Улица Райских Дев - Страница 96

– Я испугался за вас. И не могу понять, почему вы это сделали. Почему – для меня?

– Я хотела отдарить вас.

– За что?

– Если бы не вы, я не вернулась бы в Египет, не была бы рядом с Закки в его смертный час. Он умер не в одиночестве. Я признательна вам за это.

– Но вы не из-за меня вернулись в Египет, Джесмайн. Она остановилась и посмотрела в его красивое лицо, освещенное лунным светом.

– Захария сказал перед смертью, что у вас на сердце тяжесть. С тех пор я думаю только о том, как снять эту тяжесть.

– И вы пытались изгнать моих демонов? Она улыбнулась:

– Некоторым образом. Все, кто были на «заар», любят вас, и они передавали вам свою положительную энергию.

– Боюсь, что это не сработало, – усмехнулся он. – Я не чувствую положительного эффекта. – Он повернулся и подошел к кромке воды. Звезды вдруг затанцевали на поверхности воды – набежал ветер, возможно, наконец приближалась гроза. Послышались и раскаты грома.

– Вы когда-то спросили, что меня изменило. Это связано со смертью моей жены. Джесмайн, Сибил была убита.

Она подошла к нему ближе.

– И вы в чем-то обвиняете себя? Это имел в виду мой брат, сказав, что вина не ваша?

– Нет. – Деклин вытащил из кармана пачку сигарет. – Не это.

– Тогда что же?

Он посмотрел на сигарету и спичку в своей руке и, швырнув их наземь, отрывисто сказал:

– Я убил человека. Вернее, я его казнил.

Джесмайн показалось, что эти слова взорвали сострадательную, мудрую тишину ночи. Она вдохнула запах цветущих апельсиновых деревьев и подняла на Деклина взгляд, полный нежности и сочувствия.

– Сибил и я были в Танзании, возле Аруши, – продолжал он. – Я знал, кто ее убил. Это был сын деревенского старшины. У Сибил была маленькая фотографическая камера, которая ему очень понравилась. Первый раз, когда он ее украл, я заявил, что, если камеру положат обратно, я не буду расследовать это дело. На следующий день камера оказалась в машине. Через месяц Сибил была зарезана по дороге к нашей миссии пангой, туземным кинжалом. Из «лендровера» взяли только маленькую фотокамеру.

Деклин заметил, что прядь белокурых волос прилипла к влажному горлу Джесмайн, и бережно отвел ее. Я был уверен, что староста, отец убийцы, поможет сыну избежать суда. Поэтому я пошел к старейшинам деревни и изложил им свой план; они согласились. Парня привели ко мне, и четверо односельчан держали его, пока я делал укол. Я сказал ему, что вколол ему «сыворотку виновности», что невинному человеку она не причинит никакого вреда, а преступник после укола непременно умрет на рассвете. – Помолчав, Деклин сказал: – На рассвете он умер.

– Отчего?

– Я сделал ему инъекцию дистиллированной воды. Это не могло ему повредить. Я думал, что он испугается и сделает признание. – Деклин смотрел на темную реку. – Ему было шестнадцать лет.

Джесмайн положила ладонь на его руку и сказала:

– Сибил умерла оттого, что настал ее час, так было записано в Книге Судеб. Там записан и мой час, и ваш. Пророк сказал: «Ничто не повредит мне, пока мой час не наступит, и ничто не спасет меня, когда он придет». Закки был прав – это не ваша вина. Но бремя ваше тяжело. И у меня на душе тяжелое бремя. Вы спрашивали меня, почему я не вернусь к моей семье. Сегодня я расскажу вам об этом. – Она подняла взгляд к звездам. – Отец изгнал меня из семьи. У меня навсегда отобрали сына. Я была наказана за прелюбодеяние, за то, что я понесла ребенка от человека, который не был моим мужем.

Она хотела увидеть в глазах Деклина – удивление? ужас? сочувствие? – но увидела только отблеск лунного света и продолжала рассказывать:

– Я не любила его, я стала его жертвой. Хассан аль-Сабир угрожал погубить мою семью, я пришла к нему просить за отца, и он обесчестил меня. Я не могла рассказать отцу – он был бессилен против Хассана, но отец узнал, предал меня проклятию и изгнал из дома. Он сказал, что мое рождение навлекло на наш род позор и бесчестье. Вот почему я не вернусь домой.

– Джесмайн, – сказал Коннор, – ведь я помню, как вы впервые пришли ко мне в кабинет, – вы тогда получили повестку из Службы иммиграции. И я помню, как вы были напуганы. Троих студентов из моей группы уже депортировали, и я видел, что для них возращение на родину было только неудобно или невыгодно, вам оно внушало смертельный ужас, я почувствовал это. Этот страх живет в вашей душе, но вы должны его преодолеть. Вы сделали первый шаг – приехали в Египет, но в Верхний Египет. Отчего жив этот страх? Вы боитесь Хассана аль-Сабира?

– Нет, не его. Я не знаю, живет ли он в Каире, не знаю даже, жив ли он. Но он не может больше причинить мне зла. Я боюсь встретиться с ними. Не хочу и не могу возвращаться к ним. Они отторгли меня. Я не имею больше никакого отношения к роду Рашидов.

Она отвернулась от Деклина, но он обнял ее за плечи и повернул к себе.

– Джесмайн, вы хотели помочь мне. Забудьте обо мне. Помогите себе самой. Изгоните своих демонов.

Минуту она растерянно молчала под его настойчивым взглядом, потом наконец отозвалась:

– Вы не понимаете.

– Нет, я понимаю. Вы сказали, что признательны мне за то, что вернулись в Египет. Но я был только предлогом, вас привела тоска по родному краю. А теперь вы тоскуете по своей семье. Вы должны преодолеть свой страх и встретиться с ними.

– Вы не правы…

– Нет, я прав. Вы работали в Ливане, в Газе, теперь в верховьях Нила – как будто кружили вокруг спящего гиганта, которого боитесь разбудить. Этот гигант – ваша безмерная тоска по своей стране и по своей семье.

– Да, Деклин, я боюсь… Я так хочу их всех видеть – мою сестру Камилию, мою бабушку Амиру. Но я не знаю, как же мне это сделать.

– Делать шаг за шагом и не отступать, – улыбнулся он.

– Но вы-то отступили, – мягко напомнила она.

– Да, я сдался. Я решил, что наука бессильна здесь. Я понял, что не стоит тратить сил на прививки детям, когда мать верит, что ребенка гораздо лучше охранит от болезни синий шарик, повешенный ему на шею на шнурке. Я пытаюсь внушить крестьянам, что речная вода полна бактерий, вызывающих серьезные болезни, а они пьют сырую инфицированную воду, «очищая» ее волшебным амулетом. Днем они приходят ко мне за лекарствами, а ночью выпрашивают у колдуна порошок из засушенной змеи и талисманы. Они верят, что камни руин, где мы похоронили вашего брата, обладают большей целительной силой, чем мои инъекции. Даже вы, Джесмайн, верите, что мне поможет танец «заар». К чему же мои усилия? Да, я сдался. Я уезжаю, потому что сознание тщетности моих усилий разрушило мою душу. Тщетность нашей работы здесь погубила Сибил.

– Ее ведь не магия погубила.

– Ее убил шестнадцатилетний мальчик из-за грошовой фотокамеры. Джесмайн, я и Сибил убеждали жителей этой деревни делать прививки детям, и это нам уже почти удалось, потому что Сибил справилась с сопротивлением местного колдуна. И я погубил все ее усилия, прибегнув в минуту слабости к колдовству. Я отбросил эту деревню на сто лет назад! Какая насмешка судьбы…

– Нет, вы не виноваты, – сказала она, нежно гладя его щеку. – О, Деклин, я так хочу снять вашу боль. Скажите, что мне сделать? Уехать с вами?

– Нет, – сказал он, отстраняя ее. – Вы должны быть в Египте, Джесмайн. Здесь ваше место.

– Я не знаю, где я должна быть, – сказала она, кладя голову ему на плечо и прижимаясь к его сильному телу. – Я знаю только то, что я люблю вас.

– Ну что ж, – пошутил он, целуя ее, – в данный момент большего знания от вас и Не требуется.