперед по тому же пути, что и Муссолини"[56]. Дата на письме стояла — 5 декабря 1922 года.
Годом раньше в Берлине издательство "Геликон" выпустило озорной роман русского писателя Ильи Эренбурга "Необычайные похождения Хулио Хуренито и его учеников". Сегодняшний читатель посмотрит совсем иными глазами на эту искрометную сатиру на все, что угодно (трудно отделаться от впечатления, что это не Курт Воннегут!). Время многое высветило в головокружительном калейдоскопе образов и идей. Но именно сегодня с особой остротой понимаешь: и тогда многие знали, видели — пусть иногда путано — все, что бурлило и кипело в Германии.