Ульмигания - Страница 4

Тороп только рассеянно кивал головой. Княжич мутно и зло смотрел на него, опрокидывал в рот кубок и снова начинал расписывать прелести своего будущего княжения в Новгороде. Тороп вышел до ветру.

Солнце перевалило за полдень, и он досадливо удивился — как быстро идет время за столом! Был июнь. Травы — по пояс, но никто не думал их косить. «Что-то сломалось в русской земле, — думал Тороп. — Как-то все не так. Будто перед великой бедой».

Он возвращался к палаткам, когда почувствовал сзади движение. Не услышал, а именно почувствовал, оно было очень осторожным. Это заставило его резко развернуться и выставить руку, уводя в сторону торс. Кисть, которую перехватил Тороп, принадлежала одному из дружинников Александра Ярославича. В ней был зажат длинный нож.

— Я хотел тебя проверить, — осклабился дружинник.

— Ага, — сказан Тороп. — Я понял.

Он улыбнулся, дернул кисть на себя, а другой рукой, локтем сильно ударил дружинника в предплечье. Кость хрустнула, и рука дружинника неестественно выгнулась. Тот даже не успел понять, что произошло. Он посмотрел на свою руку, а Тороп, все еще не отпуская ее, ногой вогнал зубы дружинника ему в рот. Захлебнувшись кровью и хрипом, тот упал в траву.

— Вот чего-то такого я и ждал, — сказал появившийся Даниил. — Ждал, да недоглядел. Извини, брат.

— Ничего, — сказал Тороп. — Я был готов к этому. Не забыл, выходит, княжич нам ни Юряту, ни Ратибора, ни сродственников своих.

— И этого не забудет.

— Бог ему судья…

— Лошадей я не расседлывал, — сказал Даниил. — А у княжичева коня подпругу подрезал. Поехали?

Скоро они уже плыли, переправляясь через Днепр.

Пьяный княжич не сразу их хватился. Да и хватившись, не стал догонять — эти двое могли принести ему гораздо больше неприятностей, чем он им. Александр Ярославич затаил обиду, уверив себя в том, что когда-нибудь они еще встретятся и уж тогда он припомнит все.

Пройдет много лет, прежде чем такой случай ему представится. А пока Тороп и Даниил держали путь на запад, в загадочную страну белых великанов — Ульмиганию, как ее называл Даниил, или Пруссию, как звалась она у других народов.

Литовцы спустили их на лодке вниз по Неману. Сделали они это нехотя, уступив мерцанию серебра в руке Даниила. Река была широкой, спокойной и свободно катила свои воды сквозь нехоженые дубравы. Тороп уже не удивлялся тому, что земля здесь почти не обработана, а присутствие человека на ней незаметно. Пока проходили Литву, он видел, что народ ее живет бедно, без прихотей, довольствуясь тем, что давала дикая природа.

Торопу наскучили однообразно заросшие лесом берега реки, и он задремал. Разбудила его странная, нависшая в воздухе тревога. Гребцы, насупившись, вглядывались в левый берег, где за деревьями виднелись мрачные, массивные развалины из гигантских валунов. Взмахи весел стали реже.

— Чего они испугались? — спросил Тороп Даниила.

Даниил пожал плечами:

— Кто их знает?

Он спросил что-то по-литовски у старшего из гребцов. Тот ответил.

— Он говорит, — сказал Даниил, — здесь особенно свирепствуют прусские дозоры. Никому из них не хочется попасть в рабство.

— Но ведь они не будут выходить на берег.

— Конечно. Я думаю, дело вовсе не в дозорах. Мы уже давно в Пруссии. Литовцы боятся замка великанов. Они считают его заколдованным. Вот смотри, дальше того места, на котором мы сейчас находимся, они не поплывут. Если это не так, значит, за мое отсутствие здесь произошли большие перемены.

Словно по его команде лодка повернула к берегу. Даниил засмеялся и закричал:

— Хвала тебе, могущественный Перкун за то, что ты хранишь священную Ульмиганию неприкосновенной!

От страсти, так явно прозвучавшей в его голосе, Торопу стало не по себе. Он впервые всерьез задумался над тем, что на шее у него крест, а едет он в закрытую от всего мира бдительными дозорами и заколдованными замками языческую страну.

Тем временем лодка ткнулась носом в береговой песок. Отсюда руин не было видно, но Тороп ясно ощущал их присутствие. Кроме того, чутье воина подсказывало, что следят за ним не только развалины древнего замка. Где-то близко были люди, и он чувствовал исходящую от них опасность.

Литовцы оттолкнулись веслом от пляжа и торопливо выгребли на середину реки.

— Тут кто-то есть, — тихо сказал Тороп Даниилу.

— Знаю.

Из зарослей вышел большой темный волк. Тороп положил руку на рукоять меча.

— Спокойно, — сказал Даниил. — Он не сделает нам ничего плохого.

Не дойдя до витязей, волк остановился, понюхал воздух и как ни в чем не бывало побежал по берегу вдоль реки.

— Это Скаловия — страна склавинов, — сказал Даниил. — Они издревле дружат с волками. А вообще, это мог быть и не волк, а местный вайделот. Хорошо, что ты не напал на него. У нас могли быть большие неприятности.

Кустарник, поднимавшийся по откосу, переходил в лес, мрачно взиравший на Торопа с высоты. Громко и внятно в нем прокричала кукушка.

— Это не птица, — сказал Тороп.

— Молодец, — сказал Даниил, вглядываясь в заросли. — Кстати, здесь меня зовут Дилинг.

Потом он громко сказал что-то по-прусски. В следующее мгновение лес, не шевельнув ни единой веткой, выпустил трех рослых русобородых мужчин.

Тороп немного разочарованно разглядывал воинов, о которых столько слышал от Даниила. Ни кольчуг, ни шлемов, ничего сколько-нибудь похожего на доспехи, на них не было. Все трое были в островерхих войлочных колпаках и грубых рубахах с нашитыми на плечи и грудь пластинами из толстой кожи. Они походили бы на литовцев, если б не короткие мечи на поясе и манера, с которой воины держали свои тонкие метательные копья. Она выдавала в них привычных к оружию людей. И все же Тороп думал, что без труда справился бы с ними в одиночку. И это — хваленые прусские витинги, о которых с одобрением отзывался даже Попович?!

Пока Дилинг разговаривал с дозором, Тороп прислушивался к непонятной, но чем-то похожей на славянскую речи. Иногда ему казалось, что он различает знакомые слова, однако смысла их Тороп не успевал уловить.

Постепенно напряжение, висевшее в воздухе, рассеялось, и вскоре Тороп с Даниилом-Дилингом в сопровождении дозорных шли через лес к небольшой засеке в глубине дубравы.

Засека была примитивной, похожей на те, какие сооружали бродники на зимних стоянках — холм, окруженный небольшим рвом и частоколом.

Пока Дилинг ходил договариваться о покупке лошадей, Тороп прилег с внешней стороны ограды на траву. Чистое небо в редких разводах прозрачных перистых облаков чертили стрижи и ласточки. Изредка пробовал голос соловей.

Лошади оказались неказистыми. Дилинг отмахнулся:

— Доедем до Твангсте,[3] там обменяем.

И замолчал, сосредоточенно глядя себе под ноги. Тороп приготовился к неприятным известиям.

— Вот какое дело… — медленно проговорил Дилинг. — Я еще не понял, что происходит, но у меня такое чувство, что кому-то наш приезд не нравится.

Тороп почему-то вспомнил, как трепетали ноздри волка, когда тот принюхивался к нему.

— Мы ведь не успели сделать и шагу в этой стране, — сказал он.

— Да, — сказал Дилинг. — Может, я и ошибаюсь. Однако нам посоветовали, прежде чем ехать в глубь страны, посетить замок Рагайны.[4]

— Где это?

— Ты видел его. Те стены за лесом — это и есть замок, построенный когда-то великанами.

— Рагайна — какой-то князь?

— Рагайна — женщина. Я тебе как-то рассказывал о ней. Последняя великанша, от которой склавины получили право владения долиной Немана. Она умерла много сотен лет назад, но замок по-прежнему носит ее имя. Склавины даже говорят, что душа ее не переселилась к предкам, а до сих пор живет в замке, охраняя его от врагов.

— Ты в это веришь? — улыбнулся Тороп.

— Нет. Я витинг, а не вайделот, и больше верю своему мечу, чем заклинаниям и духам.