Ульфхеднар (СИ) - Страница 26

Обнимать Кая обеими руками Сэхунну было ещё слаще и жарче, чем допредь. И отпускать не хотелось. От сладости, жара и жжения под кожей все мысли до одной испарились. Все потерялись в торопливом шёпоте и бесконечных «мой».

Кай носом тёрся о шею Сэхунна, отогревал дыханием частым, на миг губами касался, чтобы отпрянуть тут же. Будто покусать хотел, но не позволял себе.

— Сэхунн… — хрипло-мучительное, оборвавшееся выдохом в шею. Языком влажным по кадыку, зубами. Кай легонько покусал кадык, опять языком провёл. Вылизал ямочку меж ключицами, с глухим ворчанием сомкнул зубы у основания шеи, прихватив тонкую кожу, — почти прокусил и снова зарычал тихонько.

— Кусай, — непослушным, пропадающим голосом дозволил Сэхунн. Ему страшно не было — кровь под кожей горела так, что боль терялась в этом жаре бесследно. Сэхунн её уже попросту не чуял. Совсем. Он пылал весь с головы до пят, его жгло раскалённой кровью в жилах и волчьим ядом. Десница слушалась всё лучше, а тело плавилось под Каем и в руках Кая. Без касаний Кая Сэхунну криком кричать хотелось. Эти широкие и шершавые ладони… Сэхунн хотел чуять их на себе каждый миг и чтоб целую вечность вот так.

— Чёрный Волк… Ты отрёкся…

— Я же клялся, что навсегда. Ты мой. — Кай лизнул ранки от зубов на шее Сэхунна. — Мой язык солгал — так было нужно. Но разве мои глаза тебе лгали? Разве хоть раз я сворачивал с пути к цели?

Сэхунн забыл, как дышать, встретив взгляд Кая. Упивался ненасытно счастьем и радостью, что сияли в каждой искорке.

— Будешь снова моим? — шёпотом и поцелуями на ухо. До прерывистых неудержимых смешков. Смеялся Сэхунн и не мог остановиться. Полный недоумения и лёгкой обиды взгляд Кая только пуще прежнего Сэхунна смешил — слова не давал сказать.

Сэхунн ухахатывался, а Кай сердито отстранялся — сидел после и смотрел исподлобья, как Сэхунн катался на шкуре, цеплялся пальцами за мех, смахивал ладонями проступившие от смеха слёзы.

— Искусал… зацеловал… сапоги испортил… твердил всё, что твой… а теперь спрашиваешь? — Сэхунн вжался в мех лицом, пытаясь смех заглушить.

— Лучше сделать сперва, а потом уж спрашивать или извиняться, — мрачно проворчал Кай и ловко ухватил Сэхунна за лодыжку, неспешно потянул к себе, чтобы прижиматься к лодыжке щекой, тереться скулой о голень и колено, а после — губами по коже. Прикрыв глаза и раскинув руки, Сэхунн млел, покуда Кай поцелуями клеймил ему ногу, оставлял пылающие следы на внутренней стороне бедра и неумолимо подбирался к паху. Прикусив кончик языка, Сэхунн дрожал — Кай в поцелуях теперь измерял живот.

Бежать или отстраняться Сэхунн не хотел совсем. Просто верил, что Каю можно всё, ведь Кай точно знал, что и как с Сэхунном делать. Волки — они такие, им ведомо если не всё, то почти всё, для них не существует потока времени. И если Сэхунн видел в самом деле то, что уже было, значит, со своим волком Кай давным-давно уговорился.

— Волк… — выдохнул Сэхунн, вздрагивая от лёгкой щекотки — косицы Кая щекотали ему грудь, лишний раз напоминая, каким чутким стало тело после волчьих укусов. Влажным языком Кай проходился по коже вокруг соска, прихватывал сам сосок твёрдыми губами, сжимал, тянул, отпускал и снова проводил языком вокруг. Дрожащими пальцами Сэхунн ловил тонкие косицы, перебирал их и прикасался к затылку Кая, умоляя не останавливаться. Срамота, но стыдно Сэхунну не было — было правильно. Словно Сэхунн всегда вбирал в себя бушующий пламень Кая, укрывал в себе, сдерживал ревущий огонь, что мог опалить целый мир, сжечь дотла, разбить в пыль, как тот огромный камень-врата.

Созидающая сила, разрушающая сила и память. Триедины. Страж, Волк и Мать, владеющие ключами из волчьей крови от девяти Врат. Хранитель созидающий, Воин разрушающий и Знание, что держит их вместе. Теперь Сэхунн знал, как оживить ключ и снова сделать его мёртвым, как отпереть и запереть Врата. Последние Врата. И теперь Сэхунн в самом деле знал дорогу к Вратам — волчий яд влил в него знание и не убил, потому что Кай не отрекался сердцем. Никогда не отрекался сердцем. Ведь Волк выбирает только раз и всегда возвращается, покуда выбранный им Страж не отречётся от Волка сам. Теперь Сэхунн уразумел слова Матери.

Было или не было — это ничего не значило, потому что Волк выбрал, и Сэхунн выбрал тоже. Всегда выбирал Волка, и именно сей выбор направлял руку Сэхунна на правиле и разворачивал нос «Ворона» к Янтарному берегу, чтобы бежать в волчий край и спасать своего ульфхеднара. Разрушение без созидания убивало себя само.

Сэхунн чуял правую руку и сжимал пальцы, тянул за косицы, чтобы Кай скользил губами по шее, слизывал капельки крови, залечивал кончиком языка ранки от зубов, грел дыханием подбородок и соединял свои губы с губами Сэхунна. Чтобы Кай нежно-неистовыми поцелуями будил в крови памятную барабанную дробь, завораживающую и бросающую тело в пламя.

Сэхунн обнимал за шею сильную, оглаживал пальцами мышцы твёрдые и в губы жаркие шептал:

— Хочу.

В дрожащем мареве, что давали свечи, резкие черты перед глазами плыли, зато удавалось разглядеть каждую ресницу тёмную и волчьи — зелёные — отблески под полуопущенными веками. А после Сэхунн не смотрел, нежась в новом поцелуе. Жил касаниями и близостью двух тел, сжимал ногами бёдра узкие, покуда Кай притирался к нему и дразнил жаром своим. И вот теперь Сэхунн не смущался из-за возбуждения, что как волной накрывало и утягивало на глубину.

Шершавые ладони на боках заставляли Сэхунна выгибаться, сохранять близость и желать полного единства с Каем. Кай был везде, он один — и везде разом, но Сэхунну не хватало. Сэхунн хотел больше, как будто Кай мог влить в него ещё больше знаний и больше мощи, сделать сильнее.

Сэхунн зажмурился и запрокинул голову — по шее разливалось тепло от ладони Кая, переползало на затылок. Кай поддерживал его и целовал открытое горло так, как Сэхунна никто и никогда не целовал. Кончиками пальцев правой руки вместе с тем Кай водил и гладил по бедру и между ног — так медленно и так правильно, так мучительно-жгуче и так пьяняще-сладко. Сэхунн, когда мог, втягивал в себя со вдохами воздух пряный, пахнущий лесом одуряюще, хищником и немного воском тёплым.

Кай по-волчьи заскулил ему в шею, носом уткнувшись и пальцем коснувшись уже внутри. Сэхунн невольно напряг мышцы на ногах в попытке свести их, сжать бёдрами ладонь Кая, но не вышло ничего, зато пальцем Кай скользнул глубже, погладил так, что у Сэхунна цветные пятна поплыли под сомкнутыми веками. Нахлынула радость беспричинная и схлынула тут же, и захотелось пуще прежнего так ещё. Ещё и ещё.

В шею тихо рычал Кай. Сэхунн чуял, как дрожит от нетерпения его ладонь, покуда он неспешно гладил пальцем внутри и сдерживал себя.

— Хочу, — на долгом выдохе повторил Сэхунн, сам не разумея, чего же он хочет. Жмурился от новых поцелуев жадных, частых, пламенных и порывался к Каю ещё ближе, чтобы хоть пальцы чуять сильнее, ловить цветные пятна под веками и слышать дыхание тяжёлое, сбитое.

Потом Кай стремительно отпрянул, и Сэхунн глаза раскрыл. Глядел на стоящего на коленях Кая, глядел, как Кай бережно ладонями оглаживал грудь его, живот, бёдра, как ноги подхватывал и разводил перед собой, раскрывал и облизывал полные губы. Взором Сэхунн мимо воли скользил по сухощавому телу, чтобы после увидеть в мягком неверном свете блеск влажный на округлом кончике затвердевшего от возбуждения ствола. У Сэхунна твёрдость и тяжесть не меньшая давили на низ живота, кожу пачкало густыми каплями. Кай ещё и ладонью широкой накрыл, прижал крепче, обласкал пальцами, сорвав с губ Сэхунна хриплый и полный муки стон.

Кай повёл обеими руками, подхватил под бёдра, придвинул Сэхунна к себе и накрыл ладонями ягодицы, смял. Наклонившись, мазнул губами по сведённым мышцам на животе, выпрямился и провёл пальцами меж ягодиц, ощупал края податливые. Сэхунну там было так горячо, что хоть волком вой. Жжение в крови после укусов волчьих не прошло, а вот там — в паху и меж ягодиц — горело так, что любое касание казалось благословенным до постыдных стонов, когда Кай пальцами трогал и раздвигал мышцы, внутрь пробираясь.