Ультиматум губернатору Петербурга - Страница 17

Реутов взял трубку телефона – необходимо было срочно передать информацию о любовнице Колесника и выставить еще одну засаду. На майора он не смотрел.

Уснуть Леха не мог. Наталья уже давно тихонько сопела, отвернувшись лицом к стене, а он все ворочался. После звонка Дуче от радости не осталось и следа. А ведь он испытывал такое острое чувство счастья, какое может, наверное, испытывать только ребенок, когда ему наконец-то дарят долгожданную игрушку. Именно таким ребенком Птица себя и чувствовал. С лица не сходила глуповатая улыбка, в голове слегка шумело от шампанского и неожиданного подарка судьбы.

А потом звонок Дуче. «Не подходи!» – почти выкрикнула тогда Наталья. Он снял трубку… «Спаси и сохрани», – шепнула ему в спину старуха в Агалатово. Еще днем он сказал Семену, что теперь они в расчете. Сказал жестко. Все, сказал, Сема, мы в расчете! Будь здоров.

Птица тихонько встал и голый вышел в кухню. Закурил, сел на подоконник. Дождь потоком стекал по стеклу, барабанил по жестяному козырьку балкона. Сигарета вспыхивала при затяжках, высвечивала сухие губы и шрам на левой щеке.

…Дождь барабанил по крыше цеха. Шакалы стягивали круг. Их с Генкой прихватили на механическом участке, попытались загнать в угол. Семеро против двоих. Заточки, стальные прутья, глаза, остекленевшие от анаши. Численный перевес не имел никакого значения – разведчик-диверсант взвода специального назначения морской пехоты и боксер-КМС против наглой, но неподготовленной уголовной шелупени? Исход был предопределен. Кольцо стягивалось, шакалы надвигались молча… ну, кто первый? Первым оказался Плохиш, грабитель и убийца из Тулы. Он завизжал и бросился вперед. Через десять секунд схватка закончилась. Все семеро валялись на грязном, забрызганном кровью полу. Птице, правда, тоже зацепили щеку… Но это еще не победа. Шакалы и есть шакалы. Они будут искать возможность свести счеты исподтишка, напасть со спины, из-за угла. История обязательно будет иметь продолжение. Это понимали все. Ждали.

Но продолжения не последовало. Конфликт погасил Дуче. Сам по себе он серьезного веса в лагерной иерархии не имел. Но играл в нарды со смотрящим зоны. От него-то и получил кличку Дуче. Ни Птица, ни Финт тогда даже и не догадывались, что разборку с шакалами сам же Дуче и организовал. Это был любимый ход Фридмана: поставить человека в трудное положение, а затем помочь.

Хитрый и дальновидный Семен уже просек, что лагерные законы прочно прописались на воле. Он начал сколачивать команду для будущих дел. Начал собирать молодых, жестоких, подготовленных и чем-либо обязанных ему, Дуче. И Птица, и Финт ему подходили. Да и срок у обоих кончался чуть позже, чем у Семена. На два месяца у Генки-Финта, на три – у Птицы.

…Он прикурил новую сигарету от окурка. Эти воспоминания не вытравишь никогда. Раньше он думал, что нет ничего страшнее, чем бег по тоннелям «Лотос-Х» с раненым товарищем на плечах. Или ночной бой на берегу Малах-Гош. В зоне узнал и понял многое другое. Наелся до отвала. И дал себе зарок: никогда в жизни он не сядет на нары. Никогда.

…С Дуче они встретились на воле. Предложение Семена Птица отклонил сходу. За туманными словами о непыльной работе и хороших бабках угадывалась хищная ухмылка Братухи Криминала. Его оскал был похож на кастет.

– Спасибо за заботу, Семен, – ответил Леха. – Но это не по мне.

– Ну-ну… – усмехнулся Дуче, – думаешь, сможешь прожить на зарплату? Арбайт махт фрай?[4]

– Посмотрим… как-нибудь проживу. Они сидели в открытом кафе на набережной. Нева блестела, легкий ветерок шевелил листву, ласкал лицо. Мимо катили сверкающие навороченные тачки. Пять лет назад, когда Птицу закрыли, иномарки были еще редкостью. Клево! Живу я клево, – неслось из динамиков. Леха отхлебнул густого, черного пива из высокого бокала. Он был на воле всего неделю. Этого нельзя понять, это можно только испытать на себе.

– Как-нибудь проживу… Ты че, Леша? Я тебе предлагаю по-человечески. Сейчас жить можно очень сладко, если при бабках. Ты еще не понял ничего. Еще не оклемался…

– Все! – перебил Птица. – Закрыли тему, Семен.

– Как знаешь, – Дуче вытащил из кармана пиджака визитку. – Возьми, может пригодиться. Финт тоже сперва выеживался…

– И что?

– А ничего. Помыкался, потыркался туда-сюда, а никому и на хер не нужен. Сейчас у меня. Оклад для начала триста баксов. Плюс еще кое-что.

– Оклад, говоришь?… Здорово. Ну, бывай, Семен.

Чайка белой молнией спикировала на воду и схватила маленькую серебристую рыбешку. А я кидала, – пел магнитофон. Леха поднялся и не спеша пошел по набережной в сторону Медного всадника. Визитка осталась лежать на столе.

Дуче смотрел ему вслед немигающим, как у змеи, взглядом.

Потом Птицу агитировал Финт… Ну чего ты ссышь, Леха? На зону больше неохота? Так теперь на зону только лохи попадают. А блатные и братва все на воле… Так уж и все?… Может, кого и закрывают, чтобы ментам видимость работы показать. Но даже если и закроют, братва на зоне подогреет – одним шоколадом срать будешь. А?… Нет, Финт, это не мое… Расстались холодно. Позже встречались дважды. Чисто случайно.

А потом Терминатору понадобился подрывник. Найти человека с таким специфическим опытом оказалось непросто. И он вспомнил про Птицу. Но как его подписать? Норов у засранца, характер! Дружки есть. Тоже крутые мужики, не наедешь. Но отступать Дуче, а уж тем более Терминатор, не привык. И ту визитку, что Птица оставил на столе, не забыл. Тогда и подсунули Лехе гнилой, но хорошо покрашенный «мерс». Ему красная цена две с половиной штуки, а Птичку зарядили на пять восемьсот. Его же характер против него и повернули, знали: гордость не позволит от выплат отказаться. Только платить-то голодранцу нечем. На ржавой развалюхе ездит, все бабки в свою мастерскую вложил. Ставка оказалась правильной. Птица сказал:

– Ладно. Я от своих долгов никогда не бегал. Заплачу. Не все сразу, в рассрочку.

Написал расписку. Три штуки сразу выложил, потом еще тысячу сто.

…Сигарета догорела. Птица прикурил новую.

После пожара Мишка Гурецкий, кореш по службе, сообразив, что Леху подставили, предложил свою помощь, но и ему Птица сказал: не надо, Сохатый. Если кинули – сам и виноват. Лучше помоги деньгами. Мишка пожал плечами: «Смотри, тебе решать». Дал в долг три тонны зеленых… Когда вернуть? Ты чего, Пернатый, порешь? Когда сможешь – тогда и отдашь. А то смотри, давай тряхнем твоего лагерного дружбанка? Гадом буду – тебя кидают. Этот «мерс» – та же кукла, только железная… Но Птица опять сказал: «Не надо. Я сам».

После скачка курса он потемнел лицом. Тогда-то ему и предложили проконсультировать Козулю по изготовлению бомбы с часовым механизмом. Предложение принимать было нельзя!… Просто проконсультировать… Только и всего! Скрипя зубами, он согласился. Ему ничего не сказали о том, зачем это нужно. Так был сделан первый шаг по дороге в ад. Сегодня он сделал второй, а фотоаппарат «Никон» в руках следака ФСБ бесстрастно это зафиксировал.

В клочья разнесло, сказала та бабка с картошкой, – в клочья, сынок. Только и всего! Дуче ни словом не обмолвился о том, для чего предназначен тротиловый заряд с часовым механизмом. А ты сам догадаться не можешь? Уж, наверно, не рыбу глушить. Ты сделал вид, что тебя это не касается. Я вам рассказал, показал – и гуд бай! Не, мужик, так не бывает. Так не бывает. И ты сам это знал.

Голый тридцатилетний мужчина в темной кухне сильно затянулся сигаретой. А за стеной спала женщина, которая носила в себе его сына.

Никто не хотел останавливаться. Колесник отчаянно голосовал, но машины упорно ехали мимо. Ослепляли на несколько секунд светом фар, проскакивали в шлейфе водяной пыли и уносились дальше. Красный отсвет задних габаритов дробился на мокром асфальте. Никто не хотел подбирать на пустынной ночной дороге мокрого прапорщика. Не то время, не те обстоятельства. «Вот как упал престиж офицера!» – зло думал Иван. Он даже не замечал, что мысленно произносит фразочку майора Мискина. Только спустя сорок минут около злого и промокшего Ивана затормозил «жопарик». За рулем сидел пожилой мужичок в кепке и плаще-болонье. Зря! Зря ты, отец, остановился.