Улица Светлячков - Страница 3
Но сейчас Талли не знала, что делать. В ее мечтах они с мамой всегда уходили куда-то вместе, держась за руки. Только вдвоем.
«Вот мы и пришли, – говорила мама из ее мечты, когда они подходили к дому, стоявшему на холме. – Дом, милый дом. – Потом она целовала Талли в щеку. – Я так скучала по тебе. Меня не было, потому что…»
– Таллула! Проснись!
Талли, вздрогнув, очнулась. У нее гудело в висках и болело горло. Она попыталась спросить: «Где мы?», но изо рта вырвался лишь какой-то странный скрип.
Все засмеялись и продолжали смеяться, вылезая из фургона.
На маленькой улочке на окраине Сиэтла повсюду были люди, скандировавшие что-то, оравшие, держащие плакаты с надписями: «Любовь, а не война!» и «Нет, мы не пойдем!». Талли никогда не видела столько людей в одном месте.
Мама взяла ее за руку и притянула поближе к себе.
Остаток дня предстал перед Талли скоплением людей, выкрикивающих лозунги или поющих песни. Талли все время боялась, что выпустит мамину руку и ее сметет возбужденная толпа. Ей стало еще страшнее, когда появились полицейские с дубинками, оружием в кобурах и пластиковыми щитами, защищавшими их лица.
Толпа шла маршем, беспорядка не наблюдалось, поэтому полицейские только молча стояли и наблюдали.
К тому времени, когда стемнело, Талли очень хотелось есть, и голова у нее раскалывалась, но они все шли и шли то по одной улице, то по другой. Люди теперь вели себя иначе – убрали лозунги и стали пить. Талли слышала обрывки разговоров, но смысла их не понимала.
– Видели этих свиней? Они умирали от желания повыбивать нам зубы. Но мы вели себя мирно, и они не посмели к нам прикоснуться. Эй, Дот, ты что, решила зажать косяк?
Все вокруг засмеялись, а мама громче всех. Талли не понимала, что происходит, да и голова у нее просто раскалывалась. Толпа вокруг колыхалась, танцевала и смеялась. На улицу откуда-то проникала музыка.
И вдруг Талли почувствовала, что рука ее сжимает пустоту.
– Мама! – закричала она.
Но никто не ответил и даже не повернулся в ее сторону. Талли проталкивалась сквозь толпу и звала маму, пока не охрипла окончательно. Тогда она решила вернуться туда, где видела Дороти в последний раз, и подождать ее на тротуаре.
Мамочка обязательно вернется!
Слезы застилали глаза Талли, текли по лицу. Девочка сидела и ждала мать, изо всех сил стараясь не паниковать.
Но Дороти так и не появилась.
Много лет спустя Талли пыталась вспомнить, что было с ней дальше, но бредущие вокруг люди, словно облако, застилали ее память.
Она помнила только, как шла по грязному пандусу вдоль опустевшей улицы и вдруг увидела конного полицейского.
Глядя на нее сверху вниз, служитель закона нахмурился и спросил:
– Эй, малышка, ты здесь одна?
– Одна, – подтвердила Талли.
И полицейский отвез ее обратно в дом на Квин-Энн-Хилл, где бабушка крепко прижала Талли к себе, поцеловала в щеку и сказала, что в происшедшем нет ее вины.
Но Талли ей не поверила. Она была уверена, что сделала сегодня что-то очень неправильное, даже гнусное. В следующий раз, когда мамочка вернется, она будет стараться еще больше. Пообещает, что станет президентом и больше никогда-никогда ни перед кем не будет извиняться.
Талли добыла таблицу с перечнем президентов США и выучила их всех по порядку. Следующие несколько месяцев она говорила всем подряд, что хочет стать первой женщиной-президентом, и даже забросила занятия балетом. Наконец настал день рождения Талли – ей исполнилось одиннадцать лет. Когда бабушка зажгла на торте свечи и стала петь дрожащим голосом слезливую версию «Happy birthday», Талли то и дело оглядывалась на входную дверь, думая: «Вот, сейчас…»
Но никто так и не постучал в дверь, и телефон тоже молчал. Позже, рассматривая подарки, Талли изо всех сил старалась улыбаться. Перед ней на журнальном столике лежал новый альбом для рисования. Может, и не лучший подарок на день рождения, но бабушка всегда дарила вещи, способные занять и отвлечь от грустных мыслей.
– Она даже не позвонила, – произнесла Талли, подняв глаза.
Бабушка тяжело вздохнула.
– У твоей мамы проблемы, Талли. Она – слабый, запутавшийся в жизни человек. И перестань делать вид, будто это не так. Главное, чтобы ты сама была сильной.
Талли слышала этот совет миллион раз.
– Я знаю, – кивнула она.
Бабушка села на цветастый диван рядом с Талли и усадила ее к себе на колени.
Талли любила сидеть вот так, прижавшись щекой к ее груди.
– Мне бы хотелось, чтобы с твоей мамой все было по-другому, Талли, – тихо сказала бабушка. – Это – святая правда, но она – заблудшая душа. И уже давно.
– Поэтому она и не любит меня?
Бабушка посмотрела на нее сверху вниз. Очки в черной роговой оправе делали ее водянисто-серые глаза огромными.
– Она любит тебя, но только по-своему, – сказала бабушка. – Поэтому она все время возвращается.
– Что-то не похоже это на любовь, – возразила Талли.
– Твоя правда, – согласилась бабушка.
– Мне кажется, я ей даже неприятна.
– Это я ей неприятна. Очень давно кое-что случилось, а я не… Впрочем, теперь это не важно. – Бабушка покрепче прижала Талли к груди. – Когда-нибудь она пожалеет о том, что пропустила эти годы, не провела их с тобой. В этом я абсолютно уверена.
– Я могла бы показать ей тогда свой альбом.
Бабушка внимательно поглядела на внучку.
– Это было бы замечательно. С днем рождения, Талли! – И она поцеловала ее в лоб. – А теперь мне пора идти. Твой дедушка неважно чувствует себя сегодня.
После того как бабушка вышла из комнаты, Талли сидела еще какое-то время, растерянно глядя на первый чистый лист подаренного ей альбома. Здорово будет дать его однажды почитать маме, чтобы она узнала обо всем, что пропустила. Но чем же заполнить альбом? У нее было несколько фотографий, в основном сделанных мамами подружек во время школьных праздников и походов, но не так уж много. Бабушка слишком плохо видела, чтобы пользоваться фотоаппаратом. И у нее была всего одна фотография мамочки.
Талли взяла ручку, аккуратно вывела в правом верхнем углу дату и нахмурилась. Что еще написать?
«Дорогая мамочка! Сегодня мне исполнилось одиннадцать лет».
С этого дня Талли стала собирать все, что могло бы рассказать о ее жизни. Школьные фотографии, снимки со спортивных мероприятий, корешки билетов в кино. Каждый раз, когда у нее выдавался удачный день, Талли спешила домой, чтобы написать об этом в альбоме и приклеить туда чек или билет, подтверждавшие, где она была и что делала. С какого-то момента Талли стала чуть приукрашивать события, стараясь казаться лучше. Она не то что бы врала – нет, просто кое-что преувеличивала. Талли старалась записывать все, благодаря чему ее мама сможет в один прекрасный день ею гордиться. Она заполнила сначала один альбом, а потом еще несколько. И на каждый день рождения она получала от бабушки в подарок новый альбом. Пока не наступил переходный возраст.
Тогда с Талли что-то случилось. Может, все дело было в ее груди, которая оформилась раньше, чем у других девчонок. А может, Талли просто устала поверять свою жизнь листкам бумаги, которые никто не собирался читать. К четырнадцати годам ее энтузиазм иссяк окончательно. Она сложила все свои детские дневники в картонную коробку, засунула ее глубоко в шкаф и попросила бабушку больше не дарить ей альбомы.
– Ты уверена, дорогая?
– Да, – твердо ответила Талли.
Она больше не скучала по матери и старалась вспоминать о ней как можно реже. И даже сказала всем в школе, что ее мать погибла, утонула, катаясь на яхте.
Эта ложь дала ей ощущение свободы.
Талли перестала покупать одежду в детских отделах магазинов и проводила немало времени в отделах для подростков. Она накупила себе облегающих кофточек, оставляющих открытым живот и дававших отличную возможность продемонстрировать появившуюся грудь. Также набрала плотно сидящих на бедрах брюк, соблазнительно обтягивавших попку. Все это приходилось прятать от бабушки, что, впрочем, было совсем не сложно. Надеваешь длинный дутый жилет и пулей выскакиваешь из дома – и пожалуйста, носи под жилетом все, что угодно.