Улица Райских Дев - Страница 100

– Почему, бабушка?

– Потому что имя этого богатого купца, в гарем которого я попала, было – аль-Сабир. Хассан был его сыном.

Горничная отеля провезла тележку по коридору мимо дверей их комнаты; нежный женский голос воскликнул: «Й'алла!»

– Хотя я не помнила, что со мной происходило в этом гареме, – продолжала Амира, – но я чувствовала, что с именем Хассана аль-Сабира связано что-то позорное. Душа моя противилась этой помолвке, и я выдала тебя замуж за Омара.

Обе женщины молчали, думая о том, как их поездка на улицу Жемчужного Дерева изменила жизнь Ясмины и всей семьи.

– Теперь я понимаю, – задумчиво сказала Амира, – что это похищение в детстве и потом – гарем на улице Жемчужного Дерева сделали меня тем, чем я была. Я боялась выйти из дома на улице Райских Дев, где я нашла убежище, я боялась поднять покрывало с лица. Я боялась за моих дочерей и внучек, которые выходили из дома и свободно ходили по улицам. И я не осмелилась выйти замуж за Андреаса Скаураса, в которого была влюблена, потому что смутно помнила о чем-то позорном в моем прошлом.

– И теперь память полностью вернулась к тебе, бабушка?

– Да, хвала Аллаху! Я могу описать тебе внешность моей матери. Я могу описать и внешность моего жениха, прекрасного Абдуллы, – он являлся мне в моих снах, но я не знала, что он такой. И в моих ушах звенит голос моей матери. Я помню, как она сказала:

– Не забывай, дочь моего сердца, что ты – из рода Шарифов, потомков Пророка.

– И вы теперь разыщете свою настоящую семью, умма? Своих братьев и сестер?

Старая женщина покачала головой:

– Нет! Настоящая моя семья – здесь. Джесмайн улыбнулась:

– Ну, а теперь я хочу увидеться с отцом.

Когда они приехали на улицу Райских Дев, Джесмайн минуту помедлила, прежде чем выйти из такси, – ей надо было собраться с духом. Если отец серьезно болен, то, значит, вся семья собралась на улице Райских Дев. Она увидит и знакомые лица, и новые, но все они ей не чужие все они – Рашиды.

Когда она подошла к двери и ступила через порог, она чувствовала, будто переступает через порог времени в прошлое, где все осталось неизменным: прекрасный сад, кружевная медная беседка и массивные входные двери с великолепной резьбой. В передней она увидела Нефиссу, которая, неодобрительно поджав губы, рассматривала блюдо с едой – слуга стоял рядом, чтобы отнести завтрак наверх. Она бросила взгляд на Джесмайн, рассеянно улыбнулась и снова стал разглядывать тушеную баранину на блюде. Вдруг она встрепенулась, снова взглянула на Джесмайн и воскликнула:

– Аль хамду лиллах! Что это, я вижу привидение?

– Здравствуй, тетя! – сказала Джесмайн. Сердце ее забилось учащенно – она видела перед собой женщину, которая обрекла ее на изгнание, лишила сына… которая, как смутно догадывалась Джесмайн, была причиной трагедии в клубе «Золотая клетка».

– Ясмина! – вскричала Нефисса и привлекла к себе молодую женщину. – Хвала Богу, он вернул тебя нам! – Ясмина почувствовала, что у нее сжимается сердце в объятиях предавшей ее женщины, но увидела в глазах Нефиссы мольбу и смягчилась. – Прости меня! – прошептала Нефисса. Ее жалкий взгляд напомнил Джесмайн взгляд Грега в ночь, когда у нее случился выкидыш. Он тоже был виноват перед Джесмайн, но лучше прощать тех, кто причинил нам боль, чем таить злобу. И Джесмайн ответила:

– Мир и благословение Божье вам, тетя!

– Аль хамду лиллах! – задыхаясь от слез, прошептала Нефисса и, взяв Джесмайн за руку, увлекла ее по лестнице, радостно вскрикивая: – Йа, Алла! Йа, Алла!

Навстречу им сбегались все домочадцы, и через минуту Джесмайн потонула в море улыбок, слез и радостных возгласов. Она видела знакомые и незнакомые лица, к ней протягивали руки, обнимали, гладили по лицу, убеждаясь, что это действительно она.

Джесмайн увидела Тахью, они крепко обнялись.

– Хвала Богу, который снова привел тебя в родной дом, – сказала Тахья.

– Это умма привела меня снова в наш дом, – со слезами на глазах пошутила Джесмайн, подумав про себя: «О Захарии я расскажу ей потом…»

– Как отец? – спросила Джесмайн. Тахья покачала головой:

– Он отказывается от еды и питья, даже не говорит ни с кем… Его депрессия развивалась со дня взрыва в клубе, – ты ведь знаешь, что там произошло?

Джесмайн кивнула. Она знала, что при взрыве мины погиб ее сын, два музыканта и слуга. Омар умер от ран. Ребенок Атии, беременной на последнем месяце, родился мертвым.

– На этот раз совсем плохо, – продолжала Тахья. – Раньше он через несколько дней выходил из депрессии. Но сейчас хуже – он не ест уже две недели. По-моему, он хочет умереть, да не допустит этого Бог.

Джесмайн вошла в спальню отца и удивилась, какой знакомой, нисколько не изменившейся оказалась эта комната, куда она вбегала маленькой девочкой. У постели отца сидели мужчины, которые уставились на Джесмайн с недоумением, а потом быстро вышли, закрыв за собой дверь. Джесмайн поняла, что это были родные, ее дяди и двоюродные братья – некоторые лица она узнала. Джесмайн осталась наедине с отцом, села у кровати и положила ладонь на его руку.

Отец так постарел, что показался ей старше, чем Амира, его мать. Голова тяжело вдавилась в подушки, лицо было восковое, глаза прикрыты бледными, морщинистыми веками. Джесмайн почувствовала, что гнев и обида в ее душе растаяли как легкое облачко, – невозможно было испытывать такие чувства к старику, сломленному жизнью. То, что случилось между ними в прошлом, было предсказано в Книге Судеб. Прошлое ушло, а ради будущего надо было вдохнуть жизнь в этого страдающего человека.

– Папа, – окликнула она тихо.

Глаза открылись; сначала он смотрел в потолок, потом перевел взгляд на Джесмайн.

– Бисмиллах! Я вижу сон? Или я умер? Это Элис?

– Нет, папа. Я Джесмайн! Ясмина, – поправилась она.

– Ясмина! Неужели? Ты вернулась ко мне, дочь моего сердца?!

– Я вернулась, папа. Но родные жалуются, что ты не ешь, не пьешь и довел себя до болезни.

– На мне проклятье, Ясмина. Бог меня покинул.

– При всем уважении и почтении к тебе, отец, это глупости. У тебя прекрасный дом, любящая семья – Бог не посылает таких даров недостойному.

– Я довел до самоубийства Элис, – не могу простить себе этого.

– Моя мать была больна. Наследственная меланхолия неизлечима.

– Я бесполезное создание, Ясмина.

– Ну и что толку лежать и плакаться? Бог изменяет судьбу тех, кто сам себе изменяет. И вовсе ты не бесполезное создание!

– Ты дерзкая и непочтительная девчонка! – нежно сказал он, и слезы блеснули в его глазах. – Ты вернулась, Ясмина, – повторял он, лаская ее лицо дрожащей рукой. – Ты теперь доктор?

– Да, и даже неплохой.

– Это хорошо, Ясмина. – Выражение лица Ибрахима стало живее, он не отрывал взгляда от Джесмайн. – А я лежу и вспоминаю прошлое. Знаешь, после смерти матери Камилии Захра нашла меня пьяного в машине – она дала мне воды, а я подарил ей свой белый шарф. А потом она отдала мне своего ребенка. – Он посмотрел на дочь. – Это был Захария.

– Я знаю, папа, мне сказала умма.

– Ясмина, а ты помнишь короля Фарука?

– Помню, он был такой громадный.

– Тогда был век невинности, Ясмина. А может быть, и нет… Я в те времена был совсем плохим врачом… А знаешь, когда я захотел стать хорошим врачом? Когда ты стала помогать мне в клинике. Я хотел, чтобы, ты гордилась мной.

– Ты стал хорошим врачом и хорошо учил меня…

– Знаешь, я всю жизнь стремился ублаготворить своего отца, выполнить его желания. И вряд ли мне это удалось. Я не выполнил после его смерти своего обещания– дать ему внука. Скоро и я буду в раю. Как-то он меня встретит?

– Как отец всегда встречает сына – с любящим сердцем. Папа, примирись с Богом! Не считай себя проклятым!

– Я боюсь… Мне стыдно говорить тебе такое… Я боюсь, что Бог не простит меня.

Она улыбнулась и погладила седые волосы отца.

– Все записано в Книге Судеб. До нашего рождения предопределено все, что с нами случится. Аллах прощающ и милосерден. Проси его смиренно, и он дарует мир твоей душе.