Улица отчаяния - Страница 8

Парень просек и кивнул.

– Так оно и было, – ухмыльнулся я с не совсем понятным торжеством, театрально, а вернее, по-идиотски взмахнул рукой, а затем полез в карман за сигаретами.

– А ты меня помнишь? – спросила она. Я покачал головой и протянул им пачку; девушка взяла, а он не стал. – Кристина Брайс. Я была на класс старше.

– О-о, – протянул я, – ну да, конечно. Да, Кристина. А-а, ну да, понятно, Кристина. Ну да. Да. Ну и как ты, значит, м-м-м… как дела?

В действительности я напрочь ее не помнил и теперь отчаянно перетряхивал свои мозги в поисках хоть малейшего воспоминания об этом белокуром ангеле.

– Все путем, – улыбнулась Кристина. – А это Дейв Балфур, – добавила она, продолжая поглаживать талию белокурого красавца.

Мы кивнули друг другу:

– Привет.

– Хэлло.

После секундной паузы Кристина Брайс снова повернулась ко мне:

– Ну и что ты думаешь?

– О к-команде? К-концерте? – Она молча кивнула. – Э-э… з-д-дорово… д-да, з-д-дорово.

– Так…

– Н-но вам н-не хватает своего, оригинального м-материала, а номера из второй п-половины н-недостаточно п-проработаны, и у в-вас м-м-маловато слаженности, и м-можно б-бы поактивнее исп-п-п… пользовать орган, и б-б-барабанам сильно н-недостает д-дисциплины… н-ну и, конечно же, т-такое н-название это п-просто… м-м-м…

Судя по их лицам, моя речь была воспринята, мягко говоря, без восторга. Я сунул нос в пластиковую пинтовую кружку, якобы утоляя внезапно вспыхнувшую жажду, и был вознагражден глотком теплого, совершенно выдохшегося лагера.

Боженька ты мой милосердный, да чего же это я тут такого намолол? Оно же выглядело, словно меня воротит от всего, что они делают. О чем думала моя голова? Нужно было обхаживать этих ребят, стараться сблизиться, а не лягать их в зубы. Ну, только посмотреть, вот они – клево прикинутые ребятки из среднего класса сколотили команду, оттягиваются во весь рост, выдают лучшую в городе музыку и, вполне возможно, настроены на куда большее будущее, если, конечно же, их вообще интересует музыкальная карьера, привыкшие, это уж точно, к похвалам, аплодисментам и общению в своем блестящем кругу, и вдруг какой-то нескладный, нелепый, еле языком ворочающий псих так вот прямо заявляет, что у них все плохо и все не так.

Ну как вот я выглядел в их глазах? Я был шести футов шести дюймов роста, но страшно сутулый, голова почти пряталась между плечами (Патагонский гриф или попросту Гриф, у меня и такое было прозвище; их было много, десятки, но прилипло Уэйрд – самое, пожалуй, верное). Глаза навыкате, огромный, крюковидный нос, длинные, тонкие, перманентно слипшиеся от своего природного жира волосы. У меня были длинные грабки и огромные, разновеликие ступни, одна одиннадцатого размера, другая двенадцатого. У меня были громадные, впору какому-нибудь душителю, кисти с толстыми, неуклюжими пальцами, которые не позволяли мне толком освоить гитару при всем желании и всех стараниях, в итоге я был просто вынужден взяться за басовую, у нее хоть струны малость пореже.

Я чудище, мутант, долговязая горилла, от меня дети шарахаются. Правду говоря, меня боятся даже некоторые взрослые, а остальные попросту хохочут или брезгливо отводят глаза. Я рос странновато выглядящим ребенком и вырос в страхолюдного юнца, и ладно бы еще, будь моя уродливость скромной, тактичной, но ведь я был страхолюден нагло, вызывающе. Ну какая, спрашивается, радость этим очаровательным, великолепно гармонирующим друг с другом, приличным людям смотреть на этакое пугало? Мне было неловко даже просто находиться в одном с ними помещении. А уж что я там наговорил, так вообще…

Дейв взглянул на меня как на нечто среднее между дождевым червем и амебой, а затем не то чтобы хохотнул, скорее негромко фыркнул:

– А в остальном, как говорится, ничего, жить можно?

– Э-э-э… да, – заторопился я. – Блестяще. Я… я… я думаю, вы м-можете достичь… ну, понимаете… – Я хотел сказать «достичь самых вершин», но это звучало бы предельно глупо. – Вы м-можете делать все, что вам… ну вот, значит… – Я с ужасом осознал, что моя способность выражаться членораздельно находится в данный момент не на высшем уровне. А мой высший – это то, что для среднего олуха – низший, а то и хуже. – Да х-х-х… – начал я, но вовремя остановился, решив, что ругаться не стоит. – Слушайте, я б-бы х-хотел как-нибудь вам п-поставить и поговорить по д-делу.

– Дело? – с сомнением переспросил Дейв Балфур.

– Да. У меня, пожалуй, есть нужные вам песни.

– Вот так прямо и есть?

Судя по лицу Дейва, он решал непростой вопрос: то ли повернуться и уйти, то ли сперва шарахнуть меня по черепу микрофонной стойкой. Я кивнул и затянулся с такой силой, словно в сигарете был не табак, а наркотик, восстанавливающий уверенность в себе. Кристина Брайс смотрела на меня с доброй, понимающей улыбкой.

– С-с-серьезно, – сказал я. – Д-дайте мне т-только п-поговорить с вами. У меня и мелодии, и слова, все вместе. Нужно т-только, чтобы к-кто-нибудь посмотрел. Вам они п-понравятся, вот честно. Они как прямо для вас.

– Ну, в общем, – начал Дейв, но тут уборщик окончательно не выдержал и начал ругаться.

Работяги уже открыли дверь в ночь, дождь и холодный, пронизывающий ветер и вытаскивали аппаратуру наружу. Я подхватил один конец колонки и помог спустить ее по ступенькам, на Хантер-стрит, где стоял в ожидании микроавтобус «транзит». Моя всегдашняя косорукость куда-то на время отвлеклась, и мы дотащили колонку, ни разу ее не грохнув. Дейв Балфур укладывал футляр с гитарой в багажник старого «хиллман-хантера», припаркованного сразу за «транзитом»; Кристина уже сидела в машине. Я подошел к Балфуру, еще больше ссутулившись из-за дождя и ветра.

– У тебя действительно есть материал? – спросил он, поднимая воротник мягчайшей кожаной куртки.

– Точно, – кивнул я. – Без балды.

– Верю. Вот только насколько он хорош?

Пару секунд я сосредоточивался, чтобы произнести фразу не экая и не мекая, а затем сказал:

– Он настолько хорош, что даже лучше вашей команды, какая она есть и какой б-б-будет.

Вот же мать твою! Всю дистанцию прошел, а на финише споткнулся! Этот ответ был у меня наготове уже целых два года, не хватало малого: чтобы кто-нибудь задал мне соответствующий вопрос. Произнесенная фраза не звучала и вполовину так весомо, интригующе и амбициозно, как в моих ночных фантазиях, но это ладно, главное – она была произнесена.

Дейв Балфур секунду попереваривал услышанное, а затем расхохотался.

– Лады. Тогда ты нам ставишь, как обещал.

– Когда?

– Да хоть завтра. Если хочешь – заходи к нам вечером на репетицию, а потом сходим куда-нибудь, примем по порции. О’кей?

– Хорошо. А какой адрес?

– Сент-Ниниан-террас, сто семнадцать. Мы будем в гараже. Часов в восемь.

– Хорошо, – сказал я. – До скорого.

Он забрался в машину, и тут же рабочие захлопнули дверцу «транзита»; через ветровое стекло смутно проглядывали бледные пятна их лиц.

Я побрел под гору, по Хантер-стрит, чтобы зайти в чипсовую купить, что просила мама, а потом идти к ней. Мимо прокатился, астматически перхая, «транзит», следовавший за ним «хиллман» притормозил, из левого окошка высунулась голова Кристины:

– Подбросить?

– В Фергюсли-парк? – рассмеялся я и покачал головой. – Ваши покрышки не выйдут из такого испытания живыми.

Кристина втянула голову и начала переговариваться с Дейвом, у меня было впечатление, что все это не его идея.

– Мы высадим тебя где-нибудь рядом.

– Ну-у… – протянул я. – Т-только мне нужно сперва купить, это, «фиш-энд-чипз»[10], вам будет н-не…

– Ладно, залезай. – Она распахнула заднюю дверцу. – Я тоже запасусь картошкой.

Мы свернули на Гилмур-стрит и остановились у чипсовой лавки; Кристина дала мне деньги, и я сбегал за картошкой. Мы ехали, почти не разговаривая, под конец они высадили меня на Кинг-стрит.

И только один раз Дейв Балфур оживился, на Олд-Снеддон-стрит, когда мы стояли у светофора и рядом с нами втиснулась какая-то машина. Дейв оглянулся, толкнул Кристину локтем, сунул руку в загашник на двери и вытащил что-то такое маленькое, черное; раздался негромкий щелчок. Дейв озабоченно взглянул на эту черную штуку, затем на светофор, и так несколько раз. Я то ли слышал, то ли нет высокий, на грани человеческого восприятия писк. Кристина покачала головой и отвернулась. Когда на загадочном устройстве вспыхнул маленький оранжевый огонек, Дейв прижал его к боковому окошку и тут же нажал на клаксон. Водитель соседней машины резко обернулся. Балфур приветственно помахал свободной рукой, а затем окутался ослепительной вспышкой света. Я сидел, пытаясь проморгать плывущие в глазах круги и сообразить, что же это было, а Балфур с хохотом газанул вперед, под переключившийся светофор.